Смех Циклопа - Вербер Бернар - Страница 8

– Знаю я его! Он боится. Это из-за вас, мадемуазель Немрод. Ваше присутствие его нервирует. Он знает, что я не причиню ему зла, а вот насчет вас сомневается. Я вас не выпроводил, вот он и не желает иметь со мной дела. Мостик у вас за спиной, вы знаете обратную дорогу, не так ли?

И Исидор снова спешит в глубину, к зубастому другу.

Лукреция Немрод сидит неподвижно, следя за его грациозно скользящим в воде силуэтом.

Он высовывает голову и приподнимает очки.

– Вы еще здесь? Кажется, я вас отпустил. Спасибо. До свидания, мадемуазель Немрод.

Это сказано крайне сухим тоном.

Она мысленно ищет ключик к этому непроницаемому мозгу.

– Мне кажется, что вы – любитель игр и дерзких вызовов, Исидор. Давайте сыграем в «три камешка»: проиграете – придется мне помогать.

Он удивленно таращит глаза.

– Разве вы помните правила?

– А как же! Все просто. Каждый берет три спички, прячет в правом кулаке ноль, одну, две или три, вытягивает сжатый кулак. Играющие по очереди угадывают сумму спичек в обоих кулаках.

Из воды выпрыгивает дельфин, но она, не обращая на него внимания, продолжает:

– Получается цифра от нуля до шести. Если один из двоих называет правильную цифру, он выбрасывает одну спичку. Игра возобновляется. Кто первым остается без спичек, выиграв трижды, тот и победитель.

Исидор Каценберг колеблется, потом вылезает из своего огромного бассейна, вытирается, обматывает полотенцем бедра.

Заглядывая в ее изумрудные глаза, он говорит:

– Почему бы нет, собственно? Согласен, сыграем в «три камешка» и решим, буду ли я вам помогать. Но если вы проиграете, я запрещаю вам беспокоить меня под любым предлогом.

Каждый берет по три спички, прячет у себя за спиной, потом вытягивает сжатый кулак.

– Ladies first[7], мадемуазель Немрод.

– Думаю, в двух наших кулаках всего… четыре спички.

– Три! – возражает он.

Оба разжимают пальцы. На ладони у Лукреции две спички, на ладони у Исидора одна.

Журналист аккуратно кладет перед собой одну спичку.

Игра возобновляется. Теперь приходится угадывать цифру между 0 и 5.

Поскольку Исидор выиграл в первом раунде, он называет цифру первым.

– Пять.

– Четыре, – отвечает она.

Они разжимают пальцы. Спичек пять.

Исидор выкладывает следующую спичку. Дальше.

– Ноль! – говорит он.

– Одна.

Оба демонстрируют пустые ладони.

Она в полном недоумении и не верит собственным глазам.

– Вы выиграли три раза подряд, а я ни разу. Как у вас это получилось?

– В конце, когда вы поставили максимум, я сказал себе, что в следующий раз вы для разнообразия поставите минимум. Простая штука, элементарная психология.

– С последним раундом понятно, а до того?

– Вы боялись проиграть и были предсказуемой.

Как же он меня раздражает, как раздражает!

Он уже налил себе овощного соку и украсил бокал зонтиком.

– Всего хорошего, Лукреция.

Она смотрит на мостик и не шевелится.

– Вы мне нужны, Исидор…

– Я не ваш отец, Лукреция. Сами справитесь.

Она подходит к нему, вынимает из кармана шкатулку и сует ему под нос.

– Хотя бы один совет, чтобы расследование двинулось в нужную сторону! Пожалуйста!

Он размышляет, глядя на шкатулку с буквами BQT и с требованием «не смейте читать!».

– Гм… Первым делом надпись. Вспоминается знаменитый психологический принцип закрепления наоборот, предложенный Милтоном Эриксоном. Этот американский психотерапевт выстроил целую легенду на основании случая из своего детства. Его отец, фермер, затаскивал корову в коровник, тянул ее за веревку, а скотина упиралась. Девятилетний Эриксон поднял отца на смех, а тот ему и говорит: «Раз ты такой умный, сделай лучше». И ребенок вместо того, чтобы тянуть корову вперед, потащил ее за хвост назад. Упрямая скотина сразу рванулась вперед и оказалась в коровнике.

– Какая связь между Эриксоном и Циклопом?

– Тот, кто нацарапал это на шкатулке, хотел побудить Дариуса прочесть. Иначе он, возможно, не сделал бы этого. Надпись «Прочти!» могла вызвать у него недоверие.

– Забудьте вашу науку, лучше помогите мне, Исидор! Я без вас не обойдусь.

Он меряет ее взглядом, улыбается. Медлит, потом небрежно произносит:

– Судя по тому немногому, что вы мне рассказали, я могу высказать догадку, что эта история со странной смертью выходит за пределы круга ее участников.

– Как это понимать? Перестаньте говорить загадками!

Он не торопится с ответом.

– Для меня, – слышит она наконец, – настоящий вопрос, над которым вам надо задуматься, чтобы раскрыть это дело, звучит так: «Почему на земле возник юмор?»

19

321 255 г. до н. э.

Восточная Африка, примерно там, где потом возникла Кения.

Два племени гоминидов заметили друг друга издали. Обычно небольшие бродячие стаи людей старались друг друга избегать. Но в этот раз, наверное из-за хорошей погоды, они решили схлестнуться с целью захвата чужих самок.

Вышла знатная свалка, все что было мочи лупили друг дружку палками и обработанными камнями, чтобы нанести неприятелю максимум потерь.

В центре поля боя два вождя, встав друг напротив друга, пытались испепелить друг друга взглядом.

Вождь племени с севера был низкорослым, с большими ногами. Вождь племени с юга был рослым и широкоплечим.

Вот они двинулись друг на друга.

Все внимание оказалось приковано к ним. Драка прекратилась, толпа присмирела и встала в два полукольца, чтобы поглазеть на столкновение своих главарей.

Те мерили друг друга взглядами, подбадриваемые криками соплеменников, грозно рычали, строили пугающие рожи, топали ногами, бешено вращали глазами.

Все предчувствовали великое единоборство, которое решит, какое из двух племен выживет.

С хриплым ревом вождь южного племени швырнул в глаза противнику горсть песка, и пока тот тер глаза, бросился на него и опрокинул. Потом южанин схватил здоровенный валун и высоко поднял, чтобы расколоть, как орех, голову поверженного врага.

За его спиной ликующее племя выкрикивало неразборчивое, но с явным смыслом: «Убей его, убей!»

Вождь южан приноравливался, как лучше ударить, чтобы череп северянина сразу раскололся.

На мгновение все затаили дыхание, притихла сама природа.

В этот самый момент с неба шлепнулся кусок помета стервятника, здоровенный, липкий, и куда – прямиком в глаз человеку, замахнувшемуся камнем!

От неожиданности ослепленный южанин уронил камень прямо себе на ногу.

Он издал истошный визг, означавший «ой!», и запрыгал на месте, обхватив обеими руками ступню.

Для поваленного на землю все происходило замедленно. Сначала он чувствовал невыносимый страх смерти, потом это чувство сменилось другим – щекотным жжением в горле. Жар в голове и в горле распространился на рот, спустился в живот, у него свело диафрагму, изо рта с бульканьем вырвался воздух.

Все это длилось какие-то доли секунды, но, начавшийся физиологический процесс было уже не укротить.

Вождя северян скрутили сопровождаемые какими-то звуками судороги.

Он хихикал и не мог остановиться.

Тут же, словно мгновенно подхватив от него заразу, все остальные члены северного племени захихикали и заквакали от облегчения и от изумления этой свалившейся с неба нелепой развязкой.

Южное племя поколебалось и тоже дало волю целительному спазму.

Так происходило не впервые, но до сих пор смех возникал у отдельных людей, иногда охватывал семью, но внутри ее и стихал. В этот же раз несколько десятков собравшихся вместе людей смеялись почти что от души над одним и тем же происшествием.

Вождь южан, стерев с лица помет, хотел было продолжить то, что так успешно начал, но, видя, как веселится его племя, смекнул, что так поступать негоже. Подражая остальным, он тоже засмеялся. Убийство? В обоих племенах ни о чем таком больше не помышляли. Что-то изменило их настроение на противоположное.