Тайна Богов - Вербер Бернард - Страница 2

Мы мчимся через Олимпию.

Впереди я вижу маленькую крепкую фигуру Маты Хари. Ветер треплет ее темные волосы. Я следую за ней, сворачивая в улочки, пересекая проспекты.

– Быстрее, Мишель! Двери закрывают!

Наконец, мы у амфитеатра, огромного каменного строения с барельефами, на которых изображены титаны, вооруженные копьями и щитами. Они борются с героями. Два упитанных кентавра стоят по обе стороны от главного входа, скрестив руки на груди, и бьют копытами о землю. Из ноздрей у них вырывается пар. Холодно.

Едва заметив нас, кентавры трубят в рога, возвещая о нашем прибытии. Тяжелая дубовая дверь со скрипом отворяется. Выходит бородатый бог-преподаватель почти трехметрового роста. Его голову венчает венок из виноградных листьев.

– Мишель Пэнсон! – восклицает Дионис. – Верно о тебе говорят: Тот, которого ждут. Некоторые уж думали, что ты пропустишь Финал.

Бог воров впускает нас и запирает огромную дверь.

– Началось? – с тревогой спрашивает запыхавшаяся Мата Хари.

Дионис поглаживает бороду и подмигивает.

– Нет-нет, мы собирались запирать двери, но до начала партии еще целый час. Успеете спокойно позавтракать. Поручаю вас заботам этой барышни.

Полубогиня ора Дике ведет нас по мраморным коридорам и мощеным дворам в зал, где накрыт завтрак. На столах стоят кувшины с кофе, чаем, молоком, горячим шоколадом. Вокруг главного, круглого стола я вижу других учеников-финалистов. Они завтракают.

Вначале нас было 144. Когда я бежал, чтобы подняться на вершину горы, уже больше половины выбыли из игры, не говоря уж о тех, кто погиб от руки богоубийцы. Теперь нас осталось всего 12.

Я увидел:

Жоржа Мельеса, бога людей-тигров,

Густава Эйфеля, бога людей-термитов,

Симону Синьоре, богиню людей-цапель,

Бруно Баллара, бога людей-коршунов,

Франсуа Рабле, бога людей-свиней,

Тулуз-Лотрека, бога людей-коз,

Жана де Лафонтена, бога людей-чаек,

Эдит Пиаф, богиню людей-петухов.

И еще юношу, имя которого я забыл, потому что не был с ним близко знаком.

Похоже, Мата Хари знает этого полного блондина.

– Это Ксавье Дюпюи, – шепнула она мне, – бог людей-акул. Сначала у него было небольшое царство, потом он вооружил подданных и создал военную аристократию. Ему удалось объединиться с соседями, сейчас у него промышленный подъем. Города растут и процветают. Он довольно опасен, да еще у его народа сейчас демографический взрыв.

Соперники приветствуют нас, однако всех занимает только предстоящая партия, как Олимпийские игры – спортсменов.

В углу, в стороне от всех, сидит Рауль Разорбак, бог людей-орлов. Я сразу узнаю его лицо, удлиненное и острое, как нож, и взгляд – сумрачный и спокойный. В одной руке он держит чашку, другую протягивает мне. Я смотрю на него.

– Мишель, только не говори, что ты еще сердишься.

– Как я могу простить тебя? Ты украл проповедь терпимости и милосердия у моего пророка и обратил его слова против моего же народа, призывая к расизму!

Рауль нахмуривается. Обычно он совершенно невозмутим, но сегодня я чувствую, что он напряжен.

– Ты опять за своё! Неужели ты воспринимаешь все это всерьез? Мишель, это же просто игра. Это просто смертные! А смертные, как известно, должны умирать. Мы боги, мы выше этого. Люди всего лишь фигуры в нашей шахматной партии, а разве ты оплакиваешь пешку, которую съел противник?

Он беззаботно пожимает плечами и снова протягивает мне руку.

– Мы были друзьями. И всегда ими останемся.

– Рауль, это не пешки. Это живые существа, способные испытывать боль.

Разорбак опускает руку и насмешливо смотрит на меня.

– Ты слишком сильно переживаешь игру. У тебя всегда были достаточно наивные представления о предназначении бога. Всегда хочешь быть положительным киногероем, да, Мишель? Это тебя погубит. Важно победить, а не казаться хорошим.

– Позволь мне остаться при своем мнении.

Рауль пожимает плечами и залпом допивает кофе.

– Кладбища переполнены хорошими людьми, а циничные мерзавцы покоятся в пантеонах и мавзолеях. Но именно мерзавцев выбирают историки, которые пишут для будущих поколений. Именно мерзавцы со временем становятся героями, окруженными ореолом славы. Нам с тобой это особенно хорошо известно, ведь мы знаем, как все было на самом деле.

– В этом как раз и заключается разница между нами с тобой, Рауль. Ты замечаешь несправедливость, а я пытаюсь бороться с ней.

В глазах моего соперника вспыхивает огонек.

– Ты забыл, Мишель, что это я заразил тебя желанием увидеть Континент мертвых? Ты забыл девиз танатонавтов, который мы повторяли, когда наши души выходили из тел, чтобы исследовать загробный мир?

– Вместе против идиотов.

– Точно. И еще: Вперед, навстречу неизвестному. Душа обязана наблюдать и постигать. Не вставать на чью-то сторону, а идти вперед, к неизведанному. Мы стремимся увидеть реальность такой, какая она есть, а вовсе не быть «хорошими».

Последнее слово он произнес с особым презрением. Все прислушивались к нашему разговору, но не вмешивались.

– Ты забыл и наш девиз, когда мы были ангелами? «Любовь – наш меч». Мы сражаемся во имя любви, – сказал я.

– Полностью это звучало так: «Любовь – наш меч, юмор – наш щит». Юмор, способность все считать относительным. Тебе прекрасно известно, что самые страшные бойни начинались во имя любви, самые страшные войны велись за религию или родину. А заканчивались они нередко именно благодаря чувству юмора. И благодаря чувству юмора свергали тиранов. Куда девалось твое чувство юмора, Мишель?

Рауль, вскочивший было на ноги, снова сел и взял кусок кекса.

– Оно исчезло, когда я увидел, как твои люди-орлы превратили орудие пытки, которым они казнили моего пророка, в символ объединения. Моим символом была рыба, а не человек, посаженный на кол!

Рауль, жуя, ответил:

– Я поступил так, чтобы твое послание не погибло… Было необходимо повлиять на умы. Признай, что изображение орудия пыток впечатляет сильнее, чем рыба.

Я повысил голос.

– Ты убил моего пророка! Ты украл и извратил мое послание людям!

– Мишель, ты жалкий идиот. Ты ничего не понимаешь в истории мира.

Я схватил Рауля и швырнул его на землю, вцепился ему в горло и начал душить. К моему великому изумлению, он не сопротивлялся. Когда он захрипел, вмешались Густав Эйфель и Жорж Мельес. Они подняли нас и растащили в разные стороны.

– Эй, сегодня Финал! – воскликнул Бруно Баллара. – Если вам приспичило выяснять отношения, заставьте ваши народы сделать это.

Эдит Пиаф поддержала его:

– После этой партии останется только один, а остальные одиннадцать будут ликвидированы.

– Мы тут как гладиаторы за минуту до выхода на арену, – кивнул Ксавье Дюпюи. – Не стоит убивать друг друга, пока не подали сигнал.

Мата Хари помогла мне отряхнуться.

– Поешь. – Она протянула мне круассан. – Тебе понадобятся силы во время игры.

Я налил себе кофе.

Мы все испытующе смотрели друг на друга. Жан де Лафонтен попытался разрядить атмосферу.

– Смертные даже не понимают, как им повезло… что они не боги!

– И что они не знают о мирах, которые существуют вокруг них, – добавил Франсуа Рабле.

– Иногда мне кажется, я предпочел бы ничего не знать об этом и не иметь той власти, которую имею сейчас. Все эти люди, которые поклоняются нам, все это накладывает на нас такую ответственность… – сказала Симона Синьоре.

– Через несколько часов все решится, – пробормотал Тулуз-Лотрек.

Я выпил еще несколько чашек кофе, пока Мата Хари не отобрала у меня кувшин.

– Хватит, не то у тебя будут дрожать руки, и ты ударишь молнией куда-нибудь не туда.

Она прижалась ко мне. Я чувствовал ее мягкую грудь.

– Я хочу тебя, – шепнула она мне на ухо.

– Здесь? Сейчас?

– Да, прямо перед Финалом. Потом будет поздно.

– Я не умею заниматься любовью впопыхах. Она увлекла меня за собой в темный коридор.

– Научишься. Я как растение – со мной нужно много разговаривать и много поливать.