Первая невеста чернокнижника - Ефиминюк Марина Владимировна - Страница 31

— Мужчина?

— Ты слишком прямолинейный, — сморщилась я.

— Выходит, нет.

За месяц, проведенный в замке, мы ни разу не говорили о том, кого я оставила в родном мире. При мыслях о семье на душе скребли кошки. Страшно представить, что с ними происходило, ведь я исчезла из квартиры, запертой изнутри. Уверена, родители поставили на уши полицию, всех моих друзей и знакомых. Наверное, от отчаяния обратились к ясновидящим. Надеюсь, кто-нибудь разглядел через границы миров, что их дочь жива и даже относительно здорова, если не считать простуды, подхваченной после прогулки по зимним горам. Я плохо представляла, что именно скажу родным, когда появлюсь на пороге родительского дома. Не соврешь же, что меня своровали инопланетяне.

— Не проще сказать правду? — вымолвил Макс.

— Прости? — удивилась я, вдруг осознав, что рассуждала вслух.

— Если не знаешь, как солгать, то говори правду.

— Что усилиями Оленя… прости, твоего талантливого ученика Эверта Ройбаша я перенеслась в магический мир и целый месяц ждала ночи Черной звезды, чтобы вернуться домой? Они вызовут санитаров еще до того, как я вытащу пробку из бутылки с шикером.

— Санитары — это особый вид лекарей? — уточнил Макс.

— Ага, их вызывают всем, кто возвращается из магического мира, — хохотнула я, кажется, немного захмелев от бира. — Скажу, что уезжала в монастырь подумать о жизни. Вот подумала, вернулась, подарки привезла.

Я вытащила из кармана платья медный колокольчик и потрясла. В воздухе рассыпался хрустальный звон.

— Алина, не хочу тебя расстраивать, но в нашем мире эти колокольчики вешают во дворе, когда в доме кто-нибудь умирает, — объявил Макс.

Я почувствовала, как у меня вытягивается лицо. Маленький колокольчик с оккультными символами на куполе и умильным язычком резко утратил привлекательность.

— То есть… кхм… ты хочешь сказать, что своей бабушке я привезу посмертный колокольчик? Милый подарочек с тонким намеком?

— Вроде того, — охотно согласился он.

— Не мог как-нибудь подмигнуть, когда мы были в лавке? — возмутилась я.

— Ты выглядела такой воодушевленной.

— Проклятье, Макс! Ты живешь на свете дольше моего деда, уже должен был изучить женщин вдоль и поперек. Мы всегда чувствуем воодушевление, когда тратим деньги на ерунду.

Не стоило мне орать и размахивать руками. Колокольчик, как живой, отлетел к воде.

— Да что б вам всем пусто стало! Мало что для покойника, так еще и потеряла! — рявкнула я, вскакивая с песка. Вообще не очень удачно вскочила — едва не рухнула обратно. Чертов алкоголь магического мира, в прямом смысле слов, сбивает с ног!

Волны оказались проворнее захмелевшей девушки, и бабулин подарочек смыло в море. Задрав юбку до колен, я попыталась колокольчик выловить. Волны пенились, баламутили воду. Пришлось искать буквально на ощупь. Пару раз я набрала полные горсти песка и наконец нащупала хрупкую вещицу.

— Поймала! — победоносно выкрикнула я, разворачиваясь к Максу, и села в воду.

В лицо ударило волной, в открытый рот попала соленая вода. На чем свет стоит костеря неприветливый магический мир, пытающийся то заморозить гостей, то утопить в море, я попыталась встать, но плюхнулась обратно.

— Эй, вылезай! — наплевав, что закатанные штаны промокли, Макс стоял по щиколотку в воде и тянул руку. Подлец едва сдерживал смех!

Скрипнув зубами (в большей степени, конечно, от холода), я схватила чернокнижника за запястье и с силой дернула к себе. Он нырнул, точно рыбка, уйдя в море с головой и, кажется, немножко пробурив носом песчаное дно. Отплевываясь, выскочил на поверхность. С волос и одежды стекало. Не удержавшись, я расхохоталась, и немедленно была пригвождена мрачным взглядом.

— Я в домике! — заорала я, чуя скорую расправу, и чуть не захлебнулась от фонтана брызг. — Ты не чернокнижник, Макстен Керн, а труп чернокнижника! Кто нападает на девушку, когда она в домике?!

Я набросилась на противника. Бой длился недолго. Казалось, только что море било и кувыркало, как вдруг вода вдруг отступила, а мы, словно две выброшенные на берег рыбины, остались на песке среди раковин и водорослей, не утянутых отливом.

Совершенно ошарашенная происходящим, я осознала, что лежу на Макстене Керне, тесно прижатая, каждым изгибом ощущающая крепкое мужское тело. Его взгляд был темным, странным. Дыхание сбилось. Ресницы слиплись, на лице дрожали капли воды, на скулах играли желваки. Он выглядел взбешенным, но даже дурочка догадалась бы, что в бедро ей упирается вовсе не твердая морская галька, припрятанная в кармане мужских штанов.

Я дернулась, чтобы подняться. Макс резко сжал мою талию, впиваясь пальцами в плоть. Подозреваю, что до синяков.

— Мне холодно, — хрипловато прошептала я, а потом выдохнула неожиданно даже для себя: — Нет, мне жарко.

Разворот был резким. Я оказалась втиснутой в мокрый ледяной песок, придавлена тяжелым весом. Сердце колотилось о ребра. Конечно, от холода, непременно от него. Никак не от возбуждения.

Рука мужчины переместилась на мое бедро. Он сгреб в кулак мокрое платье. И смотрел в глаза, неотрывно, пронзительно. Если бы не мешался натянутый подол, я бы бесстыдно обняла его за талию ногами. На горле пульсировала жилка, и я едва сдерживалась, чтобы не извернуться и не прижаться к ней губами.

— Алина, — хриплым голосом вымолвил Макстен.

— Что?

— Счастливой дороги домой.

В лицо меня еще никто и никогда не посылал.

Макс ловко поднялся и, не оглядываясь, вышел на сухой песок. Вставать пришлось самой. Я хотела попросить, чтобы он высушил одежду с помощью магии, но не решилась.

Когда в гробовом молчании мы вошли в двери Мельхома, то столкнулись с Эвертом. Бедняга вторую неделю корпел над каким-то мудреным заклинанием и выглядел, мягко говоря, ошалелым. Завидев нас, мокрых и злых, он с диковатым видом посторонился.

Не произнося ни слова, Макс начал подниматься по винтовой лестнице в кабинет. Шаги грохотали. Дорожка влажных следов, оставленная его обувью, испарялась дымком, словно с раскаленной поверхности.

— Что с вами случилось? — хлопая покрасневшими от чтения глазами, протянул Олень.

— Посмертный колокольчик утопили, — буркнула я, с мрачным видом направляясь к двери в холл.

— Не понял.

— И не надо.

На следующий день мы с Макстеном старательно избегали даже случайных и мимолетных столкновений. Учитывая, что еще и не разговаривали, перемещаться по дому и чураться друг друга приходилось на слух. Он — в библиотеку, я — затаилась в холле. Он — в подвал, я — спряталась в кухне. В отличие от чернокнижника, дел у меня не было никаких, даже шарфики довязала и вещи собрала.

Пока я засовывала подарки для семьи в корзинку, чувствовала себя злосчастной курортницей, которая за пять минут до отъезда в аэропорт принялась паковать вещи. Три бутылки алкоголя из «дьюти фри», два десятка бесплатных пакетиков с шампунем, сэкономленных за дни отпуска, и столько же магнитиков из местной сувенирной лавки, купленных по цене авиатоплива.

В итоге маме досталась странная штуковина для управления гневом (скорее всего, в приступе ярости ей-то она меня и укокошит), папе и деду по бутылке ядреного шикера, младшему брату — бир, а бабушке — курица. Оставить боевую подругу куковать, в смысле, кудахтать во враждебном демоническом замке мне не позволила совесть. Но в квартире держать Дунечку невозможно, все равно придется сплавить на дачу. Подозреваю, что посмертному колокольчику бабуля обрадовалась бы больше, но тот покоился в море, а квочка, живая и относительно здоровая, просилась на подарок.

Выловить осмелевшую курицу оказалось непросто. Она носилась по двору, как летающая метла, и возмущенно верещала. Если бы не вингрет, точно осталась бы в магическом мире, но появление Карлсона, видимо, переключило в голове курицы какой-то тумблер, и она позволила запихнуть себя в плетеную клетку.

— Спасибо, дружок, — почесала я за ушком басовито мурлыкающего крылатого кота и поставила мисочку с вареным мясом. — Счастливо оставаться, Карлсон. Забрала бы и тебя, но в нашем мире крылатых кошек-демонов нет.