Гибель отложим на завтра. Дилогия (СИ) - Аэзида Марина - Страница 81

– А что стало с другой дочерью? Или ты не знаешь?

Лиммена вздохнула:

– Увы, знаю. Гилларе каким-то образом удалось выяснить, зачем я уезжала. Она обещала хранить тайну взамен на мое послушание. А дочь мою забрала себе и вырастила под видом служанки. И я вынуждена была терпеть Гиллару долгое время. Но как только умерла свекровь, а вскоре за ней и мой муж – я стала хозяйкой Илирина и наконец избавилась от нее и этой полусумасшедшей Аззиры. Но и моя дочь, моя Ли-Ли, отправилась за ней в изгнание.

– Ли-Ли?! – Аданэю показалось, будто его больно стукнули по голове. А он-то полагал, что шокирующие события на сегодня закончены.

– Да, – кивнула Лиммена, – Странное имя. Оно пришло из-за моря, из древней империи Тэнджи. Неизвестно, почему Гиллара решила дать его моей дочери.

– И Ли-Ли известно, кем она тебе приходится?

– Да. Но, к сожалению, старая ведьма умудрилась повлиять на нее. И теперь Ли-ли обо мне и слышать не желает.

– А зачем она понадобилась Гилларе?

– Сначала, чтобы держать меня в узде, а позже, я думаю, даже такое чудовище как Гиллара по-своему полюбила ее. О, ты ее не знаешь, Айн! – Аданэй попытался изобразить равнодушное любопытство, чтобы ненароком себя не выдать. –  Она удивительная. Такая светлая, чистая! Очень тяжело осознавать, что ко мне она не чувствует ничего. Ни ненависти, ни любви. Одно безразличие, – взгляд Лиммены заметно потеплел, пока она говорила о Ли-Ли. И Аданэя это не удивило, ведь и он тоже был поражен и очарован внутренним светом, который чувствовался в этой девушке. Но он и предположить не мог, что маленькая служанка – дочь царицы Илирина!

– А ее отец?

– Безродный раб, я уже даже не помню его имени. Знаешь, иногда мне кажется, что болезнь – это расплата, – Лиммена заговорила быстро, словно стремилась быстрее высказаться. – Я тогда настолько погрузилась в дворцовые интриги, тайную борьбу с Гилларой, что меня совсем не интересовала Ли-Ли, а на Латтору совершенно не оставалось времени. Правда, я нашла его, чтобы поженить их с Марраном. Они были еще детьми, Марран тогда казался самым удобным и выгодным для Латторы мужем, а жизнь представлялась такой длинной, я полагала, будто все успею. К сожалению, слишком поздно я обратила внимание, что Латтора растет, но не взрослеет, и принять власть совсем не готова. Да и Марран оказался слишком слаб для власти. И винить мне в этом некого, ведь я сама их поженила. Одно время я подумывала избавиться от Маррана и выдать Латтору за кого-нибудь другого, но его родичи очень богаты и влиятельны, они такого не простят. Да и народу это не понравится: считается плохим знаком, если на престол вступает вдова. Мне очень страшно, Айн, – она понизила голос, – я боюсь за Латтору и боюсь за свою страну, я боюсь представить, что станет с ними после моей гибели. Если случится война, если Отерхейн победит в ней, этот кровожадный зверь не пощадит Латтору, – губы обычно такой сдержанной Лиммены задрожали, а глаза беспокойно забегали. Аданэй мягко привлек ее к себе, она уткнулась лицом в его плечо и вдруг показалась ему совсем маленькой и слабой. Они так и продолжали сидеть в обнимку прямо на полу, когда он, почти неосознанно, коснулся губами ее затылка и произнес:

– Не мучай себя, ведь пока ничего страшного не случилось. Илирин еще силен, и Отерхейну не по зубам. А если и предположить худшее… Не обижайся, Лиммена, но при первом взгляде на твою дочь кхан поймет, что она не представляет для него угрозы. Так зачем ее убивать?

Царица отодвинулась от него и взволнованно вскричала:

– А разве ему нужен повод?! Он собственных подданных не жалел! Да что подданные! Он, не колеблясь, убил родного брата!

Аданэй внутренне похолодел, но ничего не ответил. А Лиммена продолжила говорить, только теперь в интонации проскользнуло любопытство.

– Кто знает, если бы к власти пришел Аданэй, может, все сложилось бы по-другому? Возможно, он не оказался бы таким алчным до новых земель, как Элимер…

Как странно было слышать собственное имя из уст царицы! Оно резало слух, казалось неродным: ныне имя Айна звучало для него гораздо привычнее.

– Какой он был, этот другой брат? – поинтересовалась Лиммена. – Ведь ты должен его помнить.

Сначала Аданэй не смог выдавить из себя ни слова, а когда ему это все-таки удалось, то вышло лишь неуверенное бормотание:

– Это было так давно… – тем не менее, он быстро спохватился и понял, что лучше не показывать своей растерянности: – Разве у тебя в Отерхейне не было разведчиков?

– Были, конечно, но никому не удалось подойти достаточно близко к императорской семье, я получала лишь самые общие сведения. Ну и кое-что приходилось слышать от Гиллары, она видела обоих наследников.

Аданэй ровным и как будто бы даже равнодушным голосом ответил:

– Каким был? На самом деле немногим лучше своего брата, но мой отец поддерживал его, а я поддерживал отца, – он понимал, что если не хочет ненароком вызвать подозрений, лучше не выражать излишних восторгов по поводу собственной личности. – Думаю, для Илирина не было бы особой разницы, окажись на месте Элимера Аданэй. А в остальном – я не знаю. Я никогда не был с ним близок, мы почти не общались.

Царица рассеянно кивнула, разом утратив интерес к этой теме, и Аданэй смог вздохнуть с облегчением.

– Зато Элимера я знаю неплохо, – произнес он. – И вот что я тебе скажу, Лиммена. При его правлении Отерхейн стал намного опаснее, чем раньше, но есть и у Элимера одно слабое место. А если подумать, так даже не одно, – Аданэй улыбнулся, и Лиммена взглянула на него в нетерпеливом ожидании.

– Он слишком прямолинеен, он привык все решать силой, – продолжил Аданэй. –  А еще он не терпит даже намеков на оскорбление или унижение своей особы, тут же впадает в гнев. А в гневе теряет разум. Если правильно сыграть на этих слабостях, можно кое-чего добиться.

Лиммена молчала, задумчиво смотря в никуда, потом медленно повернула голову к любовнику и спросила:

– Как мы можем использовать эти его слабости?

Аданэй безучастно пожал плечами:

– На твой вопрос невозможно ответить сразу, надо думать. У тебя же куча советников, Лиммена, так пусть думают.

– Если бы они могли! – проворчала она раздраженно. – Что ж, придется им вспомнить, как это делается.

– Попробуй пустить по Отерхейну слух, что Аданэй… – он слегка запнулся на собственном имени. – Что Аданэй жив. Потому что его жизнь угрожает власти кхана. Если пройдет такой слух, то и в народе, и среди вельмож начнется волнение. И если Элимер поверит слухам хотя бы на малую часть, он забудет о покое. Появится надежда, что натворит глупостей, которыми можно будет воспользоваться.

Глаза царицы прищурились, и она, пронзительно взглянув на Айна, кивнула:

– Я скажу об этом завтра на совете. Мы подумаем, как лучше все это устроить.

И умолкла. Аданэй не стал прерывать тишину, нарушила ее сама Лиммена. Она потянулась к нему с поцелуем и прошептала:

– Спасибо тебе. После разговора мне действительно стало легче, – и с придыханием добавила: – Мой возлюбленный солнца.

А дальше все было как обычно. Лиммена превратилась из царицы в женщину, поглощенную собственным влечением. Дурманящая душная ночь, шепот и стоны, а затем – нездоровый беспокойный сон, в который они погрузились, когда начало светать. В царские покои она в эту ночь так и не вернулась, задержавшись в комнатах любовника до полудня.

***

Ниррас уже готовился отойти ко сну, когда раздался стук в дверь. Советник, на всякий случай вооружившись кинжалом, медленно подошел к ней, осторожно приоткрыл и, увидев, кто стоит на пороге, резко распахнул.