Тридцать дней и ночей Диего Пиреса на мосту Святого Ангела
(Поэма в прозе) - Рам Эмануил - Страница 6

И потом моя молитва стала молитвой без слов. Душа моя пела встревоженно. Вот промчались запыленные всадники на вспененных лошадях и поражение было написано на их лицах и фигурах; одежда разорвана; кровь из ран струится на камни моста; ошалелые лица людей, спасающих жизнь свою, толпа повозок, всадников и бегущих, крики погоняющих возниц, бегство травимых людей, преследуемых ужасом… Снова воцарилась тишина. Потом въехали на мост первые отряды варваров.

В темноте горят в разных концах города здания. Снопы искр летят к небу. Победители делят добычу в песнях и разгуле. Оргии происходят под открытым небом.

С криком выбрасывают варвары утварь капищ. Визжит полотно разрываемых картин. Летят перед глазами листы книг, брошенные ветру. В уличной грязи валяются лоскутья облачений жрецов.

И слышу вопль истязуемых людей, предсмертный крик маленьких детей, плач насилуемых женщин.

О, неужели это час, когда Иерусалим отомщен? Запах горящего мяса щекочет мои ноздри, я вдыхаю его и спрашиваю себя: отомщен Иерусалим? Падает Рим. Перед моими глазами проходит разрушение. Но холодно в сердце моем.

Черный ангел стоит над городом. Земля облита каплями темной крови, искрами пожаров и семенем насилия!

Вот мчится на коне варвар — победитель с тупым лицом европейца — и держит в своих объятиях девушку; чувство превосходства на лице похотящего варвара и беззащитна девушка. Ища помощи, взор ее обратился ко мне — о небо! Это была девушка-Суббота. Смертельная тоска была в ее остановившихся зрачках. Я схватился за полу одежды варвара и удар копытом бросил мою голову о землю и кровь потекла из горла моего. О, рыцарь Диего Пирес, победитель на турнирах! Я лежал подбородком к холодному камню и кровь бежала из моего рта…

Холодно в сердце моем. Зло разрушено злом. В насилии рождается новая земля. От зверей опохотевших приходит день освобождения человеческого? Зло должно было прийти и пришло. Холодно в сердце моем. Когда открою уста для благословения?

И рвутся и трепещут в воздухе обрывки пламени, и вертятся огненные колеса, и искры осыпают темное небо исступленным дождем. И вздымается ветер и несется, громыхая, по рушащимся крышам и летят вниз кариатиды и щелкают картечью далекие осколки. И безумея, кружатся варвары и их кони и вдруг несутся потоком легионы, преследуемые пламенем, и другое пламя бросается им навстречу и пенится кровь из-под рвущей узды и лошади топчут людей; и уже несется по воздуху новая несметная толпа всадников и гоняется огонь за ними и горят волоса и факелами зажженные гривы и огонь в ноздрях. И исступленная в ужасе лавина животных бросается в реку и огонь ее преследует там.

И стало темней. Углятся обвалившиеся дома. Мор прошел по городу. И люди, корчась, царапают ногтями землю, и бьются головой о камни и, распластанные на земле, в безумном ужасе тянутся руками, бессильные сдвинуться с места. И помраченными исходят души.

Всюду, куда ни обращается взор, лежат полусгнившие тела и смрад наполняет ноздри мои, и иссохшие губы, искривленные в корче, дышат зловонием.

А живые бегут с лицами, искривленными тревогой и ужасом. Да, поставлен я среди мира, корчащегося в судорогах; я каждому встречному смотрю в глаза и вижу, что наказание никого не миновало.

Люди в клетке и клетка зажжена: как скот, погибающий в пожаре. А сердце мое хочет вознестись к Тебе, ибо страшится мук человеческих и хочет уйти от них. Но не возвращен я к мирным скалам Иудейским, пока мука нестерпимая не окончилась совершенно на земле.

И сижу я посреди плачущих и шатающихся, рвущих волосы и онемевших, бегущих и падающих.

О, чаша гнева никого не миновала; а сердце мое приняло всю муку человеческую и голова моя опустилась низко…

У младенца, что его мать бросила у ног моих, почернели ноги и язык стал зеленым и зрачки мутными. Город опустел и не стало слышно голоса говорящего, ни шагов идущего.

И стало еще темней. И я ощутил, как устои моста подо мной боролись с напором больших вод. Черные волны вздымались и катились, как медные шары. Ветер кружился по небу, беспокойно обрывая тучи. Вода выступает из берегов, заливает темные, ночные дома; потоки шныряют всюду, вливаются в двери и окна. Воды множатся и растут и разливаются потемневшим океаном — город уже скрыт под тяжелой поверхностью тысяч и тысяч вод.

И растет и растет и растет темный океан и покрывает собой все и над ним такое же темное небо. И бездонны воды океана и холодны прохладою небытия.

Мои закрытые ресницы озарились красным светом. Сияет великолепный чертог неба. Звучит чудная музыка удивительной флейты. По небу спускаются стада белых овец. Золотые облака позади них в веселом хороводе пенятся кружевом. Белые голуби чуть ли не крылами касаются моего лица. И я в истоме покоюсь в чистом пространстве и серебряная улыбка лежит на безмятежности светлого хаоса.

И когда я открыл глаза, я увидел первые лучи солнца. Оно выплывало из-за края земли и его лучи нежно ласкали меня. Изнуренный бдением, я спал день и ночь от утра двадцать девятого дня до утра тридцатого дня. Сон подкрепил меня, и я чувствовал, как по моим жилам течет теплая кровь.

Иди и пророчествуй!

И не буду измышлять сроков. Но и не в моих силах закрыть уста мои. Дня, о котором пророчество, не знаю. Солнце подымалось в великолепии. Надо мною Твоя Благодать, передо мною Страна, за мною Народ. Одна дорога у меня. Ею я взойду. Иду я навстречу Тебе, Господь, Бог мой!

И я поднялся с места моего.

Послесловие

Диего Пирес (1500–1532), рыцарь и марран, прекрасный юноша, любимец португальской королевы, под впечатлением прибытия ко двору фантаста Давида Реубени, выдававшего себя за посланца неведомого царства десяти колен (недавние великие открытия новых стран света сделали в глазах многих все возможным) — вернулся в иудейство, совершил обрезание, принял имя Соломона Молхо, скрылся в каббалистических школах Адрианополя, блуждал в пустынной Палестине, познал, что мессианское царство наступит лишь после падения Рима, 30 дней и ночей томился среди слепых и нищих на мосту Святого Ангела в Риме — такова народная легенда о будущем Мессии, — в состоянии экстаза имел видения и, встав после тридцати дней, напечатал в Венеции свои предсказания о наводнении Рима, о землетрясении в Португалии, о появлении кометы — что все, пишет историк Грец, и сбылось; исполнение его предсказаний приблизило его к Клименту VII, униженному солдатами Карла V, полонившими Рим, и искавшему утешения. Благодаря влиянию Диего Пиреса, домогания португальского короля, просившего папской буллы на введение инквизиции, потерпели неудачу.

Диего Пирес был преследуем инквизицией в Италии и, когда нашлись улики, был приговорен к казни, но был спрятан Климентом VII в своих покоях, а перед огромной толпой сожжен был некто другой. Он вновь встретился в Венеции с изгнанным из Португалии Реубени и оба с маккавейским знаменем отправились в Регенсбург к Карлу V. Их беседа с Карлом осталась тайной. Карл привез Диего Пиреса в Мантую и там сжег его во время придворных празднеств.

Гонец Карла примчался к месту казни с предложением помилования, но Диего Пирес на костре отказался вернуться в христианство и рот был ему заткнут, чтобы он не мог обратиться к толпе со своей вдохновенной речью. А после его смерти преданные друзья передавали, что встречали его призрак на том же мосту и в других местах.

Реубени был заточен в Испании и умер после долгих лет заключения.

Задумана была эта поэма на пепелище еврейских селений Украины в слякотную осень тысяча девятьсот девятнадцатую. Написана она была вьюжной зимой годом позже у подножья ледяного Казбека, замыкавшего дорогу к пустынным скалам родины.

Следуя совету Горация, рукопись покоилась, покуда листы ее слегка не пожелтели.