Когда завтра настанет вновь (СИ) - Сафонова Евгения - Страница 75

Я оглянулась на букет, алевший на столе.

Чувствуя, как гулко и тяжело стучит моё сердце, с каждым ударом падавшее в незримую пропасть.

Ликорисы. Цветы, что дарят на прощание или кладут на могилы.

Питер. Любящий, верный, надёжный, отважный Питер, не раз спасавший мне жизнь…

Я прикрыла глаза. Сжала кулаки, вжимая ногти в кожу: до боли в ладонях, до побелевших костяшек, до кровавых полукружий.

Я могла бы не поверить одному совпадению. Но когда их столько — не имела права не верить.

— Хорошо, — я едва могла шевелить губами, собственный голос казался чужим и далёким. — Только я не знаю, как мы сможем уйти, при этом не встречаясь с людьми.

— Поедем в мобиле. Я поведу. Ключи у тебя?

— Мобиль взял Питер. Он поехал за лодкой.

— Он… уехал на нём? — Рок уставилась на меня. — Но когда я пробиралась в ваш дом, мобиль стоял в саду.

Пару мгновений мы просто смотрели друг на друга.

Если я так увлеклась чтением, что не заметила, как подходит Рок, то пропустить звук подъезжающего мобиля…

Когда что-то едва заметно стукнулось о мою босую ногу, я опустила взгляд. И ещё успела увидеть средний, с ноготь большого пальца, сапфир, подкатившийся к моей пятке, прежде чем всё вокруг затмило ослепительное синее сияние.

К моменту, когда ко мне вернулась способность видеть, я лежала на полу, прижавшись щекой к прохладному паркету. Не чувствуя собственного тела, не в силах шевельнуть даже пальцем. Рок лежала рядом, глядя в потолок с тем же изумлением; и когда рядом с моим лицом возникли знакомые ноги в джинсах и мокасинах, я попыталась разомкнуть губы, попыталась позвать на помощь — и не смогла.

— Вот иногда забудешь купить хлеб, и чуть не загубишь всё дело. Пришлось бросить мобиль у дома и дойти до магазинчика на этой же улице. Вернулся, глянул в окно — а Лайза уже не одна… но вы так увлеклись разговором, что даже не услышали, как я лезу внутрь. — Не глядя на меня, Питер нагнулся за сапфиром, так и лежавшим на полу: пустышкой, уже выплеснувшей заключенное в ней заклятие. — Жаль.

Он выпрямился, и я перестала видеть его лицо. Постоял на месте, словно в раздумьях, а затем его ноги двинулись мимо моего лица. Вперёд.

К Рок.

— А я думал, мы останемся друзьями. — Питер опустился на колени рядом с баньши. Сунув сапфир в карман, достал оттуда же бритву. — Тоже жаль.

Его фигура расплывалась перед глазами в странной, невесть откуда взявшейся посреди дня темноте, но я различила блеск лезвия, когда он раскрыл бритву.

Нет, Питер, хотела крикнуть я, но не смогла шевельнуть губами. Нет, пожалуйста, ты не можешь, не можешь быть тем, кем…

— Пит… По… жалу…

Шёпот баньши разбил звенящую тишину. Она может говорить. Значит, может встать.

Боги, пусть она встанет, пусть убежит, пусть…

— Ты мне нравилась, Рок. Правда. — Я не видела его лица, уже почти ничего не видела, но в бархатном голосе прозвучало искреннее сожаление. — Извини.

Когда мгновенный шелест бритвы сменился тем жутким бульканьем, с каким люди захлёбываются собственной кровью, я даже не смогла закричать. Ужас сковал руки, ноги, всё бесполезное тело надёжнее обездвиживающего заклятия, мысли застыли, отказываясь понимать, отказываясь признавать, отказываясь верить…

И свет померк.

— IX —

— ОДИННАДЦАТЬ ДНЕЙ НАЗАД ~

Прохладное летнее предрассветье. Небольшой кирпичный дом в тихом городке, спящем под чернильным небом с манными крупинками поблекших звёзд. Тёмная комната, где на узкой кровати спит девушка, по-детски подложив руку под щёку.

Во сне лицо Лайзы безмятежно и беззащитно — и, может, поэтому во взгляде Коула, который стоит у изголовья её кровати, читается это странное сочетание горькой нежности и неизбывной тоски.

Когда Лайза начинает ворочаться во сне, чуть приоткрыв сонные глаза, его уже нет рядом.

Спустя пару секунд мисс Форбиден, мирно спящая в другой комнате, тоже открывает глаза — по причине того, что её плеча касается чужая рука. И когда рядом с прикроватной тумбочкой женщина видит Коула, в лице её не остаётся и намёка на сонливость.

— Ты? — мисс Форбиден изумлённо садится на постели, прикрывшись одеялом; спросонья голос у неё хриплый. — Что ты тут делаешь?

Коул смотрит куда-то мимо неё. Глаза тусклые, в лице ни единой эмоции. Бесстрастная, бледная, как воск, маска.

— Я думала, я больше тебя не увижу. — Мисс Форбиден обеспокоенно тянется к ночнику рядом с кроватью. — Что-то пошло не так? Но никаких тилвитов и дин ши на горизонте не появлялось, а двадцать пятое июля послезавтра… то есть уже завтра, и…

— Я не знаю, что мне делать. Я испробовал всё, но ничего не помогло. Лишь хуже и хуже, — голос фейри спокоен, нетороплив и так тих, что больше похож на шёпот. — Это заколдованный круг, который я не могу разорвать.

Даже отчаянный, до хрипоты, до боли крик не прозвучал бы так жутко.

— Это Лайза, да? С ней что-то случится? Твой двойник всё-таки…

— Я хотел бы вам рассказать. Но не могу.

— Почему?

— Если я сделаю это, вы умрёте.

Коул произносит это без печали, без горечи. Просто и буднично, как давно свершившийся факт, который он не раз озвучивал.

— Я… почему?

— Потому что я уже делал это. И всегда это заканчивалось одним и тем же. — Фейри кажется марионеткой, губы которой приводятся в действие каким-то хитрым механизмом. — Никому не дано знать о будущем слишком много. А то, что я сделал с ним, так искалечило океан времени, что он отчаянно пытается защитить себя. И устраняет любого, кто даже просто знает об этом.

В глазах мисс Форбиден мелькает внезапное понимание.

— Это… на самом деле это ведь не второй наш разговор, правда? Далеко не второй?

Коул молчит.

— Но Лайза погибнет, если ты мне не расскажешь?

— И даже если расскажу. Что бы я ни делал, всё бесполезно, — он говорит это почти безразлично. — У неё есть лишь один путь, по которому она может пойти, чтобы спастись. И тогда всё закончится тем же, что я так стремился исправить.

— И что это за путь?

— Уйти на Эмайн Аблах. И никогда не возвращаться.

Мисс Форбиден смотрит на него.

С тем же угрожающим недоверием, что ясно читалось в её глазах четыре года назад.

— Я знаю, что вы думаете. Я знаю, что подумает Лайза. И потому, хоть я мог бы вновь уволочь её силой, я не сделаю этого. Но я не могу рассказать ни вам, ни ей, почему она должна уйти. Тот, кому я поведаю об этом, умрёт. Поэтому я сейчас здесь. — Коул прикрывает глаза. — Я не знаю, зачем пришёл. Наверное, потому что не могу просто смотреть, как она умирает. Но, похоже, это всё, что мне остаётся.

Мисс Форбиден откидывает одеяло. Оправив ночную рубашку, спускает босые ноги на пол.

— Расскажи мне, — чеканит она. — Расскажи мне, что произойдёт.

— Вы умрёте.

— Женщина, не готовая умереть за своего ребёнка, не должна становиться матерью.

— Ваша дочь в любом случае обречена вас покинуть. Но в вашей власти не делать вашего сына сиротой так рано.

— И всю жизнь я буду думать о том, что не сделала ничего, чтобы спасти свою дочь? Знать, что пожертвовала жизнью одного из своих детей ради счастья другого? — мисс Форбиден скрещивает руки на груди, и сизая сталь в её глазах ясно говорит, что сейчас с ней лучше не спорить. — Эш не обидится на меня, даже если узнает правду. Он бы сделал для Лайзы то же самое. Как и она для него. Говори.

Коул делает короткий обречённый вдох.

И говорит.

Когда он замолкает, мисс Форбиден долго смотрит на него: безуспешно пытаясь уложить полученную информацию в своём сознании.

— И что, — сдавленно произносит она, — что бы ты… что бы я… что бы мы ни пытались сделать, это… завтра… всё равно?

Когда Коул кивает, мисс Форбиден отворачивается, глядя куда-то на стену. Тёплый свет ночника отражается в её глазах, но глаза эти холодны: ни капли паники или страха, лишь спокойное течение мыслей.

— Когда ты впервые пришёл ко мне… тогда, когда Лайзе было тринадцать… ты сказал, что украдёшь её. Утащишь на Эмайн. Это ведь… тоже произошло бы завтра, верно? Потому и…