Я, Чудо-юдо - Мерцалов Игорь - Страница 60

Баюн не стал спорить. Едва он умостился на мне, вцепившись когтями, я, быстро затянув завязки малахая-невидимки под подбородком, без плеска перекинулся за борт. Лодка качнулась.

– Чудо! – окликнула Настя. – Я должна тебе что-то сказать.

– Извини, не время. Потом, после победы, милости просим на Радугу, а сейчас, очень прошу, не подведи. Лети домой.

– Но ты не знаешь главного!

– Потом, потом…

Я махнул лапой, отталкивая от себя лодку, и поплыл вперед. Для меня сейчас главным было не растерять боевой азарт.

Корабль быстро приближался. Я успел изложить Баюну свой план-скороспелку. Кот не возражал, молча кивал головой, мужественно снося соленые брызги. Метров за сто от «Левиафана» я начал осторожничать, сбавил ход, по временам замирал, пристально рассматривая громаду судна, отслеживая передвижения часовых. Кот и это терпел, хотя я даже через шерсть чувствовал, как нервно ходят туда-сюда его когти.

Похоже, я оказался прав. Спать на корабле никто не собирался, но на ближайший час был объявлен отдых. Часть матросов была занята поздним ужином, кое-кто тайком хлебал ром, но большая часть, не спускаясь в кубрик, дремала на палубе. Что-то рациональное наконец шевельнулось в моей голове, и я начал осознавать, насколько безумна вся затея. Но с другой стороны, раз уж я прав, утром у нас не останется даже призрачных шансов.

Метров за сорок я шепотом спросил у Баюна:

– Хвостатый, ты нырять умеешь?

– В смысле? – опешил кот.

– Ну дыхание под водой задерживать?

– С ума сошел? – ужаснулся хвостатый. – Захлебнусь же. У меня носоглотка иначе устроена…

– А если нос лапами зажмешь? Минуту протянешь? Давай, а я тебя сам подержу. Прыгай. – Я поднял над водой левую лапу.

Баюн перепрыгнул на нее, старательно упрятал нос между передних лап. Я осторожно прижал его к груди и нырнул.

Ночью мы обычно не купались, и ощущение соленой мглы, окутавшей мир, оказалось новым, незнакомым. Ничто не нарушало ее, кроме факельных отблесков, а по ним ориентироваться было трудновато. И все же я управился всего за полминуты, вынырнув под самым бортом галеона. Дал отдышаться яростно встряхивающемуся коту и, водрузив его на прежнее место, отгреб поближе к корме. Там стал осторожно подниматься наверх.

Это было не так-то просто, ведь я старался действовать бесшумно. Я прикладывал лапу к просмоленным стыкам досок, нажимал, медленно вонзая когти, подтягивался, снова вонзал и снова подтягивался. Понадобилось две минуты, чтобы мы с котом оказались у крайнего гребного люка.

Не дожидаясь подсказки, Баюн перебрался ко мне на плечо, чтобы не мелькнуть перед чьим-то взором, а я заглянул внутрь. Вдоль борта тянулась скупо освещенная парой фонарей галерея гребцов, неожиданно тесная. Даже весла здесь лежали наискосок – втянуть их под прямым углом было бы невозможно.

Сперва я сильно засомневался в умственных способностях того, кто решил посадить на «Левиафан» гребцов. Чтобы такая махина обогнала хотя бы черепаху, ей требовалось сотни две весел – и по два-три работника на каждое. Но потом сообразил, что весла предназначены, конечно, только для маневров на небольшом пространстве, при заходе в порт, к примеру. Или в случае медленного приближения к незнакомому берегу, с постоянными замерами глубины…

От остального трюма галерею отгораживала переборка из свежих досок – видимо, корабль недавно перестраивали, и, хоть я не знаток, мне пришло в голову, что целью перестройки было увеличение грузовых отсеков. Если, конечно, применительно к такому галеону допустим термин «отсеки».

По краям галереи имелись двери – чтобы не сказать лазы, такими они были узкими. Десятка два полуголых матросов, очевидно, почти вся гребная команда правого борта, собрались на средних скамьях и что-то возбужденно обсуждали приглушенными голосами.

– Глянь, – шепнул я коту. – Проскочишь?

Баюн не успел ответить. Один из дозорных, бродивших по палубе, перегнулся через борт, высоко подняв факел, чтобы свет не бил в глаза. Что-то померещилось ему среди волн. Однако мокрого дымчатого кота зависшего в воздухе у самого борта, он не разглядел. Буркнул себе что-то под нос и двинулся своей дорогой.

Баюн запрыгнул на край люка и осмотрелся. По-охотничьи нервно дернул хвостом.

– Проскочу… А вот как обратно?

– Как с магией? – уточнил я.

– Без изменений.

– Сначала идем на разведку. Попробуй подняться на палубу у кормы, – шепнул я. – Если тебя долго не будет, я сюда вернусь.

Баюн скользнул внутрь, а я поднялся до верха и перелез через украшенные резьбой перила.

Ох, ребята, как же все-таки хорошо быть невидимкой, вы бы знали! Неземное чувство. И похулиганить тянет – спасу нет. Вот честное слово, сроду не бывало у меня тяги исподтишка пинки раздавать, а тут…

Все же я взял себя в лапы. Не видя резона в том, чтобы на меня натыкались, я, держась у самого борта, продвинулся к середине юта[21]. Осторожно приподнял крышку люка – вниз уходил широкий трап. Выступ палубной надстройки закрывал меня от большей части голландцев, которые еще шатались по палубе, заметить мои манипуляции с люком мог бы только рулевой, однако он стоял спиной ко мне. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что в ближайшую минуту столкновение с кем-либо мне не грозит, я спустился по трапу.

Воздух тут был спертым, пахло потом и солью, ромом и какой-то острой снедью. Вправо и влево уходили короткие переходы с распахнутыми дверями – похоже, к галереям гребцов. Вдоль средней палубы тянулся узкий коридор с дверями, расположенными через неравные промежутки. На ближайшей слева красовался огромный амбарный замок. Наверное, это была оружейная или крюйт-камера[22]. Хотя я и недоумевал, как в коридоре вообще оставалось место для помещений.

А может быть, именно здесь и таилось нечто, укрытое от баюнского чутья на магию? Я скользнул к одной двери, к другой – все тихо. Одно из ближних помещений было пустым, в другом похрапывал человек. Я вернулся и присмотрелся к замку. Дужка в палец толщиной, не сломаешь, а вот штыри, которыми кольца крепились к дубовой обшивке, вытянуть можно. Я уже покрепче ухватился за них, но тут по трапу загрохотали шаги.

Я отпрянул в сторону. Если люди пойдут по коридору дальше, придется отступать на бак[23]. Впрочем, должны же быть где-то сходы к нижней палубе, к трюмам? Однако далеко идти не пришлось. Пятеро спустившихся (среди них был и Адальберт ван Хельсинг ван чего-то еще) остановились перед закрытой дверью, и предок вампиролова достал ключ.

Я не дыша замер в трех шагах от них. Спутники Адальберта заметно нервничали. В таком состоянии они из-за любого случайного шороха способны навыдумывать себе невесть каких глупостей. Например, что за ними наблюдает мохнатенький клыкастый невидимка…

Ван Хельсинг открыл дверь, махнул рукой спутникам и тотчас направился к следующей. Я едва успел вжаться в стену. По счастью, остальные за командиром сразу не пошли, иначе в тесном коридоре мы бы не разминулись. Один из ближников Адальберта что-то крикнул, по трапу скатились еще четверо матросов. Выслушав короткое приказание, они нырнули за дверь и стали выносить связки матерчатых «колбасок». Расфасованный порох, сообразил я. Интересно, если он расфасован, значит, предназначен для пушек, способных бить прицельно. То есть для каких угодно, но не для коротышек, которые стояли под чехлами на верхней палубе. У тех задача попроще: продырявить борта на близкой дистанции прямой наводкой или шарахнуть шрапнелью перед абордажем.

Можно ли вообще на море при качке стрелять прицельно? Я раньше сомневался, но Платон рассказывал: еще как можно. Если канониры обучены. Ну ван Хельсинг, думаю, других и держать не станет. А вот из чего они собрались прицельно стрелять? И в кого?

Ответ на второй вопрос был вполне очевиден – хотя бы ввиду отсутствия большого количества вариантов. Ответ на первый нашелся через несколько минут, на палубе. А пока Адальберт распахнул пинком следующую дверь. Храп тотчас прекратился, заспанный голос заверил вошедшего, что никто ни-ни, и ни в одном глазу, и вообще как штык. Чтобы понять эти фразы, знания языка не требовалось. Адальберт рыкнул на него, потом кликнул подмогу, и из помещения стали выносить ящики с ядрами. Ну да, какой смысл ставить их под замок? Это кортики и ружья есть резон запирать, а с ядрами, но без пороха, мятеж поднимать трудновато.