Этот дурак (СИ) - Мелевич Яна - Страница 9

— Ни за что. Там Глеб, он не должен нас видеть! — отчаянно повисла на нем, выглядывая наружу. Как назло парочка к нам идет. Чувствую приближение катастрофы. Мозг лихорадочно соображает, а вот Кришевский вырывается.

— Мне плевать! Убери лапы свои. Не хочу бешенством от тебя заразиться, — огрызается, когда я предпринимаю отчаянную попытку спасти себя. Запрыгиваю на него сходу, обхватывая ногами, шикнув в ухо:

— Там твоя Оля!

Замирает, слышу, как стучит его сердце, сама вдыхаю травянистый аромат одеколона, слыша приближающиеся голоса.

— Думаешь, стоит приглашать такое количество гостей на вечеринку в честь встречи одноклассников? — кажется, это Иванцова. Неужели устраивают сходку? Наверняка злобного демона за бортом оставят, дабы настроение своей кислой миной не портил. И судя по выровнявшемуся дыханию чудища, он тоже прислушивается.

— Оль, решай, как хочешь. Это твой праздник, — ох, Глебушка, ты такой милый. Позволяешь своей девушке править балом.

— Тухло ниочемное, — бормочет Кришевский, обжигая мою кожу горячим дыханием. Возмущенно смотрю на него сверху вниз, забираясь выше по этой шпале. Господи, он что, бесконечный?

— Сам ты злыдень эвкалиптовый! Глебушка романтик, он оставляет за женщиной право решать! — возмущаюсь тихо, пора пара неподалеку обговаривает детали вечеринки.

— Да он тупо сказать ничего не может, коврик у порога, — отбривает в ответ Ян. Пока мы ругаемся, парочка голубков вновь продолжает путь. Еще немного, нас заметят. Бежать некуда, дальше стена, по другую сторону проход, по которому шагают Ольга с Глебом. Все, Злата. Сейчас он в тебе разочаруется. Представляю себе печаль в любимых глазах, красивое лицо, искаженное грустью.

— Эй, коала не инициированная, — зовет меня Кришевский, отрывая от момента самоуничижения, заставляя вновь взглянуть в желтый тигриный взор. Не нравится мне выражение лица. Какое-то больно сосредоточенное, словно обдумывает что-то.

— Чего тебе, чудовище, не видишь, я страдаю?

— Меня после этого будет долго тошнить, — бормочет, словно сам себе, отвечая на вопрос, пока я пытаюсь сообразить, что к чему. Ладони обхватывают ягодицы, подбрасывая выше для удобства. Открываю рот, чтобы возмутится, на что Дьяволина этот закрывает мне рот поцелуем, не дав произнести ни звука.

Забыв о проходящей мимо парочке, стоило только закрыть глаза, вся утонула в сахарной вате, позволяя той поглотить меня с головой. И кажется, не только меня.

Акт 6 — О химической реакции и ее последствиях

Химическая реакция — это превращение одного или нескольких веществ в другие. То, что сейчас происходило со мной, я могла назвать по-разному. Мне казалось, что я одновременно распадаюсь на сотни атомов, затем соединяюсь в нечто совершенно иное. Какую-то странную, незнакомую мне личность с тем же именем и фамилией. Вроде бы Злата Степашкина, а начинка уже иная.

Правду говорят, наши чувства и эмоции — химия. Не могла ведь я всего за один, пусть крышесносный сладкий поцелуй забыть, что передо мной главное чудовище всего университета? Где-то на задворках кричал разум, пытаясь достучаться до уплывшего на розовых волнах мозга, напоминая, кто сейчас поглаживает меня по щеке большим пальцем, продолжая изучать мою ротовую полость. Все предупреждения Глеба насчет Яна сейчас не имели никакого значения.

Я больше скажу, человек, умеющий так целоваться, просто не может быть истинным Дьяволом в душе. Или снова самообман работает.

— Кхм! Молодые люди! — возмущенный писк рядом, будто противный комар, ворвался в нашу сферу, прерывая реакцию. Едва смогла отстраниться, по-прежнему глядя в потемневшие желтые глаза, прежде чем дошло, наконец.

Я обнимаю Кришевского за шею, более того, пытаюсь вновь дотянуться до его губ!

— Ангелина Потаповна, я не могу найти первую часть «Химия твердого тела» А. Веста, — голос Колясика, как ушат воды на горячие головы. Библиотекарша так не действовала, как Коленька со своим вечно длинным носом, который куда-то норовил сунуть.

Отскочили в разные стороны друг от друга именно в тот момент, когда юное дарование приблизилось к нашему месту обитания. Пока Ангелина Потаповна цыкала, качая головой, что-то ворча про обнаглевшую молодежь, хватая у Снежкова бумажку с названиями нужных материалов к будущей контрольной работе, мы пытались отдышаться. Сам Коля недоуменно переводил взоры с одного на другого, поправляя очки пальцем.

— Злата, — произнес тоном таким, будто мы на встрече у президента. Дернулась, поворачивая голову. — Чем это вы заняты в храме науки?

Алтарь знаний еще скажи. Ишь выдал че.

— Мы это… заниматься пришли, — неловко бормочу, теряя всякую способность к конструктивной речи. Дурацкий поцелуй, он совершенно из колеи меня выбил. Какие-то голуби белые перед глазами витают, марш Мендельсона, отбивая крыльями. Тьфу.

— Сурок, — вкрадчивый голос Яна, а до Колясика доходит, наконец, с кем я тут стою. И ого, Ян знает, как звать его одногруппников? Или это он только мою фамилию вечно коверкает?

— У тебя глаза лишние, смотрю? Так я сейчас помогу это дело исправить, — скучающе произнес своим бархатистым, обманчиво мягким голосом прежде, чем рявкнуть так, что с полок упало парочка томиков. — Вон отсюда!

Низкий старт на огромной скорости и нет Колясика. Только я наедине с раздраженным чудищем, чья аура темности опять заполоняет пространство. Смотрю на него зачарованно, пытаясь отогнать противных птиц, уркающих мне в ухо. Еще минута, запою точно Белоснежка, призывая мышей да белочек, пыль со шкафов смести.

Стоит Яну рот открыть, как Белоснежка затыкается, а голубочки на юг летят. Подальше.

— Тьфу, теперь придется рот с мылом дважды мыть! — и взгляд отводит, недовольно направляясь к нашему столу, пока я, открыв рот, возмущенно гляжу ему в широкую спину. На всякий случай даже на ладонь дыхнула, ничего. Пахнет мятной жвачкой по-прежнему.

— Да это мне теперь придется в церкви святой воды нахлебаться, вдруг завтра клыки вырастут да рога. Мало, может инфекция она слюнями передается, — шагаю следом, бурча под нос. Какой, рот ему теперь промыть надо. Дур… мудак короче!

Стул со скрипом отодвигаю, усаживаясь за стол, слыша рядом сверху недоуменный вопрос. Мне показалось или это была неуверенность голосе?

— Какая еще инфекция?

Оборачиваюсь, глядя в бесстыжие желтые глаза, смело отвечая, но на всякий случай, выставив перед собой учебник по кристаллохимии.

— Демоническая! Не хочу после полуночи превратиться в демона, — Ян обиженно сопит, обходя стол, устраиваясь напротив. Молчит, а я облегченно позволяю себе на минуту погрузиться в многообразие формул, непонятных графиков и систем Германа-Могена.

Пока этот дурак не выдает:

— Это мне надо съездить в клинику, прививку от бешенства сделать. Мало ли, чем вы сумчатые болеете. Набросилась на меня, как ненормальная. Точно в адеквате или мне таки позвонить в службу отлова диких животных?

— Сам ты дикий, чудище рогатое! Не нравится, не подходи. Нечего на коал наезжать, если губы свои на месте удержать не можешь!

— Кто бы говорил, что за привычка вообще на людей прыгать.

— А чего вырос такой, как секвойя переросшая.

— Все не разговаривай со мной, бесишь.

— Ну и хорошо.

— Ладно!

— Ладно!

Ой, все. Ну, что за козел, а?

Следующие сорок минут до пары посвящаем предмету, который я искренне, люто ненавижу. В свое время в школе мне казалось, что химия это весело. Знаете, опыты, всякие реакции, формулы, но на деле скучная, нудная ерунда, наполненная по большей части писаниной и кучей зубодробительных формул.

Мама говорила, что если не найду себя, идти нужно туда же, куда в свое она обратила свой взор — наука, учительская деятельность. Десять лет работы в школе, остальные двадцать в научном центре. В моей семье технарей, одна я уродилась какой-то ущербной. Мне точные науки с трудом, скрипом и зубрежкой давались, а уж учителей по ним я всю жизнь ненавидела, ведь училась в той же школе, что мама моя. Химичка, еще помнившая любимую ученицу, вечно носом тыкала.