Счастье на снежных крыльях! (СИ) - Гусейнова Ольга - Страница 54

— У тебя были мужчины… до меня? — Йелли огорошил неожиданным вопросом, вырывая из чувственного плена своих рук и неги золотистого сияния.

Я облизала губы. Наверное, он заметил это неуловимое движение, развернул меня к себе, поднял мой подбородок, чтобы видеть глаза. Я сглотнула; кажется, ситуация становится еще более интимной и… непростой, чем ожидала. Совмещать секс и беседовать по душам — это слишком много. Ответила честно, ведь спросил мой муж навеки, да и скрывать особенно нечего:

— Да, один.

Голубые глаза Йелли потемнели, мне показалось, от удовольствия. Его рука застыла на моем животе, а второй он не давал мне отвернуться.

— Твой муж из другого мира? Ты страдаешь из-за него?

Я досадливо поморщилась: в сущности, я много страдала здесь из-за него, но не о нем печалилась. И спокойно пояснила:

— Нет, Игорь был моим женихом, а не мужем. В последнее время наши отношения изменились, и сюда я попала из-за его измены. Погибла для своего мира, как бы чудовищно это не звучало.

— Измены? — Йелли едва заметно нахмурился, быстро окинул меня цепким взглядом, словно оценивал заново.

Пришлось рассказать все, как было. А было стыдно, горько и неловко. Еще объяснила в общих чертах, что такое самолеты и парашюты, как они выглядят. И кто мой отец, и чем он занимается, и кто моя мать, и даже сколько было жен после нее. Рассказ вышел длинным, хоть и с кратким изложением фактов, но мы не сдвинулись с места, так и стояли, будто прилипли друг к другу. Я стрункой вытянулась вдоль его тела, глядя ему в глаза.

— Значит, вот откуда твое условие про верность?! — сухо подвел итог Йелли, выпуская меня из рук, давая призрачное ощущение свободы. — У отца девять жен, а избранник предпочел другую.

— Да, — с грустью призналась я. — Не хочу умереть и в этом мире, потому что моему мужу одной жены будет мало. Или, потому что встретит более красивую, идеальную, страстную…

Йелли мотнул головой и остановил меня, коснувшись пальцами губ. Мы вновь замерли, глядя друг на друга: высокий сильный мужчина и хрупкая уязвимая женщина. Никогда раньше я не ощущала себя такой маленькой и ранимой. Но и более защищенной, чем сейчас, никогда себя не чувствовала. Голос мужа звучал глухо, но настойчиво:

— Не в нашем случае, поверь! Думаю, ты уже успела разобраться, что у нас можно безоговорочно доверять только небольшому кругу близких, помимо родителей и пары, с кем связан магией и кровью. Встретить избранную — это для редких счастливчиков и порой кажется недостижимой мечтой. Особенно для таких, как мы, — белых! Представь, что я испытал, когда увидел тебя на Совете.

— О… я могу только догадываться, — хрипло ответила я — горло перехватило от эмоций.

Йелли жадно следил взглядом за моими губами, а когда я замолчала, нежно погладил их пальцем и продолжил, глядя мне в глаза:

— Мы занимались самыми обычными делами, привычно ругались из-за очередной ерунды. Тут врывается голос шаэра и отвлекает его от «важного» занятия. — Слово «важного» было сказано с таким сарказмом, что стало весело. — Потом мы увидели тебя. Знаешь, я наблюдал за тобой все время. Да, новость об одинокой шаазе из другого мира поразила всех, но тогда я думал о другом. Белокрылая леара… избалована с рождения. В нас с молоком матери вкладывают чувство исключительности, избранности и вседозволенности. Магия дает нам красоту, силу, власть…

— …а тут я — сероволосая и не идеальная, с двумя переходами, — подытожила я, спрятав за усмешкой досаду.

Йелли улыбнулся неожиданно мягко:

— Нет, я увидел совершенно необычную шаазу. Наши похожи на белоснежные сверкающие горные вершины, недоступные и холодные. Ты не идеальна, как истинная шааза, но гораздо более яркая, непосредственная, обаятельная — живая! И так похожа на маленький комок — само средоточие жизни. Она так ярко горит в тебе, что это отметили все на Совете. И каждый захотел тебя в свой род! Горячий комочек чувств и жизни может согреть гораздо лучше, чем любая снежная вершина.

Наверняка я расплылась в глупейшей улыбке:

— Ты меня поэтому захотел?

— Да, захотел присвоить твой внутренний огонь, твою жажду жизни, неиссякаемый источник эмоций. Я устал от смертей, мне просто хочется жить, — непривычно покорно вздохнул Йелли и добавил, — тем более, когда понял, кто ты для меня!

— И что теперь? — шепнула я с горячей надеждой на новые признания и чувства.

Муж притянул меня к себе, склонился и ткнулся носом в мою макушку, одной рукой прижал за плечи к своей груди, а второй — скользнул под одежду и начал ласкать мою грудь, хрипло шепча мне на ухо:

— Теперь все будет хорошо!..

— Нас могут увидеть… — я не менее хрипло попыталась остановить откровенное соблазнение.

— Пойдем в покои, — скрипучим, полным желания голосом предложил муж, отпустив мои плечи, твердо, собственнически, нетерпеливо сжимая мои бедра и ягодицы, сминая ткань и прижимая к своему возбужденному телу.

— Я… — даже не знала о чем хотела сказать, растерявшись от быстрого перехода от признаний и откровений к интиму.

Йелли вновь резко развернул меня к себе и под моим ошарашенным взглядом создал ледяной кирпич. Поставил меня на него, чтобы повыше была, наверное. Его потемневшие глаза горели яростным голубым огнем.

— Два дня, которые я тебе дал на привыкание, прошли. Теперь ты моя целиком! — выдохнул он мне в губы, жадно целуя.

— Да, но я думала, что…

Возможно, все бы свершилось здесь и сейчас, потому что от вкуса его губ, собственного напора и жара во мне все бурлило от желания, но совершенно неожиданно Йелли решил проявить красноречие, так сказать. Видимо, чтобы уговорить неуступчивую шаазу на обмен сокровенными жидкостями для завершения связи. Будь оно все не ладно! Обнял мое лицо ладонями и, покрывая его поцелуями, обещал:

— Утро потратим на себя. Потом ты будешь нужна в наших покоях, там делают ремонт, и ты выскажешь свои пожелания. У тебя другие цветовые предпочтения. Заодно покажу твою сокровищницу. Она полна драгоценных украшений, камней для нарядов и…

— Прямо бесит! — выпалила я, с трудом отстраняясь от мужа.

Он замер и недоуменно переспросил:

— Что тебя бесит?

Я с досадой поморщилась, признаваясь:

— Что попала в ситуацию, когда меня уговаривают на секс с помощью сокровищницы. Это так пошло и продажно звучит… хоть от этого и зависят наши жизни. Ненавижу подобные вещи.

Йелли выпрямился, сразу став таким громадным и ледяным, а затем с глухой яростью выдал:

— Кайя, я тебя уже почти ненавижу, хотя никогда ранее не испытывал столь сильных чувств!

— За что? — опешила я.

— За то, что должен стоять тут и упрашивать собственную жену на тот самый секс. Была бы возможность, я бы тебе лет сто на раздумья дал! — прохрипел он и добавил с горькой иронией: — Видно, мироздание пошутило, определив мне в идеальную пару нытика!

— Да ты только что меня сам комком жизни называл! — возмутилась я.

— Да, комок вечного нытья и жалоб! — рыкнул Йелли, потом, подняв глаза к небу, выдохнул: — О, лары, чем я мог вас настолько прогневить?

— Может, все-таки надо было плюнуть на алтарь? А ты пожадничал? — съязвила я.

— Надо было тебя еще там, на алтаре… только я не насильник! — прошипел он.

— Да ты… знаешь кто ты? Иди ты знаешь куда…

— Иду! — Йелли мгновенно закинул меня на плечо и, звонко хлопнув по заднице бодро направился прочь с террасы.

— Отпусти! — завопила я. — Куда ты меня тащишь?

— Куда надо! — рявкнул Йелли. Открыл дверь и добавил мстительно: — Дам тебе новый повод для нытья и страданий! Можешь беситься сколько угодно.

Я колотила его по спине, отмечая, что мы идем, хорошо так отсвечивая «избранностью» — считай, незавершенной связью, — по общему коридору. Стены кое-где еще пестрят выбоинами — последствия боя. А когда увидела ошарашенного Алела, который тенью устремился за нами, то тайком щипалась и пыталась улыбаться, изображая игрища с мужем. Ууу… ненавижу-у…

Арэнк вошел в соседние покои, рыком выгнал темно-серых шаа, наводивших порядок в наших разгромленных комнатах. И, не останавливаясь, прямиком двинулся в огромную гардеробную. Там уже красовались мои новенькие разноцветные наряды, которые успели пошить и развесили, и кое-что разложили на полках. Не успела порадоваться такой оперативности местных модельеров и швей, Йелли без церемоний поставил меня на ноги у какой-то двери, схватил за руку и, приложив ладонь к этой двери, произнес фразу на леарском, а значит — тарабарщину вроде «сезам, откройся».