Ермак. Телохранитель - Валериев Игорь - Страница 3

С моей точки зрения, из всех событий наиболее значимой была закладка станции Владивосток, как начало Великого Сибирского Пути длинной в восемь тысяч километров, который должен был соединить территории Дальнего Востока и сибирских областей с сетью внутренних рельсовых сообщений Российской империи. Второе, начало строительства сухого дока для ремонта военных кораблей во Владике.

Двадцать четвёртого мая в станицу дошли сведения об огромном успехе представителей молодого Уссурийского казачьего войска. В селе Никольское (будущий город Уссурийск) Его Высочеству был представлен взвод казачат-уссурийцев в возрасте от восьми до четырнадцати лет. Стройный и молодцеватый вид этого взвода, проявленная ими лихость в скачках и джигитовке вызвали одобрение Николая. Ещё позже стало известно, что Цесаревич благодарил командира казачьего дивизиона полковника Глена: "Благодарю Вас, полковник, казачата представились молодцами, телеграфировал о них отдельно Государю Императору, благодарю ещё раз". Так же Цесаревич упомянул, что "среди уссурийских казаков чувствует себя как дома".

Данное известие привело к тому, что атаман Савин и старейшины окончательно решили, что казачья школа станицы Черняева будет представлена цесаревичу. "Необходимо, чтобы и среди амурских казаков Государя Наследник чувствовал себя, как дома", — озвучили итог своего решения старейшины.

Для меня и казачат начался настоящий ад. С полигона мы не вылезали с рассвета и до заката. Хорошо хоть на наше питание из станичной казны средства выделили. И, слава богу, из контролирующих лиц был один вахмистр Шохирев, который никуда не лез, а лишь смотрел и, как говорится "мотал информацию на ус".

Ещё хорошей новостью была информация о том, что в Благовещенске, на скачках первоочередного дивизиона Амурского полка, которые прошли после парада в присутствии наследника, их победителем оказался Василий Чуев. Именно он, ещё в тысяча восемьсот восемьдесят девятом году во время состязаний казаков-малолеток показал лучшую джигитовку, а теперь служил первый год в Амурском конном полку.

Сегодня, весь подготовительный ад к встрече цесаревича закончился, и я, возглавляя двухшереножный конный строй казачат школы, сидя на любимом Беркуте, ждал встречи с Николаем Романовым.

Пароходы подходили к построенной для встречи наследника Государя пристани. В позапрошлом году, после сдачи испытаний на зрелость в Благовещенской гимназии, я возвращался в станицу на барже, которую тянул пароход "Ермак". Во время этого плавания убедился, что этот деревянный пароход с гребным колесом в корме имеет низкую осадку и способен подходить к самому берегу. Но руководство Черняевского округа решило перестраховаться и построило деревянную пристань.

На берегу, рядом с построенной для встречи будущего императора аркой собралось больше пятисот человек встречающих. Кроме жителей Черняева, приехали делегаты из станиц Толбузина, Ольгино, Кузнецова, со всех выселок и заимок, входящих в Черняевский округ. Все в нарядных одеждах. На конях два десятка моих казачат, да десяток лучших казаков наездников, отобранных со всего округа. Все остальные пешие.

"Вестник" и "Ермак" аккуратно притерлись к причалу у станицы. После небольшой паузы на доски причала по переброшенному с парохода трапу вышел цесаревич, а за ним по "табелю о рангах" стала выстраиваться свита. Поскольку однотипные пароходы имели по десять кают, то в относительном комфорте первого класса на них могли разместиться человек двадцать, поэтому свита была небольшой.

Сидя на Беркуте, я смотрел как к атаману Савину, стоящему с хлебом-солью на цветном рушнике, покрывающем поднос, неторопливым шагом подходил худощавый молодой мужчина с усами, но без запомнившейся мне по тому миру бородке. Одет цесаревич был в белый френч с золотыми погонами с царским вензелем, белую фуражку, темно-синие брюки-галифе, заправленные в сапоги. Подойдя к склонившемуся в поклоне атаману, Николай, сняв фуражку, перекрестился, затем отломил кусок хлеба и, макнув его в соль, отправил в рот.

За цесаревичем к караваю подошёл приамурский генерал-губернатор, командующий войсками Приамурского военного округа, а также наказной атаман Приамурских казачьих войск генерал-адъютант Корф. Сверкая золотыми адъютантскими погонами и аксельбантами, Корф также снял белую фуражку, перекрестился и, разгладив свою знаменитую бороду-бакенбарды на две стороны, вкусил хлеб-соль. После чего, надев фуражку, забрал у атамана поднос с хлеб-солью и передал назад кому-то из свитских. В этот момент раздался приветственный рёв собравшихся на берегу казаков и казачек.

Я, глядя на эту картину, судорожно прогоняя в голове те сведения, которые мне были известны о будущем царе Николае Втором, пытался определиться в своём отношении к нему, а также пытался понять стоит или не стоит делиться с ним информацией из будущего.

Кивая приветственно головой, цесаревич в сопровождении свиты и окружившей его толпы прошёл через арку, увитую зеленью и лентами. Приблизившись к нашему конному строю, который стоял отдельно за встречающими и за аркой, он отделился от свиты. Не дожидаясь пока он подойдет, я дал казачатам команду: "Слезай". А когда мои орлы застыли с левой стороны своих коников, подал команду: "Смирно-о-о!". Докладывать к цесаревичу не вышел, так как мне такого указания не было, а всё руководство станицы вертелось рядом с будущим императором.

Николай в одиночку пошел вдоль первой шеренги, останавливаясь перед каждым казачком, внимательно его разглядывая. Строй казачат, кажется, перестал дышать. Скосив влево взгляд, я увидел, как старшаки и мальки, перед которыми останавливался цесаревич, как будто, вырастали на пару-тройку сантиметров. Начав с левого фланга, через некоторое время наследник российского престола дошёл до моего места в строю. Внимательно осмотрев спокойным взглядом меня с ног до головы, таким же спокойно-скучающим голосом произнёс:

— Так вот ты какой, Тимофей Аленин. И что ты и твои ученики могут мне показать…

— Ваше Императорское Высочество, — оторопев от такого начала, я попытался, не дрогнув голосом, доложить, — в двух верстах от станицы находится казачья школа станицы Черняева, в которой воинскому делу обучается двадцать казачат в возрасте от четырнадцати до шестнадцати лет. На территории школы есть полоса препятствий, спортивный городок и оборудованное стрельбище. На этой базе учащиеся школы могут показать Вам свои умения и навыки. Рискну предположить, что такого Вы не видели ни в одной из станиц, которые уже посетили.

В этот момент к строю подошла свита цесаревича, а генерал-губернатор Корф, услышав конец моего доклада, поинтересовался:

— Ваше Императорское Высочество, о каком показе умений и навыков рассказывал Вам этот молодой казак?

— Уважаемый, Андрей Николаевич, — наследник трона, чуть развернувшись, взял генерал-губернатора Приамурья под локоть. — Вы услышали конец доклада от очень известного на Амуре молодого казака, о котором мне все уши прожужжал князь Ухтомский и начальник моего конвоя атаманцев есаул Вершинин.

— И чем же он известен?

— Об этом лучше услышать из уст князя. — Николай повернулся к свите. — Эспер Эсперович, подойдите к нам, пожалуйста. Перед нами тот самый молодой казак Аленин стоит, о котором вы так много мне рассказывали и, кажется, собираетесь о нём даже в книге о нашем путешествии упомянуть.

От свиты отделился и направился к будущему императору, мужчина лет тридцати, среднего роста, с ухоженными усами и бородой, единственный в свите одетый в гражданский фрак, рубашку, жилет, брюки и ботинки. Подойдя к цесаревичу и генерал-губернатору, мужчина поинтересовался:

— Вы звали меня, Ваше Высочество?

— Звал, Эспер Эсперович. Вот, Ваше сиятельство, полюбуйтесь, — Николай указал на меня правой рукой, как Ленин с броневика. — Это Тимофей Аленин! Прошу любить и жаловать!

— Эспер Эсперович, чем же знаменит сей казачок? Просветите! — В разговор вмешался генерал-губернатор Корф.