Чертова принцесса (СИ) - Шепельский Евгений Александрович - Страница 6

– Ой, благодарю-спасибо! Ой, радость-радость! Ой, моя хотеть танец в вашу честь!

– Только без танцев, Сундаго!.. И без песен.

Уреш! Нам удалось проскользнуть! А уж как я опасался длительных расспросов! Да принц и его свита нами даже не заинтересовались! Хо-хо, значит, зряшным оказался Франногов маскарад!

– А старика – немедленно в лазарет! – Нахлобучив шляпу, Стерамон переплел пальцы рук и с хрустом их выгнул. – Я сам его осмотрю. Лейтенант Тиджо, не сочтите за труд передать лекарям мой приказ: пускай прокипятят клещи!

Вопль старого кудесника был слышен, наверное, и на Меркхаре. Несчастного схватили под микитки и куда-то поволокли. Мне оставалось уповать на то, что сердце старого мудреца выдержит, и кваэр меня не прихлопнет. Ох, ребята, и страшно же мне стало!

На этом концерт окончился, и толпа начала расходиться. Я увидел, как дернулась рыжая макушка, и внезапная догадка меня осенила. Затем, когда низкорослая и шорокобедрая босоногая фигура начала удаляться, не удостоив меня лицезреть ее лик, я понял.

Вандора на «Божьей благодати»! В форме обычного матроса. Убравшая пышные рыжие волосы в «пирожок» на макушке.

Узнала ли она меня? О Господи, ну разумеется, да!

*Требую «Оскара» за лучший дуэт жуликов, безусловно.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ (осмотрительная) Я играю в опасную игру*

– Мы идем к Великому Водовороту, – заявил я, когда отзвонили на обед второй вахте. – Не спрашивайте, зачем, ведать не ведаю, знать не знаю. Уж про него-то вы слыхали наверняка! Великий Водоворот, или Мордоворот, как говорят моряки, но обычно они называют его «крутень». Его хляби низвергаются в подземную полость, где располагается республика Менд. Никогда там не бывал – да и, признаться, не очень стремлюсь побывать.

Старик фыркнул.

«Мне все это известно! – сказали его глаза. – И про крутень, и про Менд, и про то, что ты, сявка, записной сцыкливый трус!»

– Что-то поменялось, Франног, – сказал я. – Откуда-то Стерамон узнал, что «Выстрел» пропал, и плыть ему навстречу больше не нужно. Наверное, это те копотные дымы, что мы видели вчера на горизонте… Хитроумный способ общения. Я бы назвал его дымовой телеграммой. Но откуда о судьбе «Выстрела» проведали в императорском флоте?

Я сходил к раздатчикам еды и получил порции на себя и Франнога («Ой, благодарю-спасибо! Ой, какая радость! Няма-няма». – И шепотом: «Тьфу, ну и дрянь!»).

– Манная каша. Нет, вы подумайте! – унылое восклицание мое было тихим, чтобы расслышать его мог только Франног, примостившийся рядом у зачехленной катапульты. – Свежее молочко! Не представляю, откуда они берут свежее молоко на корабле посреди моря – разве что доят морских коров. Сказочно!

Жестяная миска с сероватой кашей ткнулась под нос аскета. И тут же исчезла, когда осужденный на молчание старик замахнулся на меня деревянной ложкой.

Я отдернулся. Окунул палец в миску и сунул в рот, брезгливо кривя губы. После перенесенных тягот моей организм требовал много питательной и – желательно – вкусной пищи. Но на флагмане были свои понятия о матросском рационе. Жидкие супчики, всякие каши, много тушеных и отварных овощей, печеный картофель. Мясо давали раз в день, на обед, и только в отварном виде. Запивать еду приходилось чаем, компотом или же кофе. Что до крепких напитков, то на военных кораблях Тендала, к моему невыразимому разочарованию, свирепствовал сухой закон.

Скребнув по краю миски, я отправил кашу в рот и сказал, будто ругательство выплюнул:

– Сладкая молочная. От одного вкуса хочется на рею забраться и на петельке удавиться. Слыхал краем уха, у кашеваров это называется новомодным словечком «диэта». Это они нарочно придумали, чтобы пытать матросов. Особая кормежка, от которой мы должны бегать шустрей; дескать, на берегу все равно жрем что попало и надираемся до поросячьего визга. – Я мечтательно зажмурился: выпить я хотел давно, и отнюдь не воды. – У половины команды от такой диэты наверняка животики крутит. А эти зверюги-повара словно насмехаются: разрешают подходить за добавкой. Я всего три дня на корабле, а уже хочу их зарезать! Рубайте быстрей, скоро подадут кофе... Злыдни!

Глава 3

ГЛАВА ТРЕТЬЯ (осмотрительная) Я играю в опасную игру*

— Мы идем к Великому Водовороту, – заявил я, когда отзвонили на обед второй вахте. – Не спрашивайте, зачем, ведать не ведаю, знать не знаю. Уж про него-то вы слыхали наверняка! Великий Водоворот, или Мордоворот, как говорят моряки, но обычно они называют его «крутень». Его хляби низвергаются в подземную полость, где располагается республика Менд. Никогда там не бывал – да и, признаться, не очень стремлюсь побывать.

Старик фыркнул.

«Мне все это известно! – сказали его глаза. – И про крутень, и про Менд, и про то, что ты, сявка, записной сцыкливый трус!»

— Что-то поменялось, Франног, — сказал я. — Откуда-то Стерамон узнал, что «Выстрел» пропал, и плыть ему навстречу больше не нужно. Наверное, это те копотные дымы, что мы видели вчера на горизонте… Хитроумный способ общения. Я бы назвал его дымовой телеграммой. Но откуда о судьбе «Выстрела» проведали в императорском флоте?

Я сходил к раздатчикам еды и получил порции на себя и Франнога («Ой, благодарю-спасибо! Ой, какая радость! Няма-няма». – И шепотом: «Тьфу, ну и дрянь!»).

— Манная каша. Нет, вы подумайте! – унылое восклицание мое было тихим, чтобы расслышать его мог только Франног, примостившийся рядом у зачехленной катапульты. — Свежее молочко! Не представляю, откуда они берут свежее молоко на корабле посреди моря — разве что доят морских коров. Сказочно!

Жестяная миска с сероватой кашей ткнулась под нос аскета. И тут же исчезла, когда осужденный на молчание старик замахнулся на меня деревянной ложкой.

Я отдернулся. Окунул палец в миску и сунул в рот, брезгливо кривя губы. После перенесенных тягот моей организм требовал много питательной и – желательно — вкусной пищи. Но на флагмане были свои понятия о матросском рационе. Жидкие супчики, всякие каши, много тушеных и отварных овощей, печеный картофель. Мясо давали раз в день, на обед, и только в отварном виде. Запивать еду приходилось чаем, компотом или же кофе. Что до крепких напитков, то на военных кораблях Тендала, к моему невыразимому разочарованию, свирепствовал сухой закон.

Скребнув по краю миски, я отправил кашу в рот и сказал, будто ругательство выплюнул:

– Сладкая молочная. От одного вкуса хочется на рею забраться и на петельке удавиться. Слыхал краем уха, у кашеваров это называется новомодным словечком «диэта». Это они нарочно придумали, чтобы пытать матросов. Особая кормежка, от которой мы должны бегать шустрей; дескать, на берегу все равно жрем что попало и надираемся до поросячьего визга. — Я мечтательно зажмурился: выпить я хотел давно, и отнюдь не воды. -- У половины команды от такой диэты наверняка животики крутит. А эти зверюги-повара словно насмехаются: разрешают подходить за добавкой. Я всего три дня на корабле, а уже хочу их зарезать! Рубайте быстрей, скоро подадут кофе... Злыдни!

Я энергично ковырнул свою порцию, будто надеялся отыскать на дне миски бифштекс или котлетку. Да, три дня на корабле, совершенно зря прикинувшись полудурком… Во-первых, Вандора меня мгновенно узнала, во-вторых, принца-то на «Божьей благодати» нет пятые сутки! В общем, мое проклятие выступило в полный рост, и неудачи продолжали набирать обороты, вдобавок приходилось спать, надвинув на физиономию матросскую шапочку – чтобы скрыть, что во сне мое лицо совсем не искажено.

Все трое суток на корабле мне снился повторяющийся кошмар. Я падал куда-то сквозь черные рваные облака, летел с такой скоростью, что закладывало уши, пытался прорвать облачный покров. Под ним, я видел это по отблескам, пульсировало багровое сияние. И я летел к нему под странные звуки, похожие на гудение великанского роя пчел, но никак не мог долететь: на моменте, как я прорывал облака – меня выбрасывало из сна, и я подскакивал на койке, задыхаясь.