Мнемозина (СИ) - Ланской Георгий Александрович - Страница 35

— Он назвал его имя? — торопливо спросил я. Алиса скривилась.

— Нет, конечно, хотя я спросила. А когда он поднялся к ней, они та корали, я всех слов не разобрала, потому что они ушли вглубь квартиры. Слышала только, как она кричала, что он по сравнении с ним — как щенок. А потом… Потом Глеб вышел, сказал, что с Ксюхой все кончено, он больше не будет с ней, потому что знает, с кем она спала, обозвал конченой. Я хотела его увезти домой, но он почти вырубился.

— Что произошло потом?

Алиса передернула плечами.

— Потом у него телефон зазвонил. Это была его мать. Я ответила, сказала, что он пьяный, и что он в доме Ксении. Ну и… Наталья и приехала, вместе с Ксюхиной горничной. Я и не знала, что у них в этом же доме квартира есть. Мы Глеба туда затащили, и остались на ночь. А утром эта… Леля нас вывезла на своей машине, и еще велела головы не поднимать, чтобы камеры нас не засекли. Я ее спросила, почему, она и ответила, что Ксения покончила с собой, не надо, чтобы знали, что мы были в доме.

— Вы все ночевали в квартире? — спросил я.

— Да. Там здоровая такая квартира, больше Ксюхиной, вся моя хата в их гардеробной поместится. Мы с Глебом в гостевой спальне легли, его мать по соседству, а Леля… Не знаю, где-то тоже приткнулась.

— И никто из квартиры не выходил?

Алиса пожала плечами.

— Ну… Мне показалось, что дверь открывалась. Но я могла и перепутать, может, это была дверь в гостиную. Мы, во всяком случае, из комнаты не выходили.

— Вы так старательно защищаете Глеба, что поневоле думаешь об его вине, — покачал я головой. Алиса вспыхнула, чем только подтвердила мою догадку.

— Если вы думаете, что он ее убил за измену, то сильно ошибаетесь. Я бы на вашем месте проверила всех, кто живет в доме, там бедняков-то нет, и трахаться удобно, никто не поймает. Знаете, что последнее я услышала? «Он у меня еще попляшет!»

— Может, она Глебу угрожала? — предположил я. Алиса нервно рассмеялась.

— Тогда почему она крикнула не «ты», а «он»? Глеб в квартире был вместе с ней. Нет, это не Глебу было адресовано. Если она начала угрожать, значит ее допекли, и тогда она бы предпочла отомстить.

— Кому? — спросил я. Алиса развела руками.

— Если бы я знала, — мрачно ответила она.

23

Я собирался встретиться с Лелей и прижать ее к стенке. Вопросов к этой некрасивой, суровой женщине у меня накопилось довольно много, а учитывая ее шаткое положение, не думаю, что она бы стала молчать. Мне было бы тяжело доказать шантаж, но Рокотова бы наверняка заинтересовало, за что горничная получала от Ксении такие деньги.

Подумав о Рокотове, я помрачнел. Миллионер довольствовался скупыми отчетами и редкими звонками, никак не прореагировав на мою беседу с Ларой. У меня накопились вопросы и к нему, но наниматель оставался неуловимым. Мотаясь между Москвой и Европой, Рокотов словно забыл о своем поручении, хотя счета оплачивал с завидной регулярностью. Прорвавшись к нему поздно вечером по телефону, я кратко изложил положение дел, рассказав, что в доме Ксении было очень много народу и мне необходимо побеседовать с каждым, для того, чтобы предоставить полную информацию.

— Хорошо, действуйте, — сухо сказал Рокотов и добавил после недолгой паузы. — Я вам доверяю.

— Один вопрос, — вмешался я, пока он не бросил трубку. — Зачем вы ездили к бывшей жене?

Рокотов помолчал, а затем добавил с горечью.

— Нет ничего странного, что новости о смерти дочери сообщает отец.

— Полиция не известила Светлану? — удивился я.

— Полиция известила меня. А мне было не до того, чтобы сообщать Светлане, — веско ответил Рокотов. — Она два дня пила, была совершенно невменяемой, даже не поняла, что дочь погибла. Потом я нашел в себе силы и приехал, поговорил. Пустая трата времени, как оказалось. С тем же успехом можно было позвонить. Она даже на похороны не явилась.

— Почему?

— Господи, Иван! — разъярился миллионер. — У вас что, нет родственников-алкашей? Или вы мало насмотрелись на них на прежней работе? Она бухала, понимаете? Бухала! Размазывала сопли по морде, радуясь, что есть повод нажраться. Если б у нее канарейка сдохла, она бы вела себя точно так же.

— Простите, — притворно стушевался я. — Последний вопрос: настоящий отец Ксении приезжал на похороны?

— Нет, — коротко ответил Рокотов и повесил трубку.

Я уже был готов выйти из дома, когда телефон вновь зазвонил, и на дисплее высветился совершенно незнакомый номер.

— Иван Андреевич, — зашептал в трубке истеричный голос Игоря Соколова, — умоляю, спасите меня!

— Игорь? — встревожился я. — Вы где? Что случилось? Вы же должны были в Крым улететь?

— Отец меня перехватил, — всхлипнул Игорь. — Я… Я… Даже сделать ничего не мог. Он меня выдернул из дома вместе с какими-то отморозками в белых халатах, упаковал в смирительную рубашку и увез в больницу. Я в психушке, Иван Андреевич, в Подмосковье. Это в Сергиевом Посаде, тут клиника недалеко от храма. Заберите меня отсюда, пока они на уколы не перешли…

— Я приеду через три часа, — ответил я. — Не бузи, не спорь с врачами, веди себя как нормальный, иначе обколят аминазином, будешь как овощ. И не говори никому, что я еду. Это твой номер?

— Нет, — заскулил Игорь. — У меня были деньги, я попросил позвонить одного из медбратьев, но сейчас мне нужно отдать ему сотовый. Мой телефон забрали. Приезжайте скорее! Я боюсь!

Мне показалось, что Лелю берегут какие-то темные силы. Эта женщина все время словно ускользала от моих вопросов, и скрывала куда больше, чем должна. Заметавшись по комнате, я хватал пиджак, портфель, кучу документов, которые тут же просыпал на пол и стал собирать, как попало запихивая в портфель, снова выкладывая, пока не дошел до нужных. Я прихватил судебное решение, подтверждающее, что отец Игоря не имел никакого права вмешиваться в судьбу сына, но в глубине души меня глодал червячок сомнения. Психиатрическая больницы в Сергиевом Посаде была учреждением режимным, и вряд ли адвокату без допуска позволят войти внутрь. Особенно, если там уже побывал Соколов-старший с прессом из пятитысячных купюр. Я подумал, что могу не справиться в одиночку и отправил сообщение Кеше.

Машину я бросил по пути, нырнув в метро. Пробки были такими, что я быстрее добрался бы на электричке, что я и сделал, продравшись сквозь толпу на Ярославском вокзале. Вагон был душным, заполненным почти до отказа дачниками, уезжающим из пыльного смрада столицы, отработавшими смену офисными сотрудниками в строгих костюмах, неуместных в такую дикую жару, целой ротой солдатиков, ехавших в свою воинскую часть в Софрино. Все были потными, неразговорчивыми и сонными от влажной мазутной духоты. Мне не повезло, место досталось с солнечной стороны, рядом притулилась бабка с целым пакетом цветов, требующих посадки, и их колючие стебли все время стегали меня по лицу. По вагонам сновали попрошайки с одной и той же песней: ограбили, заболели, поможите, люди добрые… Следом бегали продавцы с барахлом, втюхивая доверчивым пассажирам ненужные книги и наборы ножей.

После Мытищ и Пушкино толпа поредела. До Сергиева Посада я доехал совершенно мокрым от пота, чувствуя, что разит от моей кожи, как от животного, и потому даже легкий ветерок на платформе Сергиевого Посада показался мне спасение, несмотря на то, что солнце палило нещадно. Я постоял пару минут, задрав голову к небесам, пока меня не отпихнула с пути та самая старуха с букетом. Одарив меня злобным взглядом, карга поплелась к лестнице. Цветы в грязном пакете качались в такт ее движениям. Я вздохнул, нащупал телефон в кармане и вызвал такси.

Приемные часы, разумеется, уже закончились, и потому попасть к главному врачу, имя которого я прочитал на сайте больницы, оказалось сложно. Андрей Андреевич Барсуков больше напоминал на провинциального священника, однако оборону держал крепко. Я нисколько не сомневался, что многоступенчатый подход к святая святых клиники мне обеспечил Соколов-старший. Именно поэтому в приемной, помимо жухлой секретарши с сухим лицом египетской мумии, меня встретил и плечистый медбрат, нелюбезно намекнувший, что мне не рады. Я игнорировал его до тех пор, пока он не совершил главную ошибку своей жизни: взял меня за локоть и попытался вывести из приемной. Без лишний церемоний, я перебросил его через себя и тюкнул носом в пол, заломив руку до болезненного хруста. Медбрат матерно взвыл, секретарша вскрикнула и схватилась за телефон.