Напряжение на высоте (СИ) - Ильин Владимир Алексеевич - Страница 61

Князь бережно отложил бутылку с виски, опустошенную на половину, оправил распахнутый ворот рубашки, желая застегнуть — но обнаружил пуговицы вырванными. Оглядел себя, с облегчением не обнаружив мундир залитым и испачканным. И направился на женскую половину — сквозь весь дворец; через длинные коридоры, заставленные портретами предков, от которых старательно прятал взгляд.

Не смотря на выпитое, его не водило из стороны в сторону и не звало на подвиги. Алкоголь прошел через шокированное сознание, как вода. Обожгло живот и отступило, будто не было, оставив ту же пустоту и потерянность. Ему нужен был собеседник; нужен был совет, и он шел туда, где его могли дать.

Тяжелая дверь будуара супруги удостоилась выверенного и деликатного постукивания. Как бы не хватилось рвануть, вышибить, разрушить массив дерева, но помещение всегда плотно связывалось с образом супруги — а на нее он руку поднимать не смел и в мыслях.

— Зайди, супруг мой, — медовой речью с дивным акцентом донеслось из будуара, вызвав смесь любви и вожделения, надежды и привязанности.

Кто-то, в миг горя, шел к духовнику, иные исповедовались близкому другу. Другие приближали к себе психолога или любовниц. Для него его Лита была всем.

В отличие от духовников от друзей, не обязательно говорить только о явном, сжигая себя тайным; в противовес от любовниц и психологов, верность не требовалось проверять — равно как решать, что делать с трупами, сболтнув лишнего.

Его супруга достойна правды, любой, даже самой горестной и проклятой. И она же может подсказать путь — она умная, всегда была умной. Поэтому он ее взял, выделил из шумного и многочисленного семейства князя Сапеги. «Порченная» — говорил отец, пытаясь отвадить его, подсовывая небылицы о ее прошлом. Старый зашоренный дурак, который слишком доверял советникам — благо последний ненадолго пережил первого.

Черниговский поймал себя на том, что стоит в проходе двери, привалившись к створке, и искренне любуется, глядя на супругу, сидящую перед зеркалом. Лита сидела к нему спиной, расчесывая длинные, цвета воронового крыла, волосы — и он видел ее лукавую улыбку, обращенную к нему в отражении. Сколько ей лет? Вечные двадцать шесть — в этом весь ответ. Зрелость, помноженная на природную красоту и властность. Волна обожания прокатилась по телу, обернувшись отчего-то кое-как удержанными слезами.

— Лита, я все потерял. — Не удержал он дрожь в голосе, а слезинка все-таки скатилась на щеку.

— Что случилось? — Замерев с расческой в руках, с тревогой смотрела она на него через зеркало.

— Они убили моего сына. Они убили Олега! Они узнали про Заповедник. — скрываемая до того паника все-таки прорвалась в голосе горестным шепотом. — Они выпустили заключенных!

— Нину — тоже? — Пожала она губы недовольно.

— Всех, — покаянно опустил князь голову.

— Значит, пришло время взять власть. — Порывисто повернулась супруга к нему и даже не подошла — подплыла, остановившись в гранах миллиметра и заглянув снизу вверх. — Ты достоин быть первым, муж мой. Надо сломать вековую несправедливость. Призови союзников. Надави на должников. Заставь выступить всех, кого ты готовил и выращивал.

— Они убоятся императора, — отчего-то произнес князь Черниговский.

Произнес правду, но не ту, которую она должна была услышать.

— Император будет мертв, — жестко произнесла супруга.

Метнулась к будуару, порывистым жестом выбила фальш-доску из боковины и куда более бережно достала оттуда шкатулку, обернутую темно-алым бархатом.

Двумя руками, словно регалию, поднесла она ее к супругу и ободряющим взглядом призвала открыть.

Мягко щелкнул замок, отворяясь, и под приглушенным светом люстр матово блеснул наполненный синеватой жидкостью стальной шприц.

— С этим ты убьешь его, — шептала Лита. — Это подарок от наших друзей. С этим ты убьешь кого угодно. Потом ты сольешь весь компромат на князей в сеть, чтобы народ вышел на улицы, добьешь сопротивляющихся и войдешь на трон героем. — Уверяла она его, а он млел, глядя в эти глаза, что отражали его влюбленное лицо.

— Лита… — заикнулся князь.

— Т-ш! Я знаю, оно лишит тебя детей, — бережно отложив шкатулку на стол, женщина взяла в ладони его лицо и поцеловала подбородок. — Но сегодня мы сделаем нового! Мы сделаем тебе наследника, — целовала она его лицо.

А князь сходил с ума от вожделения.

— Я немного придержу беременность на тот случай, если кто-то заподозрит тебя, — ворковала Лита. — Когда ребенок появится, он будет здоров, и всякие подозрения умрут. Потом умрут их владельцы.

— Да… — выдохнул князь, чувствуя ее руки под своей рубашкой.

— Мы назовем его Олегом, в честь твоего бастарда, хочешь? — Шептала она.

Князь хотел, теряя рассудок.

Хотел настолько, что не мог заставить себя сказать ей, что император уже знает о Товаре. Что признался он ему в этом сам. Что их война проиграна, потому что он не сможет заставлять идти в бой князей под страхом разоблачения, потому что они уже разоблачены. Они все — все, кого он выращивал, скармливая им ослабленные владения, но связывая страшной тайной наркотика, боятся не князя Черниговского, а огласки — а этого страха больше не существует.

Но он молчал и пил вкус этих губ, сходя с ума по ней так же, как когда-то мальчишкой. Ей уже тогда было «двадцать шесть», и ничего не изменилось.

Сумасшедшее вожделение отпустило его через несколько часов. Потом он лежал в постели, прислушиваясь к ее дыханию. И только под утро, когда рассвет проявил тени в комнате, сел на край постели. Оглянулся на Литу, отметив изящную спину, приоткрытую одеялом. Потянулся к ней рукой, желая провести по нежной коже, но кое-как удержался и силой воли заставил отвернуться.

Перед ним, на столе перед зеркалом, по прежнему стоял открытый футляр со шприцом.

А рядом с ним лежал его сотовый телефон. И он помнил номер.

Мыслей не было. Но взгляд невольно переходил с предмета на предмет.

Футляр. Телефон. Футляр…

Глава 17

Иногда иные праздничные события невольно смотрятся с тревогой.

Например, воскресное утро в родном доме, да еще с любимой девушкой под боком, устроившейся вместе со мной на диване перед телевизором, могло смело претендовать на звание идеального. Тем более, что родитель и сестры укатили на выходные к Федору в Румынию, и были мы тут одни. А еще родственники Ники тоже были в безопасности. Плюс защита дома работала на максимум, убирая вообще любые треволнения и беспокойства. Ну и Брунгильда тоже бдила, на всякий случай держа одно ухо приподнятым, а кот Машк лично смотрел в окно.

Словом, все для того, чтобы Ника перестала ерзать и спокойно посмотрела со мной какую-нибудь легкую комедию. С чего-то же надо начинать обычную семейную жизнь.

Вон, даже еда разогретая стояла на столике перед нами — это чтобы не металась, придумывая причину для беспокойства.

Но не тут-то было — случайное нажатие на новостной канал (а я знал, что нельзя доверять ей пульт!) отразило подтянутого и сурового человека в мундире, в котором Ника первая узнала знакомого нам обоим человека.

— Это же папа! — Охнула она.

А там и я вчитался в бегущую новостную строчку внизу экрана.

— «Чрезвычайный представитель императора», надо же, — хмыкнул я, глядя на два новеньких ордена на его мундире, не иначе навешанных для большей представительности. — «Исполняющий обязанности министра внутренних дел».

— Тихо, папа говорит! — Шикнула Ника.

Ну а папа говорил, что всю преступность велено прижать к ногтю, чем он лично поставлен заниматься. Судьба прежнего министра репортера отчего-то не занимала вообще.

Дела, поднятые князем, будут доведены до суда и решение по ним представлены общественности. Да, он знает о вываленных в сеть материалах, но призывает относиться к ним рассудительно, потому что каждый умный человек обязан знать, что вместе с крупицей правды могут быть вывалены горы лжи. Вон, простой пример — …