Лоргар. Носитель Слова - Торп Гэв - Страница 4

Были и многие другие, из поселений и ниоткуда, все новообращенные. Ни один боец здесь не принадлежал к Завету от рождения, никто не происходил из Варадеша, Священного Города. Впрочем, это лишь означало, что воины особенно ревностны в вере. Теперь само их существование зависело от того, обретут ли они новую цель в жизни через Истинное Слово. Бойцы исповедовали принятую религию с тем же фанатизмом, что и их повелитель.

Сам же Носитель Слова еще не появился, хотя его, начальника каравана, уже известили о замеченном лагере Отвергнутых. Найро поглядывал на люк в покои господина, находящиеся в недрах передвижного храма, но пока ничего не замечал.

1 1 5

Когда мобильная часовня, по инерции проехав вперед, замерла в сотне метров от окраины бивака, рабыня-глашатай Кастора вылезла из небольшой дверцы ближе к корме и, быстро просеменив к трапу, взобралась на кафедру. Повинуясь ее наущениям, громкоговорители с хрипом и мощным треском пробудились к жизни.

Обитатели лагеря собрались на краю тени, отбрасываемой навесами. Найро заметил блеск оружия — в основном копий, ничего технологичного, — но Отвергнутые проявляли скорее любопытство, чем враждебность. Было видно, как они спокойно переговариваются.

Молельные динамики автоматически провыли несколько искаженных нот призыва, перекрыв шорох ветра.

— Возрадуйтесь, о те, от кого отвратили взор Силы! — провозгласила Кастора на водной речи, общем языке торговцев и миссионеров, странствующих между городами. По лицу рабыни Найро видел, что она относится к своему занятию с покорным равнодушием, хотя и старается изображать энтузиазм для слушателей. — Восславьте благодетельность их, ибо в день сей они направили к вам Носителя Слова. Не бойтесь, ибо он лишь одаряет мудрыми советами тех, кто готов внимать ему. Больше не будете вы бродить в глуши неведения, ибо Носитель Слова укажет вам, как вернуться на путь Истины. По милости его вы вновь познаете Волю Сил!

Услышав шаги по ступеням, Найро повернулся обратно к открытой решетке люка. Пока Кастора продолжала выступление, восхваляя достоинства Истины и праведность Носителя Слова, из проема выступил сам господин. Он был молод — со дня его рождения Колхида совершила всего три с половиной витка по своей длинной орбите, — но его лоб уже пересекли глубокие морщины, что останутся с ним навсегда. Его лицо, которое всегда будет безупречно ухоженным в зрелости, сейчас выглядело изможденным. Носил повелитель грязные лохмотья, расшитые знаками Сил и узорами созвездий Вышних Эмпиреев, — ту же самую темно-серую рясу, которую буквально сорвали с него в час изгнания из Варадеша. Жизнь в пустошах изгнала из жилистого тела юноши жир, оставив одни лишь мышцы. Кожу его уже испещряли следы пребывания вне городов: темные солнечные ожоги, ссадины от гонимого ветрами песка.

Как только он подошел к основанию лестницы, ведущей на кафедру, рабыня, подобно удирающей змее, скользнула за край трибуны, чтобы господин мог подняться без помех. Пока тот с неизменной энергичностью взбирался на площадку, динамики вновь издали скрипучий призывный клич.

— Внемлите Носителю Слова! — начал он, воздев руки над головой. — Услышьте Истину из моих уст, запомните имя Кора Фаэрона!

1 2 1

Вождь Отвергнутых поднял ладонь, давая каравану разрешение приблизиться. Мобильный храм покатился вперед со скоростью пешехода, другие машины образовали вокруг него заслон, а воины, соскочив с боевой платформы, зашагали возле бортов, словно почетная стража. Пара песчаных саней выдвинулась в авангард, и их экипажи подняли гигантские паруса, прикрыв от солнца участок между опускающимися сходнями корабля-часовни и тенью, создаваемой навесами на границе лагеря.

Проворно спустившись по веревочной лестнице, Кор Фаэрон встал босыми ногами на затененный, но очень горячий песок. Ступни, кожа на которых от рубцов и мозолей стала толстой, как подошва ботинка, едва ощутили пылающий жар. В его свите шутили, что пятки и душа проповедника одинаково привыкли к страданиям. Он не пресекал такое веселье, если остроты не произносились намеренно в его присутствии: конечно, насмешки над Силами и эмпиреями были богохульством, однако Кор Фаэрон понимал, что солдаты есть солдаты. Лучше не испытывать их верность необязательными карами за подобные проступки.

К нему подошли несколько кочевников, сбившихся в кучку. Приветствуя гостя, они поднесли ему чашки с водой. Добрый знак; при мысли о том, что к его поучениям в кои-то веки прислушались, у Кора Фаэрона поднялось настроение. Обычай требовал принимать всех миссионеров, но такое гостеприимство слишком часто оказывалось кратким — просто формальностью, необходимой, чтобы почтить традиции и не уронить репутацию. Приношение воды он счел искренне дружелюбным жестом.

Заметив на телах некоторых номадов крученые рубцы песчаной хвори или струпья и бляшки клеткоеда, он подавил гримасу отвращения. Привычная для Отвергнутых нечистота указывала на их неправедность, однако Кор Фаэрон был уверен, что они все равно заслуживают того, чтобы узнать Истину. Какой смысл нести Слово Сил тем, кто уже внял ему? Да, варадешские глупцы вышвырнули его за предложение направить усилия Завета на обращение новых верующих, но это лишь убедило проповедника, что Истина таится в безлюдье между городами.

Кор Фаэрон сознавал, что поиски слушателей в пустыне метафорически отражают его бесконечный поход за клочками знания среди пустоты невежества. Ведомый Силами, он проникал в загадочные таинства колхидской астрологии и находил дорогу к цели. За долгие сезоны изгнания он уже привлек на свою сторону десятки людей. Повсюду его ждала паства, открытая для Слова и Истины, и долг требовал от миссионера нести их дальше.

— Пусть наше странствие завершится в водах, — произнес вождь племени, приветственно наклонив голову. Он был чуть ниже Кора Фаэрона; лицо кочевника почти целиком скрывали головной платок и очки-консервы, но, пожалуй, ему было семь лет от роду. Худую руку, в которой он держал чашку, туго обтягивала жесткая, потрескавшаяся кожа.

— Благослови тебя Силы, — отозвался пастырь. Он поднял левую кисть и, сомкнув указательный и средний пальцы, начертил в воздухе Знак Четырех, как предписывалось в «Изложениях Варавикуса»: начав сверху и слева, повел рукой вправо и вниз, затем перечеркнул получившийся круг крест-накрест. Старейшина номадов, с любопытством следивший за движениями гостя, не понимал их религиозного значения, но был впечатлен важностью и торжественностью жеста.

— Я — Кор Фаэрон, Носитель Слова.

— Я — Фэн Моргай, а это мой народ. — Глотнув из чашки, кочевник передал ее миссионеру, который лишь слегка смочил губы.

Ему не терпелось начать проповедь, однако вождь настаивал на соблюдении всех положенных обычаев. После того как они испили одной воды, Фэн Моргай представил свое семейство и других важных членов племени — выдал длинный список имен, каждое из которых Кор Фаэрон немедленно забывал. Сейчас эти люди не имели для него значения. Носитель Слова уделит им больше внимания, если они станут его последователями, но не раньше.

1 2 2

Наконец миссионера провели к циновкам, разложенным ближе к центру лагеря, но не прямо к главному шатру, как мог бы ожидать гость. Не размышляя о причинах такого странного отхода от традиций, Кор Фаэрон начал пылкую проповедь. Он активно жестикулировал, подчеркивая важные моменты, и плавно переводил взгляд темных глаз с одного слушателя на другого, как его учили в варадешской Орастрии.

Религиозный пыл охватил пастыря и зазвучал в его словах, когда он отступил от заученного текста, рассказывая о странствиях Эпиксазы из Эургемеза и ее смерти от рук Неверных в родном городе, куда она вернулась с Истиной. Он видел понимание на лицах кочевников: они, изгнанные теми, кто называл себя верующими, прошли через те же самые мытарства, что и Эпиксаза.

— Перед каждым из нас была поставлена цель, — говорил им Кор Фаэрон, наслаждаясь возможностью сбросить груз тяжких раздумий. — Силы взирают на труды наши с пренебрежением, ибо все, что создаем мы под эмпиреями, лишь бледное отражение чудес Верхних Сфер!