Нам всем не хватает сказки (СИ) - Бриз Фреш - Страница 26

Другой бы мечтал вернуться к людям, чтоб ощущать пусть обманчивую, но нужность себя кому-то, кто не связан с тобою кровным родством. Чтобы знать, что если что-то случится, то вот, в соседнем чуме спят те, кто прибегут к тебе сразу, по первому зову, чтобы помочь, подлечить, успокоить.

А она не мечтала — за долгие годы жизни в этой глуши въелся под кожу страх уходить. Когда умер любимый муж, старик Ясавэй отпускал и даже настаивал на том, чтобы забрала Юлия Ябне и вернулась к родителям своим, к прежнему образу жизни. Но ей казалось подлым предательством бросить и дом, в который любимый мужчина её привёл, и его одинокого отца. В те дни она ещё была молода, полна сил, и выносить тяготы здешней жизни ей было сложно, но победили упорство, долг, и преданность мужу.

Но потом шли года — один за другим, её родителей тоже не стало, их дом забрал себе брат. Юля была не против — во-первых, имела, где жить, во-вторых, знала, что в случае необходимости брат приютит, не откажет в крыше над головой ни сестре, ни племяннице. А потом брат погиб и в наследство вступили его дети, жена. Юля с ними почти не общалась, ведь разделяла их не одна сотня километров, потому говорить о семейной поддержке и тёплых чувствах между родственниками волей судьбы было глупо. А Ябне и вообще видела их только раз — когда малюткой ещё была. Ни писем, ни телеграмм, ни звонков — абсолютно чужие люди, получившие дом её брата, стены, впитавшие в себя детство Юлии.

Тогда-то она и поняла, что возвращаться ей уже некуда, что эта тундра отныне и до последнего дня будет её пристанищем.

Но сейчас жалела женщина о неверных своих решениях, и проклинала трусость свою и покладистость. Обвиняла молча давно ушедшего мужа в том, что привёл её сюда, привязал к себе, а потом ушёл… Что не дал ей ничего, кроме ребёнка и каменных стен на отшибе мира. Но и эти стены бросить невмоготу. А меж тем, когда тёмными вечерами Ябне клала свою голову на материнские колени и тайком утирала текущие слёзы, понимала Юля, что нужно свой страх пересилить. Или принять кочевой способ жизни обеим, или вытолкнуть Ябне из этого дома, пусть даже ценой ещё большего своего одиночества.

— Ябне, милая, ты помнишь сказки, что я рассказывала тебе в детстве?

Девушка подняла на мать глаза, улыбнулась.

— Конечно, помню.

— В них всегда обретал счастье тот, кто не боялся идти навстречу неизвестному. Тот, чьё сердце наполнено не страхом предстоящей дороги, а верой в чудо. Я прошу тебя, поезжай в Нарьян-Мар к Ануру. Он обещал помочь тебе с работой. Жить будешь у него, пока… — Юля опустила голову и взглянула на свои, сжатые в ожидании дочернего ответа руки, покрытые трещинами в немолодой сухой коже. — Если не Сата, найдётся другой, кого ты захочешь видеть своим мужем.

— А ты? Будешь жить со мной у Анура?

И снова Юлии, поднявшей только что глаза на дочь, пришлось их опустить.

— Не буду. Куда ему нас обеих тянуть.

Снова надолго воцарилась в комнате тишина. Она позволяла иногда раздаваться лишь треску из печи, лишь вою ветра, гуляющего где-то там за окном. А потом тишина свернулась клубочком и, как сытая довольная кошка, улеглась в уголке у нагретой печи. Теперь её уже не волнует, что будут делать хозяйки этого дома, — свою порцию их молчаливых переживаний она уже получила.

Всхлипнула Ябне, отбросила в сторону шитьё, кинулась к матери, обняла.

— Мама, ну как же я оставлю тебя? Ну как?! К тому же, не скоро, совсем не скоро смогу я кого-то впустить в своё сердце. Разве что, то небольшое создание, которое, чувствую, уже растёт в моём животе.

Юлия ахнула, схватилась за щёки и вместе с дочерью зарыдала. Под жалобный плач, под уговоры и утешения, дремала убаюканная тишина. Она набиралась сил, зная, что вскоре ей предстоит бдить здесь долгими днями, ведь Юля просила Ябне хотя бы попробовать сообщить их бывшему гостю о том, что здесь он оставил частицу себя.

— Послушай, милая, — уговаривала старшая женщина, — мне сложно простить его, но, может быть, он опомнится, может, изменит своё решение, если узнает?! Ты попробуй ему рассказать. Поезжай, — Анур тебе поможет и до Москвы добраться, и связаться с Ником. И деньги у нас есть — не придётся просить.

Юля хотела, чтоб Ябне на нартах уехала уже на следующий день. Доберётся до Каратайки, оставит там упряжку с оленями на попечение местных жителей и долетит на вертолёте до ближайшего города, до Нарьян-Мара. А оттуда уже их старый друг Анур поможет добраться до столицы, расскажет девушке, которая и не бывала-то почти нигде, как вести себя, где остановиться.

Но их планы нарушил Сата — он ранним утром постучал в дверь их дома. Сата давно уже положил глаз на черноглазую Ябне, но ждал, когда Ясавэй даст разрешение свататься. В последнюю встречу со стариком было ими обговорено, что Сата приедет весной. Тогда же краем уха и услыхали женщины, что свататься к Ябне станет этот мужчина. Тогда ещё ни одна, ни другая не были против.

Ябне изредка виделась с Сата на традиционных праздниках, куда выбирались они вместе с мамой и дедом. Девушка смущалась вниманием Сата, стеснялась, но было ей приятно, что видит блеск в глазах молодого мужчины — реакцию на свою улыбку. О замужестве ещё, конечно, и вообще Ябне не задумывалась в эти редкие встречи. А потом, как услыхала разговор Сата с её дедом, никак не могла понять, как ей к этому относиться.

Сразу стал не таким уж и милым в её глазах этот знакомый. Девушка всё спрашивала себя — каково оно, делить с ним одно ложе, целовать его губы. При попытках представить, как она входит женою в чум Сата, не возникало внутри никакого тёплого чувства, не растекалась негою по телу пьянящая страсть, не трепетало юное сердце, считая дни до новых встреч.

Но девушка молчала, никому не давая знать ни о том, что намерения деда и Сата ей известны, ни о том, что она не может решить: то ли ответить согласием, то ли отказом — и так и так остаётся равнодушным и спокойным её сердце.

А уж после того, как узнала, что же это такое — любить, так и вовсе даже слышать не хочет она про желание Сата видеть её своей женой.

Мужчина слышал о том, что умер старик, и меж прочих провожал его на хальмер. Тогда же и хотел Сата просить Ябне выйти за него — пусть будет уверена в том, что о ней и матери её позаботятся. Но такой печальной девушка была в тот день, ни о чём, что деда не касается, говорить не хотела. И не стал Сата бередить её раны — дал ей время вдоволь наплакаться, затем успокоиться.

Мужчина к тому же решил, что, если Ябне вдвоём с матерью хлебнут тягот предстоящей им вдали от людей жизни, уж точно не откажет ему молодая красавица.

Пока его угощали горячей и сытной едой, пожирал он глазами ту, которая, был мужчина совершенно уверен, вскоре займёт законное место в его постели. Глаза его с такой жадностью скользили по лицу и одеждам Ябне, что легко угадывались и мысли, и намерения, с которыми гость этот появился в их доме.

И как ни увиливала Ябне от прямых вопросов, как не настаивала Юля, что ждут её дочь неотложные дела в далёкой Москве, — а уж по возвращении и можно вернуться к этому разговору, — и слышать не хотел Сата об отказе. Подумать — это он позволял, но только в том случае, если согласится девушка посетить его кочующую группу, посмотреть на его немалых размеров чум, оценить его хозяйские качества, взглянув на богатое стадо холёных оленей.

И только, чтоб взять себе передышку от его навязчивых речей согласилась Ябне на предложение Сата и самой побыть недолго гостьей. А ещё потому, что не верила, будто ждёт её где-то там далеко её бескрылый Дракон, будто обрадуется её приезду, и уж тем более тем вестям, что привезёт с собою околдованная его глазами девчонка.

Ябне Сата увёз в тот же день. Юля осталась дома — кто ж бросит одних оленей да щенков.

Три дня гостила в их стойбище девушка. Спала рядом с матерью того, кто мечтал назваться её женихом, чтобы соблюсти все приличия и никому не дать повода сомневаться в её чистоте.

Но сам Сата и его родственники так часто упоминали в своих зазывающих к свадьбе разговорах эту девичью невинность и чистоту, что Ябне чувствовала себя обманщицей, дающей давнему знакомому ложную надежду.