Еврейские народные сказки
(Предания, былички, рассказы, анекдоты, собранные Е.С. Райзе) - Райзе Ефим Самойлович - Страница 13

Наконец, увидев, что чулочник появился в зале, Папа открыл суд. Многие выступавшие требовали для еврея смертной казни, так как, мол, всем известно, что евреи употребляют кровь детей для приготовления мацы. Правда, некоторые говорили, что еврей не виноват, что еврейский народ смирный, добрый и богобоязненный, но большинство собравшихся склонялось к тому, чтобы осудить невинного еврея. Тогда Папа обратился к чулочнику:

— А что ты скажешь?

Чулочник поднялся и сказал:

— Прошу всех идти за мной.

Привел всех на кладбище и велел разрыть могилку убитого ребенка. Когда показался гробик, чулочник сам его открыл и обратился к мертвому ребенку с такими словами:

— Ты видишь, кто перед тобой?

Ребенок присел.

— Что же ты молчишь? Расскажи, кто тебя убил?

И ребенок начал рассказывать:

— Я был болен. В это время к отцу пришел епископ и стал уговаривать его зарезать меня, дескать, я и без того умру от болезни, и подбросить тело в домик еврею. Епископ за это обещал отцу полное отпущение грехов. Отец долго не мог решиться, но потом согласился, наточил нож и, несмотря на мои крики, зарезал меня. Дальше ничего не помню.

— Довольно, — сказал чулочник. — Ложись опять в гроб!

Ребенка вновь засыпали землей. Судьи вернулись в помещение суда. Еврея оправдали, епископа и отца ребенка судили и повесили, а чулочника сделали вице-королем.

Этот чулочник был ламед-вовником.

У реб Зелига, меламеда в талмуд-торе, украли талес и тфилин. Чтоб найти вора, реб Зелиг прибегнул к такому каббалистическому средству. Ровно в полночь, когда все его домочадцы спали крепким сном, он зажег две свечи черного воска, поставил между ними зеркало и, произнеся молитву, стал внимательно вглядываться в него, сосредоточив все свои помыслы на желании открыть вора.

В тот момент, когда пробило час ночи, в зеркале показалось изображение одного из многочисленных учеников реб Зелига. Недолго думая, реб Зелиг провел с силой черту ногтем по поверхности зеркала на том месте, где появилось лицо, после чего поставил зеркало на место и улегся спать.

На другой день, сохранив в глубокой тайне гадание при помощи зеркала и припрятав свечи, реб Зелиг отправился по обыкновению рано утром в талмуд-тору на утреннюю молитву. Когда все ученики собрались, он заметил на лице одного из них глубокую свежую царапину.

Реб Зелиг немедленно позвал этого ученика к себе и стал требовать, чтоб тот сознался в воровстве. Озадаченный вор сначала отпирался, но, когда строгий учитель отпустил ему несколько тяжеловесных пощечин, признался и указал место, где спрятана покража. Это истинное происшествие случилось в Меджибоже.

В Грубешове (Люблинское воеводство) произошла кража — были украдены менора, золототканый паройхес и другая ценная утварь. Воров никак не могли найти. Евреи были безутешны. Они решили обратиться к помощи Большого миньяна. Большой грубешовский миньян состоял из десяти тайных праведников. Все они были бедны и тяжелым трудом добывали себе пропитание: один был сапожником, другой — кузнецом, третий — портным и так далее.

И вот пришел в синагогу один из Большого миньяна — столяр по профессии — и стал сверлить отверстие в дверном косяке под мезузой. Он сверлил медленно и долго и при этом что-то шептал про себя. Вдруг открылась дверь и в синагогу вбежал человек весь в крови, а в голове у него просверлена большая дырка, и человек этот кричит:

— Перестаньте!!! Заберите все вещи! — И выкладывает на стол все украденное в синагоге.

Жил-был в городе Амстердаме царь, знал он множество разных языков, и среди них — наш святой язык, еврейский лошн-койдеш. Раз решил царь съездить искупаться на реку, а дорога к реке шла через Еврейское Гетто (так у них в Амстердаме называлась улица, на которой дозволялось жить евреям). Вот едет царь и видит: сидит в маленьком домишке меламед и учит с детьми такой стих: «Пригибает гордых к земле, кротких поднимает к высотам», иначе говоря: «Бог сгибает больших людей до земли и подымает униженных до небес». Вылезает тут царь из кареты, заходит к меламеду в хейдер и спрашивает, что, дескать, эти слова значат. Отвечает ему меламед:

— Это значит, что Бог может сделать царя нищим, а нищего — царем.

Страшно разгневался царь на еврея и сказал ему так:

— Докажи мне это на мне самом, и я тебя награжу, а не сумеешь — прикажу отрубить тебе голову.

Отвечает меламед, что сумеет доказать, если согласится царь не возвращаться домой пять дней, а не сумеет — пусть делаете ним, что пожелает. Пообещал царь, что с реки не поедет домой, и поклялся в том меламеду. А был тот меламед одним из тридцати шести тайных праведников, ламед-вовников, без которых и мир бы не устоял: сел он на свое место и сотворил молитву. А царь поехал себе дальше своей дорогой.

Приехал царь на реку, разделся, отдал одежду лакею и нырнул в воду. Появился тут шед, обернулся царем, вынырнул из воды и кричит слуге, чтобы тот нес ему скорей царскую одежду. Подал слуга одежду, надел ее шед и уехал во дворец. А настоящий царь купается себе в реке и знать ничего не знает. Накупавшись, вылез царь на берег и принялся звать слугу, да только, как говорится, «ни возглашающего, ни внемлющего», иначе говоря, «ни слуху, ни духу». Стал царь кричать еще громче, принялся бегать, искать свою одежду и карету, да так ничего и не нашел. Добрых два часа пробегал царь нагишом, пока не замерз и не отправился, в чем мать родила, к себе во дворец.

Дивятся крестьяне: идет по улице человек голяком и кричит, что он царь. Нашелся и такой, что даже принялся было стегать его кнутом по голому телу, но тут за царя вступился один старик, дал ему старую рубаху и свитку, чтоб тому было чем прикрыться. Пришел царь в свою резиденцию, но солдаты, что стерегли ее, прогнали царя: не велено, говорят, пускать нищих в резиденцию.

Так стал царь нищим. Захотел он найти ночлег, пришлось ему отправиться туда, где ночуют нищие. На второй день пошел царь с другими бедолагами прочь из города собирать подаяние. Жалеют крестьяне нового нищего, потому что лицо у него как у благородного, да только никто ему не верит, что он царь — всякий знает, что царь сидит на своем месте, во дворце. Мало-помалу привык царь к своей новой жизни и стал бродить с компанией нищих из города в город.

Однажды попал он снова в тот город, где была царская резиденция, оказался на той улочке, что вела к реке. Вдруг слышит царь: учит меламед с детьми тот же самый стих: «Пригибает гордых к земле, кротких поднимает к высотам» — и толкует его так: «Бог может сделать царя нищим, а нищего — царем». Бросился царь в хейдер к меламеду, упал ему в ноги, стал просить-умолять, чтоб простил его меламед за то, что он насмешничал над ним, чтоб помог ему снова стать царем. Пообещал меламед помочь царю. Перво-наперво постриг он царя, помыл его, заказал для него у портного новую одежду, какая положена царю, и велел пойти в монастырь, куда царь ездит слушать службу, а там сделать так: как увидит он, что подъехала царская карета и самозваный царь зашел в монастырь, пусть зовет скорей своего кучера по имени, а как подъедет к нему карета, сразу спокойно в нее садится.

Сделал царь все, как сказал ему меламед: пошел назавтра в монастырь, дождался, когда подъехал самозваный царь, и только прочитали первую молитву, позвал по имени своего кучера. Подкатил кучер к царю, сел царь в карету, как ни в чем не бывало, и поехал к себе домой, так что никто ничего не заметил.

Приказал царь позвать меламеда в свою резиденцию, поблагодарил его за помощь и наградил по-царски. И с тех пор был тот царь милостив к Израилю до скончания своих дней.

У одного раввина была единственная дочь Хана. Была она и красива, и умна, и, всем на удивление, хорошо знала Тору, и читала наизусть молитвы. Многие умные, благочестивые и образованные юноши добивались ее руки, но раввин никак не мог выбрать своей дочери достойного жениха.