Казнить! Нельзя помиловать! (СИ) - Бочков Александр Петрович "Алекс" - Страница 27

— Думал я просто приглядеться к этой крале: может она не в моём вкусе, а после твоих слов — я её точно разложу и не раз! — нагло ухмыльнулся местный Казанова… Ну что с дурака взять?

— Значит разложишь, говоришь… — улыбнулся я добродушно — дурачок… Ты хоть из-за стола выйди, а то испортишь всё, что на столе лежит, а еда ведь — всему голова… Казанова, продолжая ухмыляться, перенёс одну ногу через скамейку, вторую; повернулся ко мне… И остальные начали подниматься: неторопливо, солидно… Кто то даже с сожалением на лице: жалко пришлого дурака…

Быстрый шаг к Казанове и удар подъёмом стопы меду ног. Парня чуть подкинуло вверх — бил не сильно, но солидно. И тут же завертел бой на ограниченном пространстве: в ход пошли руки, ноги, колени, локти… Секунд десять-пятнадцать — и вся бригада лежит кто где и стонет, матерится… И пытается встать. Но получается плохо…

— Значит так мужики… — дождавшись, пока все, кроме скорчившегося в позе эмбриона неразумного дитяти, встали на ноги, веско начал я — вы получили за тупость вашего коллеги. Я ведь предупреждал? Предупреждал… Может кто то из вас думает: напал на нас, когда мы были за столом — потому и побил! Так кто так думает — давайте повторим ещё раз… Только теперь буду бить без жалости! Желающих проверить верность моих слов не нашлось…

— Когда этот… — ткнул пальцем в лежащего Казанову — придёт в себя — объясните дураку: я слов на ветер не бросаю. И ещё скажите: полезет он — получит вся бригада! Да не так как сейчас — в больничке поваляться придётся! Бригадир буркнул хмуро:

— А не боишься на нарах оказаться — борзый? Я ухмыльнулся:

— А вы про такую организацию НКВД СССР слышали? Мужики погрустнели — слышали, конечно… А я добавил ещё:

— Я вот ещё что думаю: возьмите ка вы над ней шефство — объясняйте неразумным похотливым особям, что приставать к моей женщине — чревато для здоровья. В первую очередь вашего… И только потом — приставальщика… В общем — договорились полюбовно…

Оставили Наилю осваивать место работы и поехали с отцом Алишера в механические мастерские железнодорожного депо. Там тоже дело пошло со скрипом, но я "убедил" начальника мастерских — он приобретает ценного кадра. А с местными органами я вопрос решу… Оставил Хафизова оформляться и поехал в местное отделение НКВД. В вестибюле дежурный сержант нехотя оторвался от какой то писанины и высокомерно буркнул, мельком глянув:

— Чего надо? М…да… Провинция и нравы тут провинциальные…

— Встать! — грубо бросил я и сержант взвился, как ужаленный. Прочитал ему выдержку из устава о внешнем облике и примерном поведении сотрудника органов НКВД; намекнул на возможные кары и прошёл внутрь здания. Секретаря начальника просто "пригвоздил" взглядом к стулу… Вошёл в кабинет начальника отделения. Старший лейтенант… И с ним "провёл беседу"… Предъявил ему все бумаги Хафизовых и в конце "задушевной" беседы назвал фамилию Фриновский… Результат: отец, и дочь будут поставлены на негласный учёт, как сидевшие по 58 й статье, но в их дела и жизнь сотрудники вмешиваться не будут. Ибо это может закончится чревато. Для вмешавшихся сотрудников…

А теперь — в "спецуху"… Традиционная раздача подарков; долгий разговор с сестрёнкой о… очень важном по её мнению и пустопорожней болтовнёй по моему… Ну ладно: немножко можно и потерпеть и иногда послушать — а вдруг что то проскочит нужное или важное? Не проскочило… Ну и ладно — может в другой раз повезёт… Поговорил с истопником. Поинтересовался у Дергачёва: как себя ведут Алишер и Колюня? "Полковник" "отчитался" — очень даже хорошо ведут! Претензий нет — даже просят увеличить нагрузку. Оба… Но Дергачёв, помнил мой наказ — не торопится, хотя даже так — результаты налицо. Те два парня до занятий и эти два после — как небо и земля! Это радует… Значит — будем говорить теперь с Колюней. Дождался его с работы, отвёл в сторонку — в беседку: подальше от любопытных глаз. Вижу — парень насторожился, напрягся, словно о ожидании неприятностей…

— Коля… Я тебе задам один вопрос… От того — как ты на него ответишь — будет ясно: задавать тебе вопросы дальше, или нет?

— А они мне нужны — эти вопросы? — набычился парень. Логичная реакция: а чего это к нему полезут с какими то вопросами, даже уважаемый им знакомец — бывший недруг…

— Думаю нужны, хотя и не уверен… А может ну их — эти вопросы?…

— Да задавай уж — раз начал… — пробурчал Колюня…

— Ответь мне — только честно: ты считаешь своего отца врагом народа? За дело его посадили — или по оговору? Коля помрачнел:

— Это, вообще то два вопроса… — неприязненно бросил он — но я отвечу. Честно отвечу! Выпивать любил — да… Резкий и грубый временами был — да! Бабником стал — после смерти мамы — да!!! — сорвался на крик парень… — Но врагом народа он не был: он дело свое любил и болел за него… — закончил он уже негромко…

— Я так думаю — это из-за доктора… — словно вспоминая — задумчиво произнёс Колюня — дамочка красивая была и к ней "подбивал клинья" батин комиссар, но она с моим отцом роман закрутила — сука… Думается мне — комиссар и мог написать на отца. А тут ещё этот спор с конструктором БТ-5 по поводу колёс для поездки по рельсам! Приезжал он к бате в часть, чтобы провести испытания своего танка… Ну батя и выдал ему всё, что думал об этой хреновине! Даже я — дурак-дураком и то понял: танк этот — пустая трата денег народных… Кстати — встрепенулся Коля — батя так этому конструктору и сказал! И ещё сказал, что напишет своё мнение наркому Ворошилову… Так что и этот козёл тоже мог написать… — закончил парень, наконец, такую длинную для него речь… Что ж — уже есть повод для того, чтобы заняться освобождением его отца: хороший танкист стране нужен…

— Так… — задумчиво протянул я — с этим понятно… Значит — ты его врагом не считаешь? — Колюня замотал лохматой головой…

— Ладно — с этими двумя позже разберёмся… — буркнул я — и, тогда — ещё один вопрос: отец твой Ворошилову рапорт или письмо писал?

— Да вроде писал что то… — наморщил лоб парень — он даже на охоту несколько дней не ездил после отъезда этого конструктора хренова! — ухмыльнулся Колюня — что то там в кабинете писал и матерился! А вот товарищу Ворошилову он писал, или кому то другому — не знаю… — честно признался Николай и с надеждой спросил — а тебе это зачем?

— Отца твоего будем из лагеря вытаскивать… — буднично ответил я. Лицо парня засветилось надеждой:

— Как Хафизовых? — с надеждой спросил он и быстро, словно опасаясь, что я откажусь, добавил — ты только скажи — что надо сделать? Или кого убить надо — я всё сделаю ради бати! — выпалил он.

— А сумеешь? — прищурился я. Колюня выдохнул резко:

— Я сумею! Ты только научи — как и кого!!! Заявочка, однако! Вот и ещё одно подтверждение моей правоты: арестовать отца или мать, а потом сказать — товарищ Сталин в этом виноват! Он установил такой режим, при котором и арестовывали и сажали и расстреливали! А то, что делали это другие и дела фальсифицировали другие — зачем знать тому, кого выберут на роль мстителя. Товарищу Сталину; Советскому Союзу; тем, кто в нём живёт?! А кукловоды — как всегда в стороне…

Скорый поезд Москва — Архангельск проглотил в свои недра двух молодых парней. Правда проглотил в недра с комфортом — купейными местами: верхней и нижней полкой. И где стремительно, а где и неторопливо понёс их на север — к северному морскому порту на Белом море… С попутчиками — чиновником наркомата лесного хозяйства и мелким партийным чиновником парни быстро нашли общий язык: выложили на стол солидную гору довольно дорогой еды и бутылку коньяка… А партийному чиновнику парень — тот что помельче, уступил верхнюю полку. Ехали дружно и, можно сказать, весело: тот, что помельче оказался приятным собеседником. Парень поздоровее — всё больше молчал, но при случае тоже мог рассказать и анекдот и случай из жизни. Из чужой, естественно: что он успел повидать то за свой короткий век… Парни вышли в районном центре Нядома…