Брат ответит - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 9

– Вы пообедать? – спросила меня красавица.

– Вы Ольга? – ринулась я с места в карьер.

Она опасливо оглянулась в недра кухни (я заметила там мощную мужскую фигуру), дала мне меню, громко произнесла:

– Выбирайте!

И перепуганным шепотом добавила:

– Кто вы такая?

Я открыла меню и тоже начала говорить то в полный голос, то тихо:

– Пожалуйста, салат из капусты. Я частный детектив, меня прислали братья Дорофеевы. Суп с фрикадельками. Ярик очень переживает, что вы ушли. Бефстроганов с гречкой. Он понимает, что вы не вернетесь, и очень просит записать для него видеописьмо. Просто на память.

– Бефстроганов кончился. Возьмите пельмени, сами делаем.

Лань продолжала смотреть затравленно, будто перед ней тигр как минимум. Пробормотала:

– Как вы нашли меня?

– Вы уехали по именному билету и подали заявление во Дворец бракосочетаний. Но в Центре реабилитации никто не узнает, где вы. Я этого даже Дорофеевым не скажу. И тем более Антонине Валерьевне.

– Ах, при чем здесь она! Соус к пельменям – сметана или майонез?

– Майонез. И еще компот.

– Ладно, только ради Ярика. Ешьте – а потом сразу идите в деревню Загорье. Отсюда направо, примерно километр. Там спуск к реке, мостки. Встретимся через час. С вас триста сорок два рубля.

Звонко щелкнула касса. Из кухни показался громадный мужчина, искоса взглянул на меня, потом на Ольгу. Спросил:

– Калькулятор опять не работает?

Она улыбнулась – хорошо поставленной, театральной улыбкой.

– Батарейка села, Гошик! Но я посчитала в уме!

Мужчина положил лапищу на худенькое плечо испуганной лани, строгим тоном обратился ко мне:

– А вы в наши края зачем?

– Лошадей люблю и рыбалку, – лихо соврала я.

Он взглянул с сомнением, но ничего не спросил. Однако и Ольгу больше из кухни не выпускал. Сам принес мне обед, выслушал похвалы, убрал пустые тарелки.

– Вы здесь только вдвоем работаете? – поинтересовалась я.

– В обычные дни да. Когда свадьбы или поминки – с помощниками.

Я еще раз оглядела столовку. Потертый кафель, скучные стены. В открытую дверь кухни видно, как Ольга в перчатках по локоть моет посуду – совсем каменный век.

«По-моему, ставить балеты в Москве – пусть даже с аутистами – гораздо интереснее», – подумалось мне.

Но потом огромный и суровый Георгий подошел к своей невесте, обнял ее – и она отозвалась такой счастливой улыбкой, что мне сразу стало понятно: грязные тарелки в Прасковичах – ерунда, когда тебя любят.

С раннего детства Ольга привыкла бояться, но не показывать вида. Страх шел с ней рука об руку с четырех лет, когда малышка начала посещать уроки танцев. Прочие девочки плясали для удовольствия. Но Олина мама прочила дочке карьеру балерины и постоянно пугала, что в хореографическое училище при Главном театре страны ее не возьмут.

Дальше – когда все-таки взяли – тоже постоянно висела угроза. Не отберут на отчетный концерт, поставят последней в ряду, переведут в миманс, отчислят за бесперспективность, высокий рост или лишний вес.

Звездных задатков Оля не демонстрировала, но подружек невесты и всевозможные па-де-катр танцевала регулярно. Однако страх не отступал. Известно всем: даже в кордебалет в Главном театре конкурс. И в Станиславского не всякого возьмут. Приезжие – те хотя бы домой могут вернуться с престижными «корочками», а ей куда? Преподавать танцы в Доме культуры?!

В Главный театр Оля все же попала. Но здесь умели пугать куда круче, чем в училище: не смей поправиться, не вздумай загорать, не дай бог тебе забеременеть. Угроза висела над всеми, но Ольга, пожалуй, единственная вообще не могла расслабиться. Плохо спала ночами, грызла на нервной почве ногти. Подружки откровенно над ней посмеивались, тогдашний молодой человек пенял, что у нее тревожно-мнительный характер. Мама внезапно вышла замуж и теперь третировала дочь на пару с супругом. Ольге пришлось съехать от «молодоженов» в съемную квартирку на окраине. Пару дней она просто радовалась, а потом появился новый страх: что делать, если уволят? Возвращаться в родительское гнездо?!

Однажды зимой девушка шла вдоль дома, и ей на правую стопу с крыши грохнулась глыба льда. Боль адская, хотя и в жестких ботинках была. Ее окружили прохожие, стали наперебой советовать: вызывать «Скорую», брать справку, подавать на нерадивых дворников в суд, требовать компенсации. Но Оля врачей боялась с детства, да и сутяжничать не умела. Поэтому просто заплакала и поскакала на одной ноге домой.

Пару репетиций можно было пропустить безо всякой справки, и она старательно лечила ушиб мазями, ванночками и льдом. Но когда на третий день пальцы распухли и посинели, пришлось все-таки сдаваться в травмпункт. Там сделали снимок, вынесли вердикт: перелом. Перспектива мрачная: сначала три недели в гипсе, дальше месяц абсолютно без физических нагрузок, а потом – как пойдет. «Или будете танцевать, но через постоянную боль. А может, встанете на пуанты и сразу опять сломаете», – предрек доктор.

На этот раз Оля поняла: если бояться еще и того, как поведет себя ее нога, она просто не выдержит.

Позвонила в отдел кадров и объявила, что сразу, как закроет больничный, уйдет по собственному. А пока валялась дома перед теликом, читала и гадала, чем заниматься дальше.

Очевидный путь – учить детей – ее не привлекал. Малышовые бальные танцы раздражали атмосферой – слишком много девочек на нескольких надменных мальчишек, слишком амбициозные родители. А вести после Главного театра обычный школьный кружок не позволяла гордыня.

Вид из окна ее съемной квартирки настраивал на философские мысли: в отдалении – кладбищенские кресты, перед ними – Центр реабилитации больных аутизмом. И сад, примыкающий к заведению, можно рассмотреть, и все подходы. Оля от скуки и под стать мрачному настроению полюбила сиживать на подоконнике, наблюдать. Как с виду абсолютно нормальные дети внезапно падали в дикой истерике. Как внимательно они слушали учителей, когда занятия шли во дворе, а потом вдруг все, дружно, взрывались болезненным смехом или слезами.

А еще ее очень расстраивало, что больные постоянно шли-стояли-сидели с глазами долу и ужасно от этого сутулились. Хотя серьезных мышечных или костных нарушений у страдающих аутизмом обычно не имелось, Оля изучила этот вопрос – просто от скуки. И задумалась: вдруг им помогут обычные балетные упражнения? Улучшат координацию и осанку, заставят гордо смотреть вперед?

Когда сняли гипс, первым делом она отправилась в Центр. Втайне ждала – ей вежливо откажут. Но дружелюбная девушка с ресепшена немедленно отвела к начальнице, Антонине Валерьевне, а та сбивчивую теорию бывшей балерины даже до конца не дослушала. Сразу приняла решение:

– Приходите и пробуйте!

Оля уже привычно ждала, что сейчас ее начнет колотить дрожь, однако страха – впервые в жизни! – не ощутила. Только огромное любопытство и сильнейшее желание доказать свою теорию. Помочь больным детям. Не подкачать.

И у нее пошло – вопреки недоверию родителей и насмешкам на специализированных форумах. Уже через неделю на программу «балет» (она категорически отказалась назвать свой курс просто «танцами») записались восемь человек. А к моменту, когда закончился больничный, Оля была занята по семь часов в день, и Антонина Валерьевна предложила ей зарплату – причем больше, чем платил Главный театр страны!

– Откуда такие деньги? Вы разве не государственная организация? – удивилась Ольга.

– Государственная. Но у нас большие дотации и много спонсоров, – улыбнулась начальница. – А еще – я в тебя верю.

– Ну… ребята, и правда, стали лучше ходить…

– Это мелочь. Оля, – Антонина Валерьевна заглянула девушке в глаза, – я жду от тебя другого.

– Чего же? – растерялась она.

– Поставь с ними балет.

– Как?!

– Не «Лебединое озеро», конечно. Что-нибудь авангардное. Чтобы никто ничего не понял.