Тигр и Дракон (СИ) - "The Very Hungry Caterpillar" - Страница 28

Выдохнул император со стоном. В глазах безумие колыхалось.

— Наконец-то ты мне челом бьешь. Я уж думал, не дождусь.

Шэрхан так с членом во рту и заржал. Подавился, закашлялся. Все еще смеясь, отер губы и посмотрел нагло снизу вверх:

— Считай.

Обхватил под головкой губами и дернул вверх. Глянул с вызовом.

Император сглотнул:

— Раз.

Шэрхан прошёлся языком по всей длине вниз и обратно.

— Два.

Шэрхан медленно насадился, замер, а ладонью драконьи яйца обхватил. Погладил нежно и отпустил. Несколько раз мелко ткнул в горло членом, а потом с причмоком сдернулся.

Хриплым стал голос императора:

— Три.

Сложив губы тугим кольцом, Шэрхан опустился, зарылся носом в короткие волосы в паху, а пальцем пробежался дальше, по гладкой жаркой коже до самого входа. Император над ним шумно втянул воздух и было дернулся, да Шэрхан быстро задвигал головой.

— Четыре. Пять. Шесть.

Снялся Шэрхан. В глаза, чёрной похотью подернутые, посмотрел и демонстративно палец облизал. Снова член заглотнул. Неглубоко. Губами под головкой игрался, а сам рукой вниз проник. Никуда не рвался, просто приласкал складочки, слюной смочил, подушечкой пальца пригладил. Задрожал император, сжался, и Шэрхан намек понял. Руку убрал, голову вниз опустил и несколько раз от души вбился.

— Семь. Восемь. Девять…

Потянулся Шэрхан вверх, схватил императора за затылок и себе в губы впечатал. Целовал жадно, грубо. Ждать уже не было сил, страсти-то не река, а целый океан подкопился. Оторвался. Сделал несколько вдохов.

— Доволен?

Император потерся влажным членом о бедро:

— Всегда бы так.

— Всегда челюсть отвалится.

Откинулся Шэрхан на подушки. Руки за голову заложил и ноги раздвинул.

— Давай, делай, что умеешь.

Император помедлил. В глазах не пойми что — то ли облегчение, то ли досада. Но Шэрхановы штаны спускал уже без сомнений. Замер, разглядывая. А потом лбом к паху прижался. Прошептал что-то — с членом, что ли, разговаривал? — и стал облизывать. Коротко и резко, дразня, возбуждая. То вверх по стволу, то вокруг головки. После каждого такого поцелуя хотелось еще, чтобы сильнее и глубже — но милости не было. От пытки хоть вой. Ноги сами собой сильнее разошлись, бедра навстречу томящим губам двинулись, и в этот момент внутрь проник влажный палец.

Шэрхан выгнул спину. Хорошо-то как…

Хозяйничал палец умело, двигался, будто маня поближе, и Шэрхан слушался, как змея факира. От сумасшедшего удовольствия млея, он с лёгкостью впустил в себя и два пальца, и три, но вскоре и этого стало мало.

— Давай уже, не могу больше.

Запахло маслом цветочным вкусно. Скользкие пальцы ткнулись внутрь, смазывая сильнее. Теплый член лег между половинками. Император навис, щекоча грудь длинными волосами.

— Позволишь?

Шэрхан разлепил глаза. Провел рукой по широкой почти безволосой груди.

— Позволяю.

Повел император бёдрами. Вошёл медленно, давая возможность привыкнуть и отдышаться. Полностью погрузился и замер, будто двинуться боялся. Да Шэрхану тоже не до танцев было. Давно не было члена, слегка отвык. Но даже при этом томном болезненно-приятном чувстве задница распутная ликовала. Требовала ещё. Рвалась в бой, словно грёбаный доблестный воин.

— Двигайся.

Послушался император. Стал толкаться внутрь, сначала тихонько, а потом с размахом. Да не просто так, пальцем в небо, а по-умному, место правильное искал. А как рыкнул Шэрхан от вспышки, весь позвоночник взбодрившей, так туда удары и целил.

Да вдруг взял и выдернул. Подождал, остывая — губы в линию, желваки ходят, брови на переносице сошлись — и медленно вернулся. Двинулся — и снова замер, дыша как медведь. А вот пить меньше надо было, на дольше бы хватило. Где обещанная сотня толчков? Шэрхан не пожалел, еще и сжался как следует. В назидание.

Император вскрикнул и зажмурился. Осознав, что битву с оргазмом проиграет, положил руку на член, но Шэрхан запястье перехватил. В удивлённо распахнувшиеся глаза сказал:

— Рано мне еще кончать, а тебе в самый раз.

Жарко посмотрел император и с поцелуем прильнул. Не столько целовал, сколько прикусывал. А потом уткнулся в висок и стал долбиться с такой силой, будто к полу пытался пригвоздить. Кончил со стоном. Придавил тяжёлым потным телом и затих.

Подождал Шэрхан для приличия, сколько смог, и из-под императора вывернулся. Бедра сзади оседлал. Волосы спутавшиеся со спины смахнул.

И не помнил уже, когда у кого-то первым был. Так, по-молодости разве. Да ведь идиот неопытный — саблей много махал, а как правильно бить не знал. Теперь же хотелось сделать по уму, чтобы кое-кто не пожалел.

Поначалу просто гладил — по спине, плечам, бёдрам. Лопатки целовал, шею вылизывал. Наконец лег, накрыл собой, как одеялом, членом в тёплую ложбинку вжался. К уху склонился.

— Позволишь? Яо…

Этого ждал. Чтобы первое безумство и водка уже отступили. Чтобы головой решался, не членом.

И секунды Яо не сомневался.

— Позволяю.

Съехал Шэрхан по ногам и в хризантему губами зарылся. Вылизывал на совесть, пока дыхание сверху не участилось, пока зажиматься Яо не перестал. Тогда маслом щедро полил и пальцы в дело пустил. Эта ласка девственному цветку оказалась знакомой.

Так и не вынимая пальцев, Шэрхан поднялся, чтобы усмехнуться в ухо:

— Никого не пускал, а расслабляться умеешь. Сам себя ублажал? — Помолчал и добавил: — Обо мне думал?

Яо застонал, ухо раскраснелось.

— Не мучай.

— Да как же, ты меня уже во всех позах в записках поимел, а я, значит, не мучай? Я за справедливость. — Добавил масла, ещё пальцами повозил. Потом книжка вспомнилась и сказал серьёзно: — Ты скажи, если как-то по-особому хочешь, — там же чего только не было.

Тихий голос у Яо, хриплый:

— Просто возьми.

Застучало сердце от слов, напрягся член, и без того столбом стоящий. Пальцы дрожали, пока головку приставлял.

Снова книжка вспомнилась. И его, Шэрханова, задница, императорской фантазией каждую неделю паханная. По полночи ведь расписывал, как вертел его. Теперь молчит, небось?

Пришло время расплаты.

— Начал варвар с погружения — медленного, но необратимого, словно тяжелый камень, в воду брошенный.

Помолчал, давая возможность Яо сказать ему заткнуться, но из подушки кроме хриплого дыхания ничего не прозвучало. Тогда и в самом деле начал погружаться.

— Впустила тайная комната с жадностью, стенки, маслом умащенные, расступились охотно. Лежал дракон покорно, позволяя варвару вонзить копье до предела.

Молчал Яо, подушку в кулаках сжимая. Шэрхан дал время, потерпел. Когда бедра под ним качнулись, продолжил.

— Использовал варвар толчки неспешные и глубокие, подобно большой парусной лодке, храбро встречающей бурю… А потом стал толкаться легко и мелко, словно стая чаек, играющих с волной…

Тесно и жарко было до безумия, поэтому говорил больше, чем делал. Яо сейчас и этого хватит, а Шэрхану одного взгляда на волосы чёрные, одного вдоха запаха знакомого, одного звука дыхания хриплого достаточно. Полгода мечтать — это любого в скорострела превратит. Какой бред нёс, отчета мало себе давал, память из книжки подсказывала — тело выполняло.

— …перешёл варвар на удары медленные и короткие, словно фермер, готовящий землю для посадки… А вслед затолкался быстро, как испуганная мышь бросается в нору…

Трудно стало говорить, еле дыхания хватало. Из последних сил держался. Яо под ним дышал шумно, в такт движениям. Когда Шэрхан руку под бедра его запустил и за член схватил, захрипел и забился.

— Задвигался варвар стремительно, резко вниз, будто толча нефритовым пестиком в медицинской ступке… выгнулся под ним дракон, готов был изрыгнуть магический поток… и вместе… они…

Больше сказать ничего не вышло. Да и не услышал бы Яо. Так стонут, когда последний барьер разрушен, когда накрыло с головой, оглушило, ослепило и имя заставило забыть. Когда жизнь обновляется. Когда себя настоящего чувствуешь.