Земля избранных (СИ) - Бородина Мария - Страница 9

Зейдана станет сильной и непоколебимой, как мать. Посвящение научит её этому, превратит беспечное мягкосердечие в истинное благородство. Только трудности закаляют волю. Только боль утраты может помочь осознать истинную ценность чувства и открыть новые, неизведанные ранее грани жизни.

— Не смейся, дочь, — с укором продолжила Анацеа. — Первый раз очень сложно понять глубинный смысл великого Акта. Зейдана ещё очень молода. Мне тоже было восемнадцать в день твоего Посвящения.

Шероховатые ступени тихонько поскрипывали в сгущающейся темноте. Они отсчитывали шаги идущих на Посвящение, заставляя сердце Анацеа колотиться чаще. Сдавленный выдох вырвался из горла, и она прижала Кантану к себе крепче. Анацеа неоднократно созерцала Акт Великого Посвящения. Да что там — ей приходилось самой стоять со своими дочерьми в пелёнках у жертвенного Алтаря, рыдая так, что слёзы застилали взор…

А теперь это коснулось и Зейданы. На седьмой день жизни её дочери Сиазе, как и полагается. Крошка никогда не вспомнит лица отца, как и большинство женщин Девятого Холма. Ибо отправиться к Покровителям во имя Посвящения своей дочери — его почётный общественный долг.

Не вспомнит. Если, конечно, лёгочная отпустит Сиазе. Эта зараза вечно пристаёт к слабым недоношенным младенцам. Жрецы на этот раз не были однозначны и не могли сказать ничего определённого.

Из-за растопыренных яблоневых крон выплыло сочное яблоко полной луны. Ветки деревьев разрезали его на крошечные лоскутки. Казалось, что призрачный щербатый лик налит кислым виноградным вином.

Босые ступни коснулись травы, сбрызнутой вечерней росой. Тело пробрал неприятный холодок. Руки обхватили тельце Кантаны. Плечи девочки по-прежнему мелко трепетали.

— Неужели мой муж тоже уйдёт к Покровителям? — задумчиво пробормотала Кантана, подняв вишни чёрных глаз.

Анацеа тревожно покосилась на верхушки яблонь. На синих лоскутках неба одна за другой высыпали звёзды.

Как объяснить Кантане, что у неё никогда не будет ни мужа, ни детей?

В памяти Анацеа всплыло скуластое лицо покойной старшей сестры. Ноацеа, как и Кантана, была непосвящённой. Она никогда не показывала недовольства участью и ходила только с гордо поднятой головой. Её сила духа могла бы стать эталоном для любой женщины Девятого Холма, а смирение вызывало истинное восхищение. Юная Анацеа и её старший брат Винченцо считали сестру твёрдой и непоколебимой, как скала. До тех пор, пока однажды, глубоким вечером, не услышали доносящиеся из комнаты Ноацеа сдавленные рыдания.

— Вырасти сначала, — губы Анацеа едва шевельнулись, создавая для дочери подобие улыбки.

— А я возьму и не отдам своего мужа на Посвящение! — капризно прогундосила Кантана. — Вот не отдам и всё! А если за ним придут — перебью всех кулаками!

Сочная трава, напитавшаяся вечерней росой, приятно холодила босые ступни. Мелкие зелёные яблоки, что спешно покинули родные ветки, отражали лучи лунного света. Казалось, что Покровители рассыпали по газону сада сотни серебряных монет.

Анацеа расправила юбку, присела на корточки и крепко прижала девочку к себе, спрятав лицо у дочери на плече. Шёлковые пряди волос Кантаны, пахнущие свежестью и летними цветами, коснулись её щёк.

— Мама, ты что? — Кантана робко попыталась высвободиться из объятий, но Анацеа держала её крепкой хваткой. — Мам…

Не произнося ни слова, Анацеа коснулась сухими губами щеки дочери и отвернулась.

Анацеа не могла допустить, чтобы Кантана увидела, как она плачет.

2

Семьдесят шестой день четвёртого сезона, год 327

Солнечный свет завладел миром…

Пронизывающие и такие горячие для конца четвёртого сезона лучи клубились в воздухе, делая его похожим на парное молоко. Пёстрые блики плясали по стенам; по столам, что выстроились полукругом подле кафедры. Кантана недовольно сморщила нос. Плечи под толстой накидкой покрылись каплями пота: того и гляди, загорятся ярким пламенем! Высшая мера Инквизиции, не иначе! Она не без зависти оглядела слушающих. Почти все сбросили с плеч разноцветные накидки, и лишь непосвящённая Тилен сидела напротив, укутавшись в глухой чёрный палантин.

Говаривали, что до Возмездия Покровителей четвёртый сезон бывал холоден и дождлив. Что в лесах в первый месяц плодоносили грибницы, а деревья сбрасывали листву уже к середине второго. Кто знает, кто знает…

Размяв плечи, Кантана вернулась к записям. Вспомнить, о чём только что вели речь, оказалось невозможно. Монотонный голос Наставницы навевал дремоту. Казалось, что её слова начисто лишены смысла.

Как же хочется растянуться прямо за столом, покорившись порывам лени!

Луч лениво скользнул по ладони. Лиловые блики матового оконного стекла волочились за ним, обхватывая запястье браслетом. Солнце дарило ей настоящие аметисты! Кантана томно прикрыла веки, отгородившись от мира завесой ресниц. Если бы всё сложилось иначе в первые дни её жизни, она носила бы яркие фиолетовые одежды. Она имела бы право снять накидку, обнажив плечи. И непременно расшила бы подол платья аметистами цвета вечерней дымки… Но у Покровителей были другие планы: они даровали ей угрюмый цвет вороного крыла, бесправие и горькие чёрные агаты.

Наставница басисто вещала о роли женщины и мужчины в обществе, о сакральности Акта Великого Посвящения. Как бы лекции ни начинались, чему бы ни были они посвящены — истории или окружающей природе — заканчивались они всегда одним и тем же.

Усталый вздох вырвался из груди Кантаны. Наставнице важно было донести до них эту информацию. Ровесницы Кантаны находятся в преддверии замужества, и многим из них скоро впервые придётся увидеть Акт Великого Посвящения. Некоторые из слушающих, правда, уже присутствовали на Посвящениях; но стоит ли объяснять, что всё будет совсем иначе, когда они произведут на свет дочерей? Ведь у Алтаря окажется не дядя, не брат, не муж сестры, а тот, кто стал для тебя смыслом жизни.

Губы Кантаны изогнулись. Её-то это не коснётся ни коим боком! Хоть какой-то плюс непривилегированного положения.

Сасси повесила жёлтую накидку на спинку стула. Вальяжно расправив острые плечи, она кинула на Кантану победоносный взгляд. Её рот вяло шевельнулся, но Кантане не нужно было овладевать искусством чтения по губам, чтобы понять посыл. «Знай своё место» — вот всё, на что способен острый ум Сасси Альтеррони.

Кантана гордо показала обидчице язык и, ища поддержки, взглянула на Тилен. Та покусывала губу, едва сдерживая смех. Бисеринки пота рассыпались по раскрасневшемуся от жары лбу Тилен, лицо походило на разваренную картофелину. Кантана сама вряд ли выглядела более привлекательно, но деваться было некуда.

Запах раскалённой книжной пыли обрёл насыщенность; к нему примешивался аромат прелой древесины и мела. Воздух стал горячим, сухим и тяжёлым: каждый вдох давался невероятным усилием. Вот когда скучаешь по проливному дождю, бушующим ураганам и звонким грозам!

Наставнице следовало бы закончить нравоучения и отпустить их, но она увлеклась рассказом настолько, что напрочь забыла о времени. Даже красавица Сасси, обычно с вожделением слушающая Наставницу и то и дело поддакивающая ей, уныло косилась в пол, накручивая на палец светло-русый локон.

— Женщина непосвящённая не представлена Покровителям, и именно поэтому они не могут поддерживать её магический потенциал, — подытожила Наставница, уставившись на Кантану. Она всегда смотрела на неё или на Тилен, когда говорила о непосвящённых, — При отсутствии поддержки Покровителей имеется высокая вероятность установления связи с деструктивными силами. Поэтому любая попытка непосвящённой женщины применять магию пресекается в зачатке и наказывается четвертованием и пожизненной ссылкой.

Кантана снова взглянула на Тилен, стараясь придать лицу насмешливо-высокомерное выражение. Тилен подмигнула: уж она-то знала, что означает эта гримаса.

— На этом наша беседа закончена, — проговорила Наставница, складывая бумаги в кожаную папку. — Жду ваших вопросов.

Кантана нерешительно почесала затылок а затем подняла руку, разогнав облачко мелких пылинок. Сасси почти испепелила её взглядом.