Грязный секрет (ЛП) - Харт Эмма - Страница 39

— Да, доброе утро.

— Ладно, — она смотрит вниз на одеяло, но не понимает, как наши ноги переплелись вместе. — А это, хм? Ты сделал… это?

— Обнял тебя во сне? — я приподнимаю брови. — Нет, принцесса, я был так же удивлён, как и ты, когда проснулся.

— Когда ты проснулся? — она пытается вытянуться, чтобы посмотреть на часы.

Я останавливаю её. Их здесь нет.

— Где-то десять минут назад.

— И просто лежал здесь? Держа меня?

— Обнимая тебя, — поправляю её. — Обнимая тебя и глядя на тебя.

— Уверена, наблюдать за тем, как я сплю, было невероятно интересно.

— Это было одним из лучших зрелищ, что я видел.

Мягкий румянец заливает её щеки.

— Замолчи.

Она делает всё, чтобы уйти, но я крепче сжимаю её, перетаскивая на себя.

— Что ты делаешь? — растерянно шепчет она.

Её глаза широко раскрыты, щёки по-прежнему горят, а губы приоткрыты в шоке.

Я хочу овладеть ими. Хочу накрыть её рот своим и попробовать её. Хочу целовать её весь день.

Провожу рукой по её спине к затылку и притягиваю к себе. Её губы нежно касаются моих. Держу её, не двигаясь. Я млею от тепла её тела на моём и… её рук, медленно приближающихся к моей голове.

Софи опускается, целуя меня жёстче и погружая пальцы в мои волосы. Она сильнее сжимает пальцы, и то, как она раздвигает ноги, заставляет меня желать перевернуть её на спину.

Вместо этого, я хватаюсь за подол её рубашки и запускаю под неё руку. Провожу по её спине пальцами, ощущая мягкую и разгорячённую кожу Софи. Она вжимается в меня, и я сгибаю колени. Наши бёдра встречаются.

Мой быстро затвердевший член упирается в её киску, и Софи резко выдыхает через нос. Она по-прежнему прижимается ко мне, и тонкий материал моих боксёров и её шортиков даже близко не уменьшает давление наших тел.

Я напрягаю верхнюю часть тела и приподнимаюсь, приводя нас в сидячее положение. Она прижимается ко мне, расположив колени по обе стороны от моих.

Я чувствую её, каждую желающую меня часть. Точно так же я хочу её.

Отчаянно.

Я сжимаю её задницу и притягиваю ещё сильнее к себе. Тихий стон, срывающийся с её губ, распространяется по моему телу, разжигая желание, как чёртов пожар.

— Кроля. Кроля. Кроля.

Софи выдыхает.

— О чёрт.

— Мама! Плохо! — она ворочается, и я поворачиваю голову в сторону Милы. Она смотрит на нас. — Мама, папа, обниматься!

Конечно. Мой твёрдый, как скала, член напротив киски Софи, но да, это объятия.

— Да, детка, — выдыхает Софи, не двигаясь. — Мама и папа обнимаются.

— Обниматься! Я то-о-оже! — Мила протягивает ручки и хлопает ими.

О чёрт.

— Не хорошо, — шиплю я Софи, когда она начинает двигаться.

Она борется с улыбкой, сжимая губы. Но это не может скрыть смех, что блестит в её глазах.

Я оборачиваю одеяло вокруг талии, полностью прикрывая бёдра, хотя это вряд ли нужно, потому что мой член сдулся быстрее, чем воздушный шар. Софи протягивает Милу, которая садится мне на колени, вытянув ноги.

— Мама. Обниматься! — Мила обхватывает рукой мою шею и тянется к Софи.

Она неуверенно смотрит на меня, и я пожимаю плечами. Она достала Милу. Не я. Она может облегчить это неловкое и слегка болезненное утро объятиями.

Софи сидит рядом со мной и держит руку на талии у Милы.

— Славные обнимашки?

Мила сжимает наши шеи.

— Мама, папа, обнять меня.

Я встречаюсь взглядом с Софи и поднимаю брови.

— Она хочет, чтобы мы обнялись так же, как раньше.

О, нет. Я так не думаю.

— Ладно-ладно, — я обхватываю одной рукой крошечную талию Милы, а другой — Софи.

Тяну Софи к себе, и она начинает падать, тихо взвизгивая. Смеясь, скольжу рукой вниз, чтобы ещё раз потрогать её попку. Я притягиваю Софи к себе, чуть ли не расплющивая Милу между нами, и крепко обнимаю её.

Чувство правильности охватывает меня.

Вот так.

Вот так должно быть.

Вот что я должен делать первым делом по утрам — держать их обеих, обеих моих девочек в своих объятиях. Кроме того, это должно быть последним, что я делаю по вечерам, а также каждую чёртову минуту.

Я хочу держать их, дышать ими, быть всем, что им нужно. Я хочу быть тем парнем, который появляется с цветами для женщины и игрушкой для малышки без причины. Хочу быть тем парнем, который меняет лампочки и вешает полки. Хочу забивать в стену гвозди для картин и мастерить стеллажи.

Я хочу читать Миле сказки на ночь и выбрасывать использованные памперсы в мусорное ведро.

Хочу приносить Софи кофе и говорить ей, чтобы она подняла ноги, пока я буду пылесосить.

Я хочу, чтобы мои девочки всегда оставались такими.

Моими. Всегда моими.

Я не хочу быть просто папой. Я хочу быть тем папой, которого Мила заслуживает, кем-то, кто всё время будет рядом, готовый на всё, готовый защитить от любого кошмара или избавить от жука, ползущего вверх по ноге.

Хочу быть тем человеком, который всегда находится рядом, несмотря ни на что.

И это относится и к Софи.

Это означает, что нужно забыть про свою злость на её ложь и сосредоточиться на том, что, так чертовски очевидно, всё ещё осталось.

— Мама? Поцелуй, — Мила прижимается губами к Софи, а затем поворачивается ко мне. — Папа, тоже поцелуй.

Я хмурюсь, и она со смешком касается своими маленькими губками моих.

— Мама, папа, целуйтесь, — она придвигает наши лица.

Глаза Софи распахиваются от удивления.

— Оу, Мила, я не буду...

Я заглушаю её поцелуем, который требует моя дочь. Положив ладонь сзади на её шею, я прижимаю Софи к себе на несколько секунд и отпускаю с громким чмоком.

Мила снова хихикает, радостно дрыгая ногами. Софи в шоке смотрит на меня, прищурив глаза.

— Мила? Моя Мила проснулась? — зовёт папа из коридора.

— Деда! — кричит Мила, отпуская нас и сползая с кровати.

Дверь открывается, и Софи поворачивает голову. Папа отводит взгляд, будто не уверен, стоит ли ему здесь находиться, и я указываю на одеяло.

— Мила захотела обнимашек, — объясняю я. Во всяком случае, это наполовину правда.

— О, конечно, — он наклоняется и берёт её на руки. — Хочешь позавтракать?

Мила кивает.

— Печеньки?

— Конечно, но не говори маме или бабушке, ладно? — он подмигивает Софи.

Она сердито грозит пальцем.

— Не смейте давать ей печеньки на завтрак!

Папа улыбается, как озорной школьник, и убегает с Милой. Дверь захлопывается за ним, и у Софи раскрывается рот.

Она снова поворачивается ко мне.

— Он не станет...

Я помню те времена, когда в тайне от мамы он кормил нас, мальчиков, печеньем, пока она не приходила на кухню, чтобы приготовить нам завтрак, и киваю.

— О, он станет, он делал так и будет делать.

— Чёрт возьми! — она отползает от меня.

Я поднимаю руки и ловлю её за талию, прижимая обратно к кровати.

— Коннер!

Я склоняюсь над ней и ухмыляюсь, уверен, сильно напоминая своего отца.

— Позволь ей немного печенья. Это не навредит, Соф, и он всё равно сделает это в следующий раз, когда тебя не будет.

— Это печенье! Печенье не завтрак!

— Как и поцелуи, — шепчу я, наклоняясь к ней, неспособный сопротивляться её сердито надутым губкам. — Но я чертовски уверен, что смогу выжить за счёт твоих.

Она бормочет моё имя мне в рот, больше возмущаясь, чем от удовольствия, но я не отпущу её, пока не поцелую как минимум десять раз.

Я поклоняюсь каждому изгибу, каждой гримасе и каждому воспоминанию о вкусе её губ. На всякий случай, на случай чертовски странной ситуации, я должен забыть, каково это.

— Думала, мы не разговариваем, — фыркает Софи, выскальзывая из-под меня, когда я, наконец, отпускаю её.

Я ложусь на спину и кладу руки за голову.

— Поцелуи не разговоры.

— Ой, замолчи, — она снова фыркает и хватает джинсовые шорты из сумки у двери.

Я наблюдаю, как Софи цепляет большими пальцами пояс шорт и останавливается. Она оглядывается через плечо на меня. Я без стеснения пялюсь на неё. Я видел всё это прежде и чертовски уверен, что хочу увидеть снова.