Войны с Японией
(От поражения к Победе. К 110-летию окончания Русско-японской войны 1904–1905 г - Золотарев Владимир Антонович - Страница 52

Уроки войны и ее влияние на развитие военного искусства

Отличительной чертой российской стратегии на протяжении всей войны была нерешительность, пассивность. Основным методом стратегических действий признавалась оборона. Это объяснялось не только особенностями характера лиц, стоявших у руководства армией и флотом, но и объективными условиями. Среди них немаловажную роль играла неразвитость коммуникаций. Средства и пути сообщений — одни из важнейших материальных факторов войны. Степень их развития оказывает существенное влияние на ход вооруженной борьбы различных масштабов. Особенностью Русско-японской войны было то, что театр военных действий находился на большом удалении от промышленных районов.

Сухопутные и морские коммуникации отличались огромной протяженностью. Нехватка транспортных средств, плохое состояние дорог сильно затрудняли снабжение русской армии в Маньчжурии и военно-морских баз на побережье Желтого моря. Это накладывало свой отпечаток на стратегическое решение русского командования.

Стратегическая инициатива постоянно находилась в руках японского командования. Однако его стратегия отличалась большой осторожностью. Главное внимание обращалось не на разгром живой силы русских, а на захват территории. Стратегическое наступление велось от рубежа к рубежу. Это позволяло Маньчжурской армии постепенно отходить к северу, сохраняя ее боеспособность и численный перевес над противником.

Необычайно возросший масштаб боевых столкновений вызвал ряд новых явлений в области военного искусства. Так, военные действия в Ляояне и на реке Шахэ свидетельствовали о зарождении армейской, а под Мукденом — фронтовой операции. Это обусловило возникновение задачи разработки теории их подготовки и ведения. В Мукденском сражении участвовали с обеих сторон 8 армий общей численностью около 600 тыс. человек при 2300 орудиях. Сражение длилось 16 суток и имело небывалый для того времени пространственный размах: боевые действия велись на фронте 155 км и до 50 км в глубину. Это была, по существу, первая в истории операция фронтового масштаба. Огромный размах боевых действий настоятельно требовал от командующих армиями широкого оперативно-стратегического кругозора, новых методов управления войсками. Однако они не были подготовлены к действиям такого масштаба и пытались решать новые задачи старыми, но отжившими свой век способами.

Постоянно нарушалась организационная система российских войск. Формировались многочисленные сводные отряды. Раздергивались корпуса, дивизии и даже полки. Им ставились различные задачи, не объединенные общим планом и единой целью. Назначались командиры, которые до этого не имели никакой связи с подчиняемыми им войсками. Под Мукденом импровизация при создании временных формирований доходила до абсурда. Так, один корпусной командир получил под свое командование 45 батальонов, не имевших никакого отношения к вверенному ему корпусу. Подобные наспех сколоченные отряды не имели штабов, что крайне затрудняло управление ими6.

Зачастую командиры дивизий, корпусов и даже командующий армией находились не на командном пункте, а непосредственно на передовых позициях, перемещаясь вдоль первой линии войск. Терялось управление армией. Сражение приобретало хаотичный, эпизодичный характер, поскольку приказы отдавались несвоевременно, без учета анализа хода боя и сражения7.

Автор воспоминаний о войне генерал-майор Ф.П. Рерберг (в то время полковник штаба 2-й Маньчжурской армии генерала О.К. Гриппенберга), несмотря на определенную тенденциозность в освещении деятельности А.Н. Куропаткина, вплоть до прямого обвинения его в предательстве, дал весьма верную и точную характеристику штабным чинам. Он писал: «Тотчас по назначении, Куропаткин начал готовиться в дальний путь; сборы были не легкие: надо было сформировать Полевой Штаб Маньчжурской Армии и снарядить и обеспечить всем необходимым для жизни Ставки. Не легко было и сформирование полевого Штаба, по существу, ибо никакого мобилизационного плана, никаких на то соображений в мирное время Военным Министром подготовлено не было, и всю работу приходилось делать экспромтом, и мобилизация Штаба Куропаткина производилась не так, как то следовало в устроенной армии, а как у папуасов, т. е. способом кустарным: на должности люди назначались не соответственно их подготовки в мирное время, а по какому-то странному закону полного хаоса. <…> На деле оказалось, что вся прежняя служба и подготовка в специальностях, потребных в военное время, пошли насмарку. <…> Начальником полевого Штаба Армии он <Куропаткин> пригласил не начальника штаба одного из Военных Округов и не генерала, служащего на Дальнем Востоке, нет, он пригласил почему-то Командира Корпуса пограничной стражи, генерала Сахарова. На должность Генерал Квартирмейстера был приглашен не подготовленный в этом отношении один из квартирмейстеров, — а генерал, уже давно порвавший непосредственную связь с войсками, ничем не командовавший, а специализировавшийся на службе по передвижению войск — бывший когда-то Заведующим передвижением войск, а затем Начальником Военных сообщений Виленского Военного Округа, генерал-майор Владимир Иванович Харкевич; на должность Дежурного Генерала (как на смех) был назначен генерал, который никогда по части „Дежурства“ не служил, а занимал должности: начальника военных сообщений, а затем — генерал-квартирмейстера Киевского военного округа, генерал-майор Александр Александрович Благовещенский, ни один из опытных начальников военных сообщений не был приглашен на эту должность в армии, а на нее был назначен начальник канцелярии военного министра генерал-лейтенант Александр Федорович Забелин; вся санитарная часть, наперекор Положению, была изъята из ведения „Дежурного Генерала“ и был назначен особый начальник санитарной части армии, и на эту должность был приглашен — губернатор — генерал Ф.Ф. Трепов; начальником транспортов армии, точно также, был назначен офицер, никакого дела с транспортной частью в мирное время не имевший, — полковник Ухач-Огорович; начальником Военно-дорожного управления армии также был назначен человек, совершенно к этому делу не подготовленный — строитель Либавской крепости, произведенный в генерал-майоры, наш знаменитый Иван Иванович Шевалье-де-ла-Серр, — человек знакомый с инженерным делом, но очень отсталый даже по своей специальности, отличный игрок в шахматы, знаток по ухаживанию за дамами и за начальством, но полный невежда в смысле знания военного дела вообще». Как следует далее из воспоминаний Ф.П. Рерберга, в окружении командующего царили протекционизм, интриги и ревность к самостоятельно мыслящим офицерам, а назначенные начальники справлялись со своими обязанностями из рук вон плохо. Некомпетентность некоторых распоряжений доходила до того, что, например, командующий 2-й армией О.К. Гриппенберг самовольно покинул свой пост и отправился в Петербург искать правды. Глубокие противоречия внутри командования не могли не оказать отрицательного воздействия на все русские войска.

Помимо того, у командующего и его штаба не существовало каких-либо «соображений о сосредоточении войск на Дальнем Востоке и о формировании армий, об усилении Порт-Артура, о назначении ему орудий и снарядов, о производстве съемок местности к северу от Ляояна, о заказе для Дальнего Востока горной артиллерии и обозов и т. п. составлено не было, если не считать довольно странного решения вопроса, выразившегося в заблаговременной отправке на Дальний Восток по одной бригаде от X и XVII армейских корпусов».

Опыт войны подтвердил необходимость отказа от «стратегии генерального сражения», т. к. исход современной войны не мог быть решен одним-двумя сражениями. Требовалось предельное напряжение экономических, моральных и военных возможностей страны.

Война показала, что при оснащении массовых армий большим количеством новейшей техники и при использовании технических средств связи (телефон, телеграф, радио) военные действия приобретают широкий размах и выходят за рамки боя и сражения.