Красавица и Холостяк (ЛП) - Саймон Нэйма - Страница 39

Крошечные, прерывистые крики вырывались из ее горла, когда она поднималась и опускалась, поднималась и опускалась, поглощая еще большую его часть с каждым движением, пока не захватила каждый его дюйм. Он застыл под ней, его большое тело охватила мелкая дрожь, пока он сдерживался, чтобы не перехватить инициативу. Его пальцы погрузились в ее бедра и, возможно, оставили бы синяки. Синяки, которыми она бы дорожила.

— Ты ощущаешься так хорошо во мне, — прошептала она ему на ухо. — Так хорошо. Так толсто. Так жарко.

Лукас зарычал и потерял голову. Он схватил ее за попку и повел ее в дикой скачке, не оставив ей выбора, кроме как вцепиться в него крепче. Ухватившись за его плечи, она откинула голову назад, позволив ему поднимать и опускать ее по своему члену, вторгаясь в нее раз за разом. Его бедра высоко подлетали с каждым ее опусканием, и арии ее мокрого естества отпускающего ее, шлепки плоти о плоти и ее прерывистые крики наполняли комнату самой прекрасной оперой. Снова и снова она принимала и сжимала его в самых интимных объятиях, его член делал ее своей, каждый раз погружаясь в нее.

— Кончи для меня, милая, — прошептал он у ее горла. — И возьми меня с собой.

Он просунул руку между ними и потер большим пальцем ее клитор, обведя комок нервов трижды, прежде чем она скатапультировала в море восторга.

Когда ее голова, наконец, перестала мотаться, он шевельнулся под ней, напрягшись, налившись и излившись короткими мощными толчками, она вцепилась в него. Зависимая от его поддержки, и он поддержал ее. Даже когда огонь бушевал, кипел, он держал ее в своих руках.

Прижавшись щекой к его влажному плечу, она задалась вопросом, который тревожил ее с тех пор, как он открылся ей.

— Лукас?

— Да? — он провел ладонью по ее спине в успокаивающей ласке.

— Партнер твоего отца и его лучший друг. Тот, с которым изменила твоя мать, — она замолчала на секунду, уже зная ответ. — Это был мой отец, так ведь?

Пауза.

— Да.

Скорбь, боль и стыд взорвались в ее груди шрапнелью из эмоций. Часть про измену не удивила ее; проблемы Джейсона с верностью не были секретом в ее доме. Но обман лучшего друга с делом всей его жизни, пока тот был в трауре и скорби? Даже будучи таким эмоционально отдаленным и критичным, каким ее отец стал, она все еще не могла соотнести холодного, коварного человека, которого описал Лукас, с мужчиной, которого она знала.

Ее пробрала дрожь, и она вцепилась пальцами в талию Лукаса, будто пытаясь удержать то, чего никогда и не имела.

Шанс.

— Мне жаль, — прошептала она, едва способная вытолкнуть извинение из сжатого горла.

Его рука притормозила свое успокаивающее движение по ее спине.

— Это не твоя вина, милая.

Она не ответила. Не стала указывать на иронию в его словах, ведь он заставил ее заплатить часть от грехов ее отца. Отчаяние молотом ударило ее.

На секунду проблеск надежды мелькнул в ее душе. Но сейчас это луч угас от осознания, что она и Лукас были обречены, даже прежде чем они начали.

Глава 18

Сколько подобных приемов нужно выстрадать человеку, чтобы ему было даровано помилование? Проклятье, в последнее время их было очень много. Учитывая то, где Лукас вырос, он делал пожертвования в фонды поддержки грамотности, образования и технологий городских школ. Но сегодня он с большим удовольствием остался бы дома с Сидней. Даже если бы они просто смотрели детективные сериалы, которые она так любила. Что угодно вместо посещения очередного приема (этот посвящен приютам для животных?) и пустой болтовне. Или временной отключке сознания.

Как сейчас.

Он кивнул и пробормотал подходящий сочувствующий ответ, когда миссис Анита Гэмбл — супруга одного из богатейших финансистов Восточного побережья — выдала очередную обличительную тираду по поводу чудовищного обращения с ее прекрасной шитцу, Прелестью, у парикмахера.

Господи. Правда что ли? Но он улыбнулся и изобразил нужную взволнованную реакцию и ответ. Он улыбался и терпел это все, задаваясь вопросом, когда же начнется мозговое кровотечение.

В Чикаго он посещал огромное множество общественных приемов и вечеринок, но тогда он был холостяком-бизнесменом, которому многое прощалось. Но не женатому мужчине. И уж точно не мужчине, женившемуся под алым знаменем скандала.

Отвлекшись от разглагольствований миссис Гэмбл о том, чтобы применить меры к парикмахерам, он просканировал комнату в поисках жены. Вот она. Окружена стаей женщин, мелькнувшими и исчезнувшими из его периферийного зрения. Со своими роскошными кудрями, спускающимися сексуальным водопадом на ее обнаженные плечи, она затмевала всех женщин в помещении. Изгибы, которыми он был одержим, были воплощением совершенства в элегантном черно-белом корсетном платье, которое обхватывало ее грудь и тонкую талию, а потом драматично ниспадало до пола. Он, зная некий толк в моде, наслаждался фасоном. Но именно женщина, его носящая, делала его незабываемым.

Теплота, смешанная с острым жаром желания, взволновала и одновременно успокоила его. С тех пор, как он открыл ей свою настоящую историю, ранее на этой неделе, в нем засела тревожная эмоция, которую было невозможно выкорчевать. В какой-то момент в кабинете он прекратил видеть свою жену в качестве преходящего явления своей жизни и начал думать о ней, как о ком-то постоянном.

И это пугало его до чертиков.

Рядом с ней он терял концентрацию. Проклятье, он прогуливал работу, только бы побыть с ней. Она заставила его усомниться в собственных взглядах на женщин и брак. А такая неуверенность — особенно в это критическое время — была опасной. Да, Сидней отличалась от всех женщин, которых он когда-либо встречал. Однако он все еще не раскрыл всего масштаба его планов относительно ее отца. Почему? Он просто не хотел, чтобы она смотрела на него с ненавистью? Или же часть его продолжала не доверять ей? Скорее всего, взрывная смесь из обоих вариантов.

— Пенни за твои мысли, — ворвался в его размышления знойный голос. Он моргнул, осознавая, что миссис Гэмбл покинула его, а ее место заняла Каролина Дрезден. — Или твои подороже будут?

— Здравствуй, Каролина, — поприветствовал он ее, игнорируя жар в пристальном взгляде брюнетки. — Как дела?

Ее губы, накрашенные красной помадой, надулись, что когда-то он находил сексуальным, но теперь это его раздражало.

— А тебе можно спрашивать у меня такое, когда ты стал женатым мужчиной? — она провела ногтем с алым лаком вниз по лацкану его смокинга. — Я первой признаю, что не верила, что ты действительно доведешь до конца эту идею с женитьбой. Но, когда ты на чем-то концентрируешься, ты всегда это получаешь, не так ли, Лукас? — промурлыкала она, смотря на него сквозь густую завесу ресниц. — Я помню, каково это было являться объектом этой... целеустремленности.

Совершенно очевидно, что ей хотелось освежить их воспоминания. Из того, что он помнил — честно говоря, этого было немного — ее несложно было привлечь. Аккуратно, но твердо он снял ее руку с себя и произнес с тягучим южным акцентом:

— А я не припоминаю, чтобы ты была такой упорной — или слабослышащей. Я — женат.

Ярость осветила ее взгляд на секунду, прежде чем она прикрыла настоящие чувства очередной улыбкой кошки, которая слопала птичку. Удивительно, как только сквозь ее безупречные зубы не стали пробиваться перья.

— А счастливо хоть женат? — проурчала она, выдавая предупредительную дрожь. Одной из причин, почему он закончил их короткое знакомство, были ее манипуляции. Она не говорила и не делала ничего без причины. — Я слышала, медовый месяц закончился, не успев начаться. А всего неделю назад твою жену видели с Тайлером Рейнхолдом, — она назвала ресторан, где Сидней обедала с матерью. — Уютный ланч? Может, блюдом дня было воссоединение?

Он изогнул бровь, изображая незаинтересованность, но что-то в его животе дернулось, выкрутилось. Ярость и покрытая грязью тень сомнения поднялись в его груди.