Красавиц мертвых локоны златые - Брэдли Алан - Страница 3

Мне потребовалась секунда, чтобы осознать, что мистер и миссис Шранц – это Дитер и Фели, которые уже шли по направлению к роялю, который рано утром доставили сюда из Букшоу.

Краснеющая Фели в пышном белом платье и вуали раздраженно, по своему обыкновению, начала регулировать высоту стула, вращая его взад-вперед, пока он не пришел в соответствие со строгими требованиями ее привередливой задней части. Наконец она уселась и подняла крышку.

Повисло долгое выжидательное молчание, а потом ее руки опустились на клавиатуру, и она заиграла.

Серия нисходящих аккордов слилась в по-детски простую мелодию.

Дитер неподвижно стоял перед роялем, который в свете, падающем сквозь витражные окна, по моему мнению, поразительно напоминал полированный черный гроб. Положил руку на лацкан сюртука и запел по-немецки:

– Fremd bin ich eingezogen…

Gute Nacht из цикла песен Winterreise[4]. Я сразу же узнала романс Франца Шуберта. Его песни о любви и тоске были очень популярны в прошлом веке и до сих пор их любили крутить в «Третьей программе Би-би-си».

– Я пришел к вам как незнакомец – так начиналась песня, рассказывающая о влюбленном молодом человеке, стоящем зимним вечером у калитки возлюбленной. Он не осмеливается тревожить ее сны и вместо этого пишет на двери слова «Спокойной ночи», чтобы, проснувшись, она знала, что он думает о ней.

Хотя Даффи мне все подробно объяснила, я так и не поняла и до сих пор не понимаю, почему любовь так ненасытно питается печалью.

Если подумать, Дитер действительно пришел к нам незнакомцем, точнее – военнопленным, но с тех пор его все полюбили. Теперь он такая же часть Бишоп-Лейси, как башня Святого Танкреда. Он решил спеть этот романс на свадьбе, чтобы рассказать о судьбе, которой он счастливо избегнул?

От звуков голоса Дитера я задрожала. Его богатый баритон наполнил церковь теплотой, которая заставляет вас поворачиваться к соседу и улыбаться. В моем случае это оказалась жена викария Синтия Ричардсон, утиравшая слезы. Синтия и ее муж пережили трагическую потерю, лишившись своего первого и единственного ребенка, и она, как никто другой, знала печаль, о которой пел Дитер.

Я взглянула Синтии в глаза и подмигнула. Она криво и грустно улыбнулась в ответ.

Мелодия Шуберта вздымалась как лестница в небо. Несмотря на печальные слова, музыка дарила надежду, поднимая нас все выше и выше.

Я с изумлением осознала, что это история моей жизни до сегодняшнего дня, и внезапно мне стало трудно дышать.

Великая музыка действует на людей так же, как цианид, подумала я: парализует дыхательную систему.

Держи себя в руках, Флавия, велела я себе.

Я слышала рассказы, как люди разваливались на части на свадьбах, но никогда не думала, что это может случиться со мной.

Неужели дело в том, что я внезапно осознала: теперь Фели навсегда уедет из Букшоу? Немыслимо.

Мы с ней воевали с тех пор, как она первый раз опрокинула мою коляску. Что я буду без нее делать?

Я повернулась на скамейке и взглянула на Доггера, сидевшего в самом конце, рядом с миссис Мюллет и ее мужем Альфом (в новом костюме с медалями во всю грудь).

Мы пытались уговорить их сесть вместе с семьей, которая теперь состояла из Даффи, меня и, к несчастью, Ундины.

Но Доггер запротестовал.

– Мне будет неловко, мисс Флавия, – сказал он. Увидев мое разочарование, он добавил: – На свадьбах человек должен иметь право быть самим собой, несмотря на всю эту суету.

Я знала, что он прав.

Пение Дитера закончилось слишком быстро. Все отблагодарили его взрывом аплодисментов, Карл Пендрака – оглушительным свистом и Ундина – неожиданным воем волка на луну.

Я была готова ущипнуть ее, но она оскалила клыки, как оборотень, и моя рука упала.

– Gute Nacht. – Ее гортанный скрипучий шепот был слышен аж у купели.

Кто-то хихикнул, но это была не я.

Фели закрыла крышку рояля, свинтила вниз сиденье табуретки, прошествовала к алтарю и снова изобразила из себя краснеющую невесту.

Повсюду превращения, подумала я. Мы все в процессе превращения в кого-то или во что-то другое. Если бы мы только знали, что все люди вокруг находятся в процессе превращения в мертвецов.

Впоследствии я пожалела, что мне в голову пришла эта мысль.

Что ж, почти пожалела.

Закончив приводить в порядок свое платье, на что она потратила почти столько же времени, сколько на регулировку стула, Фели была готова идти.

Когда приглашенный по такому случаю Максимилиан Брок обрушил на нас всю мощь органа – кажется, что-то из Вагнера, – Фели схватила Дитера за руку и медленно направилась к выходу. Я видела, что для нее это лучший день в жизни и она собирается насладиться каждой секундой.

Сначала Фели попросила быть подружками невесты Даффи и меня, но мы обе отказались. Даффи объявила, что подружки невесты – это суеверные пережитки («Изначально предполагалось, что они должны отпугивать злых духов», – сказала она). А я не хотела натягивать на себя балетные лосины ради сестрицыного удовольствия.

– Какое облегчение! – заявила Фели. – Я все равно не хотела, чтобы это были вы. Попросила исключительно из вежливости. На самом деле я еще в детстве пообещала Шейле и Флосси Фостер и теперь не могу дать задний ход, да и не хочу.

Так и получилось. Должна признать, что сестры Фостер придали великолепия этому событию. На пару часов отложив жевательную резинку и теннисные ракеты, они выглядели прекрасно в шелковых пышных платьях с елизаветинскими воротниками и вырезом сердечком.

Для пущей точности замечу, что они обе украсили себя тиарами и кружевными шапочками с жемчугом и серебряными бусинами.

Не то чтобы меня хоть сколько-то волновало, что они на себя нацепили, но я всегда стремлюсь оттачивать свою и без того выдающуюся наблюдательность.

Держась позади, я дошла вместе с процессией до конца прохода и оказалась на крыльце, где обе мисс Паддок, Лавиния и Аурелия, заняли наблюдательный пост, восседая на раскладных стульях и по совместительству тростях.

Под вспышки фотокамер счастливая пара замерла на пороге, улыбаясь деревенским жителям, часть которых не присутствовала на церемонии, но пришла на церковный двор, чтобы выказать уважение молодоженам и заодно на часок отвлечься от работы и выпить бесплатную кружку-другую.

В процессе планирования свадьбы обе мисс Паддок попытались, как обычно, вмешаться, предлагая свои ужасающие музыкальные услуги.

– О нет, – ответила Фели. – Вы должны стоять у двери и ловить мой букет.

И вот теперь по-девичьи робким взмахом руки Фели подбросила букет в воздух. Жалкая и беспомощная попытка для девушки, которая влет забивает мячи в крикете.

Хотя мисс Лавинии и мисс Аурелии было уже за семьдесят и они давно вышли из возраста, когда большинство особ женского пола лелеют планы пойти к алтарю, в их душах жила вечная надежда. Две престарелые сестры ракетами взмыли со своих стульев и упали на букет, как гончие на лису, цепляясь когтями и шипя друг на друга, как будто это кошачья свалка, а не божественная церемония. Произошел обмен ударами и неприличными словами. Неприятное зрелище.

Но настоящий ужас произошел во время торжественного приема.

2

Ужин был съеден, речи произнесены, в том числе трогательная и занимательная речь Банни Спирлинга, вспомнившего знакомство с Фели.

– Ее обильно стошнило на мои гетры и шарф, – сказал он. – Несмотря на юные годы, Офелия сразу проявила себя чрезвычайно утонченной юной леди, и с тех пор она ничего не сделала, чтобы изменить мое мнение.

Послышались смешки и звон бокалов, а потом отец Дитера с нежностью и добротой рассказал несколько историй из детства своего сына – например, о попытке совершить полет с крыши дома на планере, сооруженном из простыней, черенка от метлы и ивовых веток.