Дом последней надежды - Демина Карина - Страница 47

Пес еще жив в этом чудовищном теле. Тот смешной подросток, который путался в собственных лапах. Они вдруг выросли и стали неудобными. Он вечно на что-то натыкался, иногда больно, и тогда скулил. Он и сейчас скулил, прижимаясь к моим ногам. А я гладила полупрозрачную спину, приговаривая, что не позволю его обидеть.

Хорошая собачка.

Очень хорошая… я хочу тебе помочь… отпустить. Я знаю, что ваши боги заботятся не только о людях, но… как это сделать?

Или…

Пожалуй, я знаю, кому задать вопрос, вот только…

…в призрачном мире и пути иные. Стоило подумать, и вот я уже стою у пещеры, перед которой растет одинокая сосна. Дерево спицей уходит в самое небо. Оно протыкает золотистые облака, и не удивлюсь, если прорастает сквозь камни божественного двора. А может, именно на нем, на этом стволе, слепленном из золота и серебра, и держится мир.

— Нельзя надолго оставлять свое тело. — В пещере, как и положено, жил дракон. Огненно-красный, с золотой отделкой и огромными когтями. Тонкие длинные усы его шевелились, словно живые. Из ноздрей вырывалось пламя. — Тело без присмотра — лакомый кусок.

Зубы у него что иглы.

И страшно.

Или нет?

Здесь ощущения притуплены. А вот пес оказывается между мной и драконом. Он скалит зубы, предупреждая, что не позволит причинить мне вред… хороший. Ему не справиться с мифическим зверем, который столь огромен, что способен раздавить меня одной лапой, но…

— Твой колдун позволил себе небрежность. — Дракон разглядывает меня с насмешкой, и в золотых его глазах отражаются тени других миров. — Он убил тело раньше, чем душу защитника… тебе повезло.

Да.

Наверное.

Я не знаю, что есть везение, но…

— Чего ты хочешь, дитя?

Мне позволено было говорить, и я поклонилась, не из страха, но выказывая уважение.

— Как ему помочь?

— Тому, кто желал тебя убить? — Миров в глазах дракона было множество, и как знать, нет ли среди них моего. Я бы могла вернуться, если бы захотела… а я хочу?

Не знаю.

Я прижилась. Сроднилась с телом… или нет?

— Тому, кого обманули и предали…

…как Иоко.

— И… как от него защититься… — Я все-таки убрала руку, но пес прижался к ноге. Теперь я ощущала исходящее от него тепло. — Пока…

Дракон усмехнулся.

И дыхнул огнем, согревая. А я и не заметила, до чего замерзла.

— В эту грань нельзя просто взять и войти, человек чужого мира. — Он развернулся, и я залюбовалась змееподобным телом, текучим, что вода. — Скоро он заберет всю твою силу… но пока…

У меня в руке появилась кость.

Зуб.

Белый такой зуб.

Крупный. Кажется, клык, хотя я в зубах мало понимаю, но… нет, определенно клык. И я знаю, что принадлежал он псу.

Он потерял его, когда пытался разгрызть цепь.

Зуб сломался, и теперь вот…

Пара капель крови.

Желтизна.

И будто грязь, на него налипшая. Я пытаюсь оттереть, а дракон и пес наблюдают. Ну же… грязь вспыхивает и облетает жирным пеплом. Наверняка она магического свойства…

— Зуб защитит.

— Спасибо, мудрейший… — Я кланяюсь так низко, как способна.

— Что же касается покоя… найди его кости и отнеси в храм. А теперь вам пора. — Дракон сделал вдох, чтобы выдохнуть огненный клубок. Пламя вцепилось в мои волосы, одежды, кожу… стало так горячо, что я закричала.

И очнулась.

Я лежала… лежала… где? Темно? Нет, светло, и свет этот больно бьет по глазам. На груди тяжесть неимоверная, давит что-то, будто камень… не что-то — кто-то с желтыми глазами.

Кошка.

Она замечает, что я очнулась, и встает.

Топчется, выпустив когти и выражая негодование — глупый человек, разве можно покидать свою грань? — поворачивается ко мне задом. Я вижу метелку хвоста, и не только ее…

— Я тоже рада тебя видеть…

В горле моем камни.

Голос слаб.

И кошка ворчит. А в руку впивается что-то…

…зуб.

Призрачный.

Или… явный.

Грани пересекаются, но у меня самой не хватило бы сил притащить что-либо с той стороны. Поэтому… я пытаюсь оторвать голову от валика, который здесь заменяет нормальную подушку, но…

— Очнулась? — Глаза колдуна светлы, что осеннее небо, а перьев в волосах стало еще больше, чем раньше. Этак он и вовсе, глядишь, обрастет, а потом взмахнет руками, что крылами, и разноцветной канарейкой унесется в дальние дали. — Ты понимаешь, женщина, что совершила?

Кошачьи когти оставляли на коже следы. Царапинки горели огнем, но я знала, что так надо.

На пользу.

Огня во мне почти и не осталось. Так, крошечная искорка на самом дне темного колодца. Печать божественная и та почти пропала.

— Не… очень… — не голос, а шипение змеиное. — Воды…

Мне позволили напиться, правда, не воду дали, но на редкость горький вяжущий отвар.

— Нельзя выходить на ту грань… — Исиго ткнул в лоб пальцем. — Нельзя покидать свое тело! Этому учатся годами… и далеко не всем удается постигнуть науку.

А у меня, стало быть, получилось. То-то ощущения, будто катком переехали, причем не единожды… это от науки.

— Надо в совершенстве овладеть своим даром, очистить тело и разум… несколько дней подготовки… медитация… — И при каждой паузе тычок тем же пальцем.

Он с таким старанием мне кость проломит.

— Извините, не знала, — голос не то чтобы вернулся, но стал не таким сиплым.

— Ты могла не вернуться…

Да, теперь я понимаю.

Я ведь не знала обратной дороги, а в том мире, чем бы он ни был, их множество. И легкомысленной душе легко потеряться.

— Твое сердце остановилось, — продолжил исиго. — И мне пришлось… выжечь на тебе знак…

Да?

Не чувствую.

С другой стороны, реанимация — вещь такая… без последствий редко обходится.

Исиго вздохнул и пожаловался:

— Я не хочу больше слушать этих женщин. Они требуют, чтобы я тебя немедленно оживил. Я не умею оживлять мертвецов. Я им сказал, что лишь сберегу твое тело, но и только… а если душа вернется…

— Как долго я…

— Семь дней.

Твою ж… ничего себе, путешествие в сопредельные миры. А там прошло несколько мгновений… ладно, чуть больше, чем несколько мгновений, но чтобы семь дней…

— Мне пришлось отдать тебе почти всю свою силу…

— Прости.

— Ты глупая женщина.

— Да.

Здесь я была с ним совершенно согласна. А главное, что столь неразумное поведение в прошлой жизни мне было несвойственно. Тут же… но и Иоко, помнится, не отличалась любовью к риску.

Ладно, что произошло, то произошло.

— Но я должен признать, что у тебя получилось. Оно ушло.

Не ушло.

Отступило.

Он жив, мой пес, которому я должна помочь. Он избавлен от гнева и грязи, но еще не свободен.

— Я… — Я не без труда разжала сведенные судорогой пальцы. На белой коже отпечатался белый же зуб. Он смял кожу и наполовину вошел в ладонь. — Он… вот…

Исиго отшатнулся.

А кошка зашипела, но… не зло? Да, скорее предупреждая глупых людей, что не стоит совершать резких движений. Лечение — дело такое, требующее полной сосредоточенности, во всяком случае, от кошек. А люди только и способны, что суетиться.

— Невозможно. — Исиго все-таки преодолел себя и коснулся зуба. Рядом раздалось предупреждающее рычание, и рука тотчас убралась.

Правильно, спорить с призраками — дурное…

— Как у тебя… нельзя ничего принести из того мира…

Из того — нельзя, но потерянный зуб принадлежал этому миру, а что дракон оказался способен передать его, то… мне следует еще раз поблагодарить его.

Или лучшая благодарность — не мешать?

— Значит, он здесь… — Взгляд исиго скользнул по комнате. — Странно, что я больше его не ощущаю…

Ничего странного.

Если бы спросили кошку, она бы ответила, что теперь то, другое существо, присутствие которого было несколько неприятно — даже будучи призраками собаки раздражали, — стало частью человека. Их связь, пока тонкая, с каждым уда ром сердца становилась прочнее.

— Никогда о таком не слышал.

Исиго благоразумно убрал руки за спину.