Конан и день льва (CB) - Евтушенко Валерий Федорович - Страница 19

Победа была полной. На пуантенском берегу валялись трупы убитых и громко стонали раненые. Туранцы уже бросились ловить коней и обшаривать мертвые тела в поисках золота. Вдруг на холм въехала группа всадников среди которых находились Конан, Троцеро, Просперо и несколько Алых Леопардов. Над ними развевалось на легком ветру Львиное знамя. Туранцы и боссонцы громкими криками приветствовали своих полководцев, а Сагитай и Аримунд тоже поднялись на холм. Конан спрыгнул с коня и обнял обоих.

Победителям досталась богатая добыча в виде оружия и доспехов, а также лошадей, Прокас потерял пятьсот всадников и почти две тысячи копейщиков, не считая дезертировавших от него боссонцев.

— Сколько наших погибло? — тихо спросил Конан у Сагитая и Аримунда.

— Ни одного! — ответили оба.

— Ты удачливый полководец, северянин! — хлопнул его по плечу Троцеро. — Солдаты любят военачальников, которые ведут их к победе без потерь!

Конан оглянулся. Над Пуантеном разгорался новый день — День Льва.

Часть вторая

Глава первая. Конец Приграничного легиона

На следующий день, оставив часть лучников и мечников охранять брод, войско мятежников отошло на несколько лиг от Алиманы, поближе к горам. Пока солдаты отдыхали у бивуачных костров, командиры собрались на военный совет в просторном шатре Конана. Обсуждался один, но важный вопрос — что делать дальше.

— Мы одержали первую, пусть и небольшую победу, и это бесспорно радует, — задумчиво сказал Троцеро, пригладив серебряный ежик волос на голове своей изящной рукой, — но вечно стоять у этого брода мы не можем. Оставить его тоже нельзя, Прокас немедленно перейдет на эту сторону и начнет нас преследовать.

— Гмм, — извиняющимся тоном, произнес сотник Аримунд, — прости, граф, что перебиваю, просто не успел доложить. Похоже, теперь там командует не Прокас.

— А кто же? — вопросительно выгнул бровь граф.

— Вчера, когда они забирали своих убитых и раненых, мои боссонцы узнали, что Прокас ранен стрелой в ногу выше колена. Открылось кровотечение, он сильно расхворался, его лихорадит. Солдаты говорили, что его собираются отправить в Тарантию на лечение, а команду над Приграничным легионом временно принял королевский легат, сотник Черных Драконов Альбан. Я сразу не доложил об этом, так как не поверил, но сегодня утром мои разведчики видели, как на рыбацкой лодке генерала отправили вниз по течению Алиманы, а потом, наверное, переправят на какой-нибудь корабль, плывущий в Тарантию.

— Это интересно, — заметил Троцеро, — но сути проблемы не меняет, не Прокас, так Альбан, какая разница.

— Все же разница есть, — вдруг сказал размышлявший о чем-то Конан. — Чего мы вообще уперлись в этот брод? Нужен он им, пусть себе форсируют Алиману.

В шатре наступило молчание. Троцеро переглянулся с Просперо, рука Аримунда потянулась к затылку и лишь один Сагитай кивнул головой, соглашаясь с киммерийцем.

— Мы связали себя этим бродом по рукам и ногам, — с досадой продолжил Конан, — а зачем он нам вообще нужен? Ты Троцеро, говоришь, что, форсировав Алиману, они станут нас преследовать. Конечно, никто с этим не спорит. Но, если мы завязнем у брода, сюда подойдет Нумитор и тогда его армия и Приграничный легион зажмут нас в клещи.

— И что ты предлагаешь? — спросил граф.

— Воспользоваться тем, что сейчас мы сами имеем возможность выбирать место и время сражения. Здесь неподалеку есть ущелье в горах. Оно довольно длинное, не меньше двух лиг, и сквозное. Мы с Сагитаем побывали там вчера вечером. Ущелье узкое, шагов двадцать-тридцать в ширину, особо там не развернешься. И, если мы сумеем заманить туда Альбана, то можем уничтожить все его войско. У меня возник план…

Выслушав предложение киммерийца все задумались. План Конана был хорош, но имел существенный недостаток, который озвучил граф:

— А почему, собственно говоря, Альбан должен сунуться за нами в это ущелье?

Паллантид, с недавних пор по совету Просперо возглавивший немногочисленную пока охрану Командора, вопросительно посмотрел на Конана.

— Говори! — кивнул киммериец.

— Я знаю Альбана довольно хорошо по службе в Черных Драконах. Он воин смелый и храбрый, и командир толковый, но по натуре карьерист. Он давно мечтает стать командиров Черных Драконов или добиться другого повышения, и не упустит так неожиданно представившегося случая отличиться перед королем. Уверен, он сунется за нами, куда угодно из опасения нас упустить. Подумает, что мы уйдем в горы, а там попробуй нас найти. Король же в это время назначит на место Прокаса того же Аскаланте или кого другого и все лавры достанутся новому командиру.

Троцеро скупо улыбнулся.

— Убедил! — сказал он. — Аргумент сильный, честолюбие, пожалуй, главная причина многих проигранных сражений. Осторожный Прокас без глубокой предварительной разведки в это ущелье бы не сунулся, но Альбану надо торопиться, время его поджимает. Кроме того, он знает, что превосходит нас в тяжелой коннице и у него сильная пехота. Я за план Командора!

Конан обвел вопросительным взглядом присутствующих. Возражений не было.

— В таком случае, — сказал киммериец, обращаясь к Аримунду, — всю подготовку возлагаю на тебя. Твоим лучникам придется опять попотеть. Барон Гродер, — обратился он к командиру мечников, — пусть твои люди помогут Аримунду таскать камни наверх, лучникам пока не стоит переутомлять руки.

Представительный, румянощекий барон Аквилонский кивнул в знак согласия и улыбнулся. Был он по натуре весельчак и не отказывал себе в удовольствии покутить, что не мешало ему быть настоящим профессионалом военного дела. Он был один из тех командиров-ставленников Каллиодиса, которые, как надеялся граф, стали бы его людьми в окружении Конана.

Сотник Черных Драконов Альбан, высокий сухопарый и длиннорукий брюнет с наметившимися уже залысинами на висках, который временно принял на себя командование Приграничным легионом, ничем не выразил своего удивления, когда ему доложили, что охрана брода, оставленная повстанцами на том берегу, выстраивается в походную колонну. Вскочив на коня, он подъехал к переправе и убедился, что, действительно, путь на ту сторону реки свободен. Его вечно хмурое костлявое лицо с кустистыми бровями, нависшими над впалыми глазницами, даже на какое-то мгновение просветлело, а колючий недобрый взгляд пронзительных черных глаз смягчился. Взглянув на небо, где солнце только поднималось к зениту, он отдал приказ начинать переправу. Вновь первой к броду подошла тяжелая конница, за ней оставшиеся лучники и самыми последними брод перешли мечники. Когда переправа закончилась, уходящие лучники и мечники повстанческой армии еще виднелись вдали, втягиваясь в какое-то горное ущелье. Было понятно, что они движутся на соединение с главными силами повстанцев.

— За ними! — приказал Альбан, встав во главе колонны.

Паллантид насчет характера Альбана не ошибался. Как все честолюбивые, но не особенно талантливые люди, сотник считал себя несправедливо обиженным и обойденным более знатными, чем он выскочками. В чем-то он был прав, немало молодых, только более родовитых офицеров, давно уже обошли его в чинах и это не могло не задеть самолюбие старого служаки. Но, правдой было и то, что, отличаясь исполнительностью, он звезд с неба не хватал, особым умом не блистал, поэтому своей должности сотника вполне соответствовал. Возможно, в глубине души он и сам это осознавал, но не хотел с этим мириться и искал повод отличиться. Сейчас, когда ему выпал случай захватить в плен графа Троцеро и Конана, он решил его использовать. Никакой личной неприязни ни к одному, ни к другому он не испытывал, но, отличившись перед королем, мог рассчитывать на повышение, ведь многие военачальники аквилонской армии были выходцами из Черных Драконов.

Поэтому он и торопил своих солдат, но, хотя отступающие и не особенно спешили, расстояние между ними и преследователями сокращалось медленно, так как мечники не успевали за тяжелой конницей. Но вот показалось и само ущелье, поглотившее уже большую часть колонны повстанцев. К Альбану подскакал командир тяжелой конницы Рагномар и, указав рукой на темневший в пяти фарлонгах отсюда вход в ущелье, сказал: