Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Андрижески Дж. С. - Тень (ЛП) Тень (ЛП)

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Тень (ЛП) - Андрижески Дж. С. - Страница 5


5
Изменить размер шрифта:

В этот раз уже Элли покачала головой.

— Нет. Я так не думаю.

— Ты можешь проникнуть? — спросил у неё Балидор.

После небольшой паузы она вновь покачала головой.

— Нет, — только и ответила она.

Мужчины в чёрном кевларе подняли тяжёлое оружие и нацелились на толпу. Балидор заметил, что они вооружились не обычными винтовками, а тёмно-зелёными полуорганическими моделями с короткими толстыми стволами, слишком широкими для обычных пуль. Они напоминали другие модели того вооружения, из которого гонконгская полиция стреляла по толпе слезоточивым газом.

Не успев ничего сказать, Балидор услышал тихий звук срабатывания пусковых устройств — более тяжёлый и медленный звук, чем обычный выстрел.

И вновь Балидор увидел, как по асфальту запрыгали капсулы с газом.

Ударяясь, они тут же взрывались округлыми вспышками белых облаков, временно затмевая аватары, виртуальные здания и уличные киоски там, где приземлялись капсулы. Облака не задерживались, как это было с клубами предыдущего газа. Балидор не слышал криков, которые обычно возникали при стрельбе нервно-паралитическими веществами по толпе. Он не видел, чтобы кто-то в радиусе поражения дымом кашлял или тёр слезящиеся глаза. Газ быстро растворился в воздухе, не оставив следа, то есть, это делалось не ради отвлечения.

— Тогда что это? — спросила Элли.

Должно быть, Балидор думал громче, чем осознавал.

— Я не знаю, — ответил он.

В этот самый момент первый человек рухнул на асфальт.

Балидор с онемелым неверием наблюдал, как камера флаера следит за падением тела до земли. Аватар женщины померк, открыв лицо азиатской девушки двадцати с небольшим лет, с чёрными волосами и густо накрашенным лицом. Струйки крови текли из её глаз, ушей и носа, пятная лицо, прочерчивая дорожки в тональном креме и помаде.

Камера оставила её как раз вовремя, чтобы показать падение следующего тела.

Через считанные секунды их стало так много, что камеры не успевали запечатлевать.

Балидор наблюдал за происходящим, не отрывая глаз, но не мог в это поверить.

Он слышал пронзительные крики, но они доносились не от падающих тел.

Они доносились от новостных журналистов, которые громко говорили на кантонском и английском. Только тогда Балидор осознал, что ранее Элли отключила аудио-комментарии, пока смотрела на беспорядки. Теперь Джон добавил им громкости через свою гарнитуру, и эти голоса вновь раздавались в помещении.

Экран разделился, показывая три разных точки обзора на это массовое убийство, и голоса комментаторов уже истерично кричали, пока падало всё больше и больше тел. Теперь Балидор узнавал фразы на японском, русском, испанском и немецком, когда его переводчик переключался между ними.

Весь мир наблюдал за этим.

И всё же почему-то не ужас и страх этих голосов нашёл отклик в Балидоре, и не поэтому холодное ощущение в его нутре усилилось.

Это всё тишина.

Пока репортёры рассказывали о массовой гибели, люди падали на тротуар без единого звука. Почему-то из-за этой тишины практически невозможно было осознать слова репортёров.

Балидор смотрел, как они падают и не совершают никакой попытки замедлить падение, не издают ни единого звука, не меняют выражение лица. Он смотрел, как их аватары мигали, затем исчезали перед тем, как камера переходила дальше и запечатлевала падение и смерть уже следующего несчастного.

Всё случилось слишком быстро, чтобы разум Балидора успел это осознать. Больше половины толпы упало на землю прежде, чем Балидор осознал другой звук, который медленно пробирался в его сознание.

Крики.

Эти крики не походили на всё то, что он слышал раньше, когда они с Касс стояли снаружи здания. Это не были звуки злобной толпы, ошалевшей от эмоций и адреналина. Это даже не звуки паникующих людей, боящихся, что их пристрелят.

Это был пронзительный, иррациональный визг, подобный тому, который издаёт кролик, попавший в силки.

Это напомнило Балидору то, что называли «военным психозом» или «шоком от контузии». Это был звук чистого, неукротимого ужаса — того ужаса, от которого срывало крышу, и человек полностью утрачивал контроль.

Затем Балидор заметил кое-что другое.

Лишь одна группа в толпе кричала.

Это были видящие.

Видящие пятились от упавших, падающих и пошатывающихся тел, крича в ужасе и неверии, пока всё больше и больше людей просто падало на асфальт.

Большинство падающих уже лишилось сознания или умерло к тому времени, когда отказали их конечности. Они падали прямо на спину или лицом вниз. Некоторые поддерживались в вертикальном положении несущейся толпой, но большинство падало как деревья — прямо ничком, безо всякого видимого сопротивления.

Видящие наблюдали, как это происходит.

Они пытались убраться с дороги, спотыкались о другие тела, опять утыкались в кровоточащие лица, невидящие глаза, всюду была смерть. Поэтому они кричали, оказавшись в лабиринте окровавленных трупов. И начав кричать, они, похоже, уже не могли остановиться.

Опешившему разуму Балидора понадобилось ещё несколько секунд, чтобы понять, почему кричат только видящие. Затем он осознал правду.

Остались только видящие.

Все люди погибли.

Глава 3.

В клетке

Дигойз. Ревик.

Нензи. Эвальд. Рольф.

Алексей. Саймон. Меррик.

Меч. Посредник. Syrimne d’Gaos.

Были и другие — другие имена, другие люди, другие состояния.

Все они теперь померкли, сделались незначительными.

Теперь он знал себя таким, каким она знала его. Проклятым. Сломленным. Посаженным в клетку.

Он видел себя её глазами, даже когда она пыталась вырвать его глаза. Даже после того, как она попыталась убить всё чем он когда-либо являлся, он видел себя в ней.

Он сидел, прикованный цепями к полу и стене комнаты из зелёного органического металла.

Ревик смотрел на высокие стены, чувствуя, как грудь опять начинает болеть. Его голова и тело пульсировало медленным, тошнотворным жаром, когда он осматривал габариты пространства.

В комнате что-то было не так, помимо тяжёлого ошейника на его шее. Толстые кандалы сковывали его запястья и предплечья. Но дело не только в физических оковах.

Он чувствовал себя отрезанным, одиноким.

Не просто одиноким.

Они сломали его.

Он не знал, как она это сделала, что она с ним сделала, но он знал, что это была она. Она единственная, кого он подпустил достаточно близко. Она единственная, кто мог сделать это с ним, кто знал, как причинить ему такую сильную боль.

Он всегда это понимал, но он думал…

Он думал, что она этого не сделает.

Он думал, что она не причинит ему боль.

Его голова раскалывалась, вынуждая его прикрыть глаза от освещения. Оно не было ярким, но всё причиняло боль. Было так больно, что он едва мог думать о чём-то другом. Он мог лишь терпеть, делать всё, что могло немного ослабить боль.

Он не мог вечно корчиться здесь, зализывая свои раны.

Он должен выбраться. Он должен помнить.

Она каким-то образом его искалечила. Она разбила нечто, что соединяло отдельные части его целого, что давало ему внутренний порядок. Без этого чего-то — чем бы оно ни было — он дрейфовал, ему не хватало сплочённости. Он не был цельным.

Тошнота разделения это не объясняла.

Не тошнота разделения разбила его разум до такого состояния, что теперь он затерялся во фрагментах, полумёртвый в пространстве между мыслями, безумно боящийся провалиться в чёрную дыру, которая ничего не содержала. Он затерялся в этом тёмном месте, даже стоя на его краю. Он смотрел в эту боль и ужас, задыхаясь от того душащего ощущения, которое не отпускало его, не давало дышать.

Что бы это ни было, это душило его свет, даже помимо ошейника.

Это душило его разум, окутывало тёмными клубами.

Он ненавидел её. Он ненавидел её за то, что она заставляла его чувствовать себя вот так.