Смех Циклопа - Вербер Бернар - Страница 25

Никогда еще этот лозунг Исидора не звучал так умест но.

– Я слышала, не сомневайтесь. То, что вы одна несете чушь, не значит, что вы правы, – не лезет за словом в карман завредакцией.

Две женщины распинают друг друга взглядами. Кристиана Тенардье окутывается густым облаком дыма.

– Кем вы себя возомнили, мадемуазель Немрод? Решили, что вам все можно, раз у вас грудь торчком и попа как орех? Вздумали квохтать, как перепелка из холодильника в супермаркете?

Но этим Лукрецию не проймешь.

– Дайте мне еще немного времени. Это непростое дело.

– Сколько?

– Неделю.

Кристиана Тенардье чиркает спичкой о свою подошву и раскуривает грозившую потухнуть сигару.

– У вас пять дней, не больше и не меньше.

Шикарно! Хватит и трех.

– И не забудьте, что ваше место у нас в редакции висит на волоске. Безработных журналистов пруд пруди, как и желающих занять ваше место. Все это усердные, серьезные люди, способные добывать неопровержимые доказательства.

Лукреция готова сгрести все ее сигары и запихнуть ей в глотку.

Она уверенно кивает.

– Конечно, я понимаю.

– Я жду эксклюзива! Сказано вам, я хочу удивиться. Уравнение проще простого: либо успех, либо на выход. Третьего не дано. Улавливаете?

Лукреция Немрод сжимает кулаки, представляя разные способы сократить земные дни начальницы, один другого экзотичнее.

– Кстати, мне просто любопытно: кажется, вы побывали в Театре Дариуса. Кто выиграл в турнире Лиги импровизации, китаянка?

Не надо ее недооценивать. Она все слышит, много знает, она в курсе всего происходящего. Неумение писать еще не неумение наблюдать.

– Она самая, китаянка.

– Красивая?

– Почему вы спрашиваете?

– У меня своя теория: функция создает орган. Отсутствие функции приводит к атрофии органа. Остроумными бывают только дурнушки. Потому что иначе им нельзя.

Глядя, как начальница сгибается пополам от смеха, Лукреция Немрод убеждается, что смех может быть ужасно неуместным.

– Представьте, эта китаяночка и красива, и остроумна, – отвечает она. – Она очаровательна!

41

1268 г. до н. э.

Северный Китай. Царство Шан, ныне провинция Хэнань.

21-й правитель династии Шан в нетерпении ждал прибытия своей армии.

Генерал, командовавший войсками в войне с враждебным царством Туфан, вошел, опустился на одно колено и доложил:

– Победа осталась за нами, о повелитель.

Правитель облегченно перевел дух.

– Браво, генерал.

Военачальник снял шлем и тряхнул длинными волнистыми волосами. Это была принцесса Фу Хао, фаворитка правителя У Дина из его гарема.

Он вспоминал, как сам громил племена И, Ба и Куан, возглавив 5-тысячную армию. Но принцесса Фу Хао настояла, что сама поведет армию на войну с правителем Туфана. У Дин не сомневался, что она потерпит неудачу, но был так впечатлен волей и решимостью молодой женщины, что подчинил армию ей.

Никогда еще на женщину не возлагалось такой ответственности.

Принцесса-воительница сняла с плеча суму и возложила к ногам своего властелина шар, оказавшийся головой правителя Туфана.

– Вся вражеская армия уничтожена, все их города захвачены, о повелитель, – доложила она.

– Не думал, что ты добьешься успеха, – признался он.

Правитель У Дин знал, с кем имеет дело. Фу Хао была жестокой, властной, тираничной. Он наблюдал, как она командовала войсками, издавая крики нетерпения, как казнила командиров, которых сочла неумелыми.

– Хочу просить тебя о милости, о великий.

– Говори.

– Хочу, чтобы никто не забывал, что победу в величайшей войне Шана одержала женщина.

Он встал и поправил меч на поясе.

– Не тревожься, я велю это провозгласить.

– Нет, о повелитель, я хочу не только провозглашения этого подвига. Пусть он будет записан во всех подробностях с моих слов.

– Это лишнее, все и так узнают.

– Все в этом поколении, но следующее забудет. Никто уже не сможет поверить, что женщина привела армию из одних мужчин к победе.

Правитель усадил ее.

– Я не шучу, о повелитель. Хочу, чтобы ты вызвал писца. Я продиктую ему подробности нашей великой победы.

Правитель У Дин трижды хлопнул в ладоши. Прибежавший писец поприветствовал своего повелителя, как должно.

– Писец! Записывай приключения…

– Подвиги, – поправила она.

– Извини, подвиги принцессы.

– Правительницы.

– …правительницы Фу Хао против армии…

Он вгляделся в застывшую гримасу на лице мертвого вражеского правителя.

– …против армии Туфана.

– Их было восемь тысяч. Отметь численное превосходство неприятеля, – потребовала правительница.

Писец поклонился, вооружился заточенным обрезком камышового стебля, обмакнул его в чернила осьминога и стал записывать рассказ правительницы.

Потом по приказу Фу Хао всех пленных построили во дворе дворца, и жрецы, вооруженные мечами, принялись приносить их одного за другим в жертву великому божеству Сан Ди, что значит «Высочайший». Их кровь собирали в сосуды, которые выстраивали здесь же.

Собравшаяся толпа приветствовала каждую казнь аплодисментами.

– Ты хочешь убить всех пленных? – спросил правитель У Дин правительницу Фу Хао. – Можно было бы использовать их как слуг.

– Я женщина. Солдаты не должны считать меня слишком мягкосердечной. Для сплочения нашей армии важно показать, что я не уступаю суровостью мужчинам.

Вздох У Дина не был вздохом облегчения. Вопли обреченных сопровождались криками толпы.

Правительница повернулась к писцу:

– Все началось на рассвете. Наши войска построились на холме над долиной. Накануне я сама провела разведку. Земля была жирной.

Писец стремительно строчил.

– Всадников я приказала поставить позади…

Правитель поманил своего главного придворного и спросил его на ухо:

– Что ты обо всем этом думаешь, Ли?

– Правительница Фу Хао – великая военачальница и великая жрица, а теперь и великая писательница. О сражении узнает весь мир, победа царства Шан над царством Туфан навечно останется в памяти.

– Довольно, я спрашиваю тебя не об официальной версии, мне интересно твое собственное мнение.

– Правительница Фу Хао – само совершенство. Тебе очень повезло, о повелитель.

– Говори правду, Ли.

– Сказать вам правду – значит рискнуть жизнью.

– Значит, ты думаешь, что…

– Нет, о повелитель, я никогда не осмелюсь…

– А ты осмелься! Это приказ.

Снаружи снова донеслись вопли обреченных и крики толпы. Правительница продолжала диктовать писцу.

– Что ж, я думаю…

– Правду, Ли! Можешь сказать мне что хочешь, но я требую правды.

На лбу придворного выступили крупные капли пота.

– Я думаю… думаю, в паре женщина – вы, а мужчиной стала она.

Правитель удивленно уставился на собеседника, тот низко поклонился, не скрывая страха.

Правитель расхохотался.

– Она мужчина, а я женщина!

Хохот правителя У Дина стал так громок, что правительница Фу Хао прервала диктовку.

– Что тебя так рассмешило, о повелитель?

В последующие дни главного придворного подвергли страшной казни. Из южных провинций вызвали особого палача и повелели ему содрать с преступника всю кожу мелкими лоскутами.

Так, своеобразным образом, придворный по имени Ли Кван Юизобрел принцип придворного шутовства.

При дворе царства Шан эта первая попытка не получила продолжения. Прошло много времени, прежде чем кто-то в Китае снова рискнул шутить на такие темы.

Что до династии Шан, то, невзирая на первые победы, впоследствии она стала терпеть поражение за поражением. Царство неуклонно сжималось, пока не было уничтожено династией Чжоу. Но история с «шуткой придворного Ли» сохранилась в памяти, в отличие от самой династии Шан, ее правителей и правительниц. Это доказывает, что удачные шутки порой оказываются долговечнее памяти о властелинах.