Через Урянхай и Монголию
(Воспоминания из 1920-1921 гг.) - Гижицкий Камил - Страница 10

— Ради Бога вставайте — красные около дома!

В первое мгновение, полусонный, я не отдавал себе отчёта в том, что происходит. Только свист пуль вернул мне самообладание. В мгновение ока схватил я пояс с револьвером и гранатами, выбежал на подворье, вскочил на коня и, как бешеный, помчался вперёд, преследуемый градом пуль.

За маральником встретил Шмакова. От него узнал, что своим спасением мы обязаны поручику Меньщикову, который, заметив опасность, первым поднял тревогу, сам же погиб на посту, сражённый смертельной пулей в голову. Не знали мы, что происходит с поручиком С., который вместе со своим взводом ночевал в усадьбе второго брата Павлова. Зная, однако, что он неимоверно бдителен, осторожен и прекрасно знает окрестности, не опасались за его судьбу.

После короткого размышления решили мы направиться в усадьбу казака О., находящуюся в 25 км. Сперва нашу дорогу освещало зарево пожара — это большевики подожгли хутор Павлова. Однако у Осиповых ожидала нас неприятная неожиданность. Дом и все постройки были полны большевиков, из которых несколько, пустившихся за нами в погоню, пали, разрубленные нашими казаками. Перед значительным числом врага мы были вынуждены спасаться бегством в тайгу. По-видимому, большевики, собравшись выловить наш отряд, окружили нас плотным кольцом, таким образом, нужно было тотчас же отказаться от партизанской войны и скрыться в зарослях тайги.

Решили поделить наш отряд на две части. Одна должна была просочиться между оградой Ширнина и Уйюком, в тайгу, оставить там коней в усадьбе Богатова и на лыжах пойти на базу, чтобы сторожить её от вероятного нападения. Другой группе было поручено идти в Баянгол, забрать там оставшихся людей и вещи, после чего хребтом Танну-Ола они должны были дойти до Косогола, оттуда же, после объединения с отрядом Шилова, также идти на зимнюю стоянку, на базу. Группа, состоящая из 17 человек, среди которых было несколько раненых, осторожно передвигалась вперёд, в сторону Баянгола.

Груз печали лежал у нас на душе. Подсознательно мы все ожидали какого-нибудь неприятного сюрприза. К сожалению, предчувствие нас не обмануло. В 60 км от Баянгола нашли мы коня, загрызенного волками. Ширнин, осмотрев его, утверждал, что это не сойотский конь, потому что не содрана с него шкура, что является обычаем сойотов. После этих слов охватило нас ещё большее беспокойство. В молчании двигались мы вперёд с оружием, готовым к выстрелу, приготовившись ко всякой вероятности. Царящую среди нас тишину прервало неожиданное замешательство, вызванное поимкой какого-то сойота, который, подойдя к Шмакову, подал ему зажатую в руке бумажку. Из этой бумаги, написанной Осиповым, узнали мы об очень печальных фактах, а именно о том, что большевики, убив всех людей из нашего отряда, заняли Баянгол. Из наших людей уцелел только автор письма, который в эту минуту, как сообщил, скрывался у Болдыр Гелина. Эти неожиданные и такие очень печальные вести удручили нас невероятно. Не могли мы решить, что делать. Двигаться вперёд или идти назад? И первое, и второе было очень опасным. Таким образом, решили скрыться в тайге и идти до истоков Ак-кема, оттуда же продвигаться в сторону Кемчика или Джедана.

Провидение, видимо, бодрствовало над нами, потому что только мы изменили направление и поднялись на гору, с которой открывался вид на окрестности, увидели на покинутой нами тропинке отряд большевиков, состоящий из 200 человек, поняв, что шли они нам на встречу, которой нам счастливо удалось избежать. Ведомые Ширниным, который лучше всех ориентировался на местности, добрались мы до истоков Ак-кема. Ночи проводили преимущественно в юртах сойотов, благодаря чему могли ближе приглядеться к их жизни и обычаям.

Сойоты живут в юртах, сооружённых самым простым способом. Это, прежде всего, деревянный скелет, покрытый войлоком из овечьей шерсти. В центре юрты имеется так называемый «таган», то есть род треноги, под которым разведён костёр. У стены, напротив двери, стоит алтарик (так называемый, бурхан-шире), на котором доминирующее место среди других богов занимает статуэтка Будды. С левой стороны алтаря находится женское царство — здесь стоит широкая монгольская кровать. Чужим людям приближение к кровати или сидение на ней абсолютно запрещено. Входя в юрту, приветствуют хозяина стандартным выражением «Менде ашак» и занимают место, согласно достоинству.

Самый достойный гость садится у алтаря, напротив двери, имея с правой стороны своих подвластных. После выкуривания трубок (монах нюхает табак), начинается беседа. Применительно к понятиям сойотов о хорошем воспитании, в первую очередь следует спросить о состоянии здоровья скота и коней, только потом поинтересоваться здоровьем хозяина, его жены и детей. Во время беседы гостей хозяйка в деревянных чашках сомнительной чистоты готовит зелёный солёный чай (чай с солью и молоком), а также просо, которое заменяет хлеб. К просу подают масло или очень острый твёрдый сыр. На больших приёмах меню представлено наполовину сырым бараньим мясом или излюбленным лакомством сойотов — испечённым на углях сусликом. Стульев здесь нет в употреблении. Все присутствующие сидят на подогнутых под себя ногах. Только наиболее почётные гости получают подушечки из кошмы или войлока. Сойоты не пользуются вилками, едят при помощи пальцев и ножей. У бедных сойотов вместе с людьми в юртах пребывают ягнята и телята, что не слишком положительно отражается на чистоте одежды. Ночью же очень часто эти милые квартиранты будят живущих здесь людей лизанием их лица или хватанием за нос. Любезность сойотов, по мнению гостей, распространяется порой так далеко, что жёны и дочки хозяина готовы служить гостям своими всяческого рода услугами, которые европейцы, с хотя бы минимальными моральными и эстетическими требованиями, пользуются чрезвычайно редко.

Так, идя от юрты к юрте, дошли мы до российского поселения Чакул. Здесь неожиданно наткнулись мы на большевиков. Произошла схватка. Под градом наших пуль большевики начали отступать. В какой-то момент я почувствовал, что мой конь шатается, хотел вынуть ноги из стремян, но в ту самую минуту конь упал, придавив меня своим телом. Что было дальше, не помню, так как потерял сознание. Очнувшись, увидел, что лежу на снегу, а Ширнин и Шмаков перевязывают мне ногу. Узнал, что в победе над большевиками в значительной мере помогли нам сойоты, которые внезапно зашли им в тыл. После размещения меня на носилках, отряд двинулся в сторону Джедана. Однако после преодоления нескольких вёрст, встретили мы китайский пикет, с капитаном Ли-Ши-Фу во главе. Наша делегация в лице Шмакова и Архипова направилась к капитану с просьбой о предоставлении помощи и пристанища; капитан согласился на предоставление нам попечения и пропуска нас в Джедан при условии, что сдадим оружие. Не очень охотно — мы были вынуждены принять это условие. Мне и всем офицерам позволили оставить револьверы. Однако китайцы не пустили нас в Джедан, но на месте нашей встречи поставили несколько юрт, которые отдали в наше распоряжение, снабдив нас также несколькими мешками муки и несколькими баранами. Лечением моей сломанной ноги занялся Болдыр Гелии. Однажды посетил нас капитан Ли-Ши-Фу. В порыве возмущения я учинил ему скандал за то, что, несмотря на высказанное обещание, он не защитил Баянгол. Капитан объяснил, что поступил согласно распоряжению наместника, который приказал ему сдать Баянгол на милость большевиков. По моей просьбе, капитан, добрый в сущности человек, позволил Шмакову ехать к наместнику в Джедан с целью получения разрешения на наш въезд в Монголию.

VII. В РЕЗИДЕНЦИИ ЯН-ЧУ-ЧАО

Однако пока что нам было позволено только приехать в Джедан. Ответ, касательно Монголии, наместник отложил на более позднее время.

Я отправил вперёд весь отряд, под предводительством китайцев, сам же, в обществе Шмакова, хорунжего Архипова и врача, выехал санями следом за отрядом. Дорогой, в степи, поймала нас бешеная снежная буря. В мгновение ока небо покрылось чёрными клубящимися тучами, которые, гонимые вихрем, казалось, ползли по земле. Ужасный свист ветра протяжным эхом отражался в горах, пробуждая панику среди бегущих через степь зверей. Мягкий и редкий вначале снег, после истечения нескольких часов, стал таким густым и беспорядочным, что в 11 утра было темно, как ночью. Шум ветра, хрипение коней и громкие окрики сойотов, издаваемые в целях связи, всё это сливалось в какую-то адскую симфонию, которая могла даже очень здорового человека привести в крайнее волнение.