Эльфийский талисман (СИ) - Владимиров Николай - Страница 21

— Да к чёрту, как же надоело! — закричал Володя, поднимая маленький туристический топорик, среди прочего запасённый в багажнике хозяйственным Альбертом.

Так и не успевший прыгнуть паук оказался разрубленным на две живые, неприятно подёргивающиеся, но уже не опасные половинки. Плачущая Анечка ткнулась в Володино плечо — тот обнял её, не выпуская запачканный слизью топорик из рук. Юра отвернулся. За спиной всхлипывала Анечка, Надя объясняла Володе, что лучше бы уйти отсюда поскорее… На столе под книгой лежал ещё один, широкий и тонкий, так же завёрнутый в полотно предмет.

— Юрыч, что там у тебя? — спросил Володя.

В руках у Юры оказалась написанная на холсте масляными красками картина в деревянной раме. Краски от времени пошли трещинками, напоминающими паутинку — так выглядят картины старых мастеров в Третьяковской галерее. На картине был изображён парень, похожий на молодого Жан-Поля Бельмондо в фильме «Картуш», в странного покроя камуфляжной военной форме и обтянутой сеткой каске. С правого плеча «Жан-Поля» свисал на длинном ремне автомат незнакомой конструкции, а в руках парень держал знакомый москвичам зелёный шар в золотой оправе, окружённый облаком висящих в воздухе, переплетённых между собой белых, синих и зелёных нитей.

За спиной у парня возвышался белый пузатый небоскрёб с острым золотым шпилем, над которым, в затянутом тучами небе, висела знакомая золотая спираль. Бьющая из центра спирали длинная ветвистая молния ударяла в землю у подножия небоскрёба, деля вмести с ним фон за спиной парня на две части. Слева виднелся пейзаж с покрытыми лесом холмами, освещённый маленьким жёлтым солнцем и двумя яркими, жёлтой и красной, звёздами. Справа под огромным багровым солнцем бродили вдоль берега моря динозавры и парили в тёмном небе птеродактили.

И автомат у парня, и динозавры справа выглядели странно смазанными — словно художник срисовывал копию с оригинала, не совсем понимая, что именно рисует. Над обтянутой сеткой каской какой-то шутник изобразил тонкими золотыми линиями полупрозрачную королевскую корону.

— Мальчики! — прошептала Надя, обхватив ладонями щёки.

Перед глазами Юры снова пронеслись события прошедших суток. Разрозненные кусочки мозаики разом сложились в картину, столь же невероятную, столь же легко и просто объясняющую всё, случившееся с ними.

— Мальчики! — снова прошептала Надя. — Вы только не пугайтесь… А что, если мы — не на Земле?

Глава двенадцатая. Юный принц на сером коне

Часть третья.

Глава двенадцатая.

Юный принц на сером коне.

Отряд выехал из городских ворот на рассвете, когда первые солнечные лучи лишь слегка подкрасили сложенные из светло-жёлтого гранита стены, отразившись в лежащих тут и там капельках росы тысячами крошечных полупрозрачных искорок. Прогрохотав по подъемному мосту, вихрем промчавшись по сдерживающей реку дамбе, миновав прячущиеся под соломенными крышами низенькие подслеповатые домики предместий, всадники растянулись по дороге, идущей через огороженные плетнями и живыми изгородями поля длинной жёлто-белой полосой. Многочисленные крестьяне и горожане, возившиеся в окружающих город полях и огородах, или ехавшие навстречу со своими телегами, торопливо сворачивали в сторону, провожая всадников глубокими, исполненными боязливого почтения поклонами.

Светловолосый молодой человек, почти мальчик в сверкающей полированной кирасе и лихо заломленном набекрень берете с тремя чёрно-серыми перьями птицы Гоах, скакавший во главе отряда на тонконогом, сером в яблоках жеребце считал ниже своего достоинства отвечать на знаки почтения, оказываемые подлым сословием. Слегка наклонившись вперёд, уставив пику в специальный упор в стремени, он мчался по пыльной, лишь местами вымощенной дороге навстречу поднимающемуся над лесом главному, «дневному» солнцу. На луке седла лежал, позвякивая кольчужным оплечьем, серебристый шлем-луковица с защитной стрелкой, на поясе чувствовалась приятная тяжесть меча, а на сгибе локтя покачивался в такт движению тяжёлый щит в суконном чехле.

Позади столь же юный оруженосец распустил по ветру знамя с четырёхконечной бахромой, разделённое на четыре одинаковых — два белых и два жёлтых прямоугольника. В каждом из белых прямоугольников было изображено два турнирных копья, нацеленных под прямым углом на десятилучевую зелёную звезду. В каждом из жёлтых — три слегка изогнутых красных пера, маленькое, побольше и совсем большое, издали напоминающие стилизованное птичье крыло.

Рядом с благородным талем — а молодой человек, вне всякого сомнения, принадлежал к знатному сословию, к «владельцам земель, городов и дорог», на гнедом коне с коротко подстриженной гривой скакал старый морщинистый дед с короткой пегой бородой и длинными, оплетёнными алой ленточкой чёрно-серыми усами. Судя по уродливому, извилистому шраму, спускавшемуся со лба на щёку, по многочисленным вмятинам, украшавшим потемневшую от времени кирасу, да по изрядной потёртости перевитой лозой рукояти меча, деду за долгий век случалось бывать в переделках. Но, словно издеваясь над шрамами и сединой, упомянутый дед держался в седле ничуть не хуже своего юного спутника.

Следом, соблюдая правильный строй, растянулись всадники отряда. Стучали копыта, звенело железо, трепетали маленькие треугольные флажки на концах пик и полоскали по ветру длинные узкие, составленные из разноцветных треугольников вымпелы, украшенные витиеватой вязью. Каждый такой вымпел со своими цветами означал благородного дворянина-шайо, выступившего в поход с подобающей положению свитой. Всего таких вымпелов в отряде было двадцать, считая и ушедший вперёд, почти на полумилю авангард — молодой человек вёл полк дворянской конницы полного состава. Замыкал колонну запряжённый четвёркой «парящий фургон» с балкончиками, вычурно изогнутой крышей и стенками, оплетёнными толстыми канатами.

В четырёх полумилях от городских стен, вырвавшись из тесного лабиринта огороженных плетнями полей, дорога неспешно поднималась на высокий холм с пологими склонами и вытоптанной плоской вершиной. Отсюда открывался великолепный вид на город и неспешно текущий на полдень Вех, и именно здесь любили устраивать ставки предводители осаждающих город армий. После последней, имевшей место шесть лет тому назад, кое-где ещё виднелись остатки оплывших, осыпавшихся ям и канав. Выведя отряд на вершину холма, юный предводитель приказал остановиться, резко подняв руку.

Поднеся к глазам раздвижную зрительную трубу — бесценный подарок отца на двенадцатилетие, молодой человек направил её на видневшуюся невдалеке кромку леса. Понаблюдав горизонт, и не заметив ничего подозрительнее двух летающих островов дальше, к полудню и трёх драконов выше, ближе к закатной полночи, уже убирая трубу в круглый кожаный футляр, он оглянулся, бросая взгляд на оставшийся позади город. Именно в этот момент поднимающееся над горизонтом солнце красиво подсветило главную башню замка, ненадолго заставив заблестеть тонкую антенну, венчавшую четырёхскатную черепичную крышу. Сощурившись, словно надеясь различить слабое мерцание защитного поля, о котором все говорят, но которого на самом деле никто не видел, молодой предводитель решительно стронул коня.

— Ну что, орлиная немочь! — с ехидцей спросил седобородый дед. — Дождался, наконец-то, настоящего дела? А поджилки, небось, трясутся, клянусь печёнкой…

— У тебя бы не тряслись, Навли? — с лёгкой обидой в голосе ответил вопросом на вопрос юный предводитель. — Уж ты-то сразу родился седым и мудрым, во времена Долгой Зимы или сразу после, и знать не знаешь, что такое первые в жизни бой и первый поход. К сожалению, не я удостоился такой чести, а потому когда-нибудь надо и начинать…

— Мой господин Миха Осонахи та Кано таль Расви! — седобородый дед поклонился прямо в седле. — Футы-нуты, сапоги гнуты, прямо беда с вами, аристократами. Неловко сказанное слово, искоса брошенный взгляд — и сразу за меч, я обиделся. Молод ты ещё, в каменном мешке, да в эльфийской клетке не сиживал, галерным веслом реки-моря не гладил, от летучего огня, от дракона, да от разбойничьей погони через леса и болота не бегал…