Солнечный круг - Дяченко Марина и Сергей - Страница 13

Ирис с трудом поднялась.

– Пошли вон, – сказал император, и те, кто стоял за его спиной – стражники и камердинер, – исчезли в темноте коридора.

– Империя. Дороже. Отца. – Он стоял за решеткой и смотрел ей в глаза. – Честь дороже жизни. Вот чему научил меня Эрно. Я бы лучше руку себе отрубил… чем тебя приговаривать. Но ради империи, по закону, тебя надо казнить.

– Он тебя замучает, – сказала Ирис. – Он плохой человек, жестокий… страшный. Как можно верить тому, кто убил твоих родителей?!

– Он человек чести, – сказал император. – А ты из другого мира. Я не смогу тебе объяснить.

Она уснула на соломе, в обрывочном сне ей виделись Лора и племянники. Они гуляли по зеленым склонам, и рядом был Ольвин – Ирис слышала его голос, но никак не могла увидеть, сколько ни вертела во сне головой.

Когда из двух враждующих сторон выбираешь середину – будь готов получить двойной удар в ответ. «Я не спасла их, – думала Ирис. – Я не спасла себя. Я погубила Ольвина просто потому, что оказалась рядом. Поделом же мне».

Прошло сто лет, а может быть, день. Снова явились стражники – и на этот раз точно за ней. Она громко и твердо попросила дать ей возможность привести себя в порядок перед казнью: уложить волосы, умыться, переодеться.

– Не было приказа, – отозвался начальник караула.

Ее повели по длинному коридору вверх, в узкий двор, закрытый со всех сторон. Небо уже светлело. Ирис схватила глоток воздуха, пахнущего морем. Когда-то она мечтала пройти по легендарному городу на рассвете, по белым узким улицам среди мрамора и бирюзы, касаясь еще холодных, но уже освещенных камней…

Перед ней опустили подножку тюремной кареты. Экипаж тронулся. Окна были наглухо закрыты. Ирис пыталась вспомнить, сколько времени катится карета от дворца до площади правосудия. Пятнадцать минут, двадцать? Столько же времени звучит тема весны из «Времен года»…

Она принюхалась: сквозь щели проникал запах костра, дым от сырых дров. Неподалеку собиралась толпа – она слушала голоса, топот ног и колес, звон колокола. Ирис двумя руками, как могла, пригладила волосы.

Карета повернула и ускорила ход. Это что же, они будут возить ее кругами, пока палач как следует вскипятит котел?!

– Да скорее уже! – Она ударила кулаками в стенку. – Сколько можно?!

Карета катила во весь опор. Скрипели рессоры. Грохот камней под колесами сменился шорохом песка. Еще спустя вечность карета замедлила ход; Ирис осела на пол.

Открылась дверца. Снаружи не было ни площади, ни толпы, а только маленькая бухта среди скал. Дул ветер с моря, шелестели волны, было совсем светло. У причала стояла лодка.

На корме горой высился багаж. Рядом сидел Ольвин – Ирис протерла глаза. Да, это был он. Ирис замерла, вдруг испугавшись, что все вокруг – предсмертное видение.

Лодка опасно закачалась – Ольвин вскочил, увидев Ирис. Вероятно, мысль о предсмертном видении пришла ему тоже. Он рванулся к ней, но лодочник, массивный и кряжистый, опустил ему руку на плечо и заставил сесть.

Тюремная карета выкатилась из бухты, за ней ушли стражники. Остались потрясенный Ольвин в лодке, Ирис, невозмутимый лодочник и лорд-регент – он стоял на краю причала, глядя на морской горизонт. Его лицо было свободно от повязки:

– Ваша сестра и ее дети здоровы. Вернулись домой.

Ирис закрыла глаза. Волны разбивались о сваи причала. Раз, два, три…

– Вас с Ольвином отвезут в порт и посадят на корабль. В лодке багаж. В кошельке – плата за уроки. В ящике ракушки, в футляре свирель. Что-нибудь еще?

Она молчала.

– Ирис, вы меня слышите?

– Странно, – сказала она. – Вы произносите мое имя… правильно. Только вы… и Ольвин.

– Честно говоря, – сказал он, помолчав, – я предпочел бы встретиться с вами в других обстоятельствах. В другой… реальности. Жаль.

Он кивнул, указывая на лодку:

– Пора.

– Пожалуйста, скажите Ференцу, что я не умерла.

– Наоборот. Пусть знает, что вас казнили.

– Это… немилосердно.

– Разумеется. Музыка никого не делает милосердным, я ошибался, и это к лучшему. Империи нужен такой правитель – именно такой. Ради нашей родины, ради Каменного Леса; он ведь в вас влюбился, Ирис. И он вами пожертвовал. Я горжусь собой как воспитателем.

– Да чтоб ты сдох!

– Принято. Но не завтра. Он слишком молод, его надо многому научить.

Она сделала шаг и оступилась. Он моментально оказался рядом. Поймал и не позволил упасть. Поддержал и повел к лодке.

– Из развалин встанут новые города. На улицы выйдут достойные счастливые люди. Каменный Лес будет процветать, потому что для императора долг превыше любви. Я хотел для него другой судьбы… но долг превыше.

– Не выйдут достойные и счастливые, – сказала Ирис. – Не будет ни достоинства, ни счастья, пока у вас в центре города прокопченный котел!

– А это мы посмотрим, – сказал он почти беспечно.

Лодка раскачивалась. Ольвин стоял, балансируя, подняв руки, готовый поймать Ирис.

Она повисла на локте лорда-регента:

– Откуда вы знаете, что сестра и дети…

– Поверьте, им больше ничего не угрожает. – Он помог ей спуститься в лодку. Ольвин, с растерянным виноватым лицом, подхватил Ирис и обнял, помог усесться, накинул на плечи одеяло.

– Эрно, – сказала она и наконец-то заплакала. – Будьте прокляты. Я не хочу жить в мире, где существует крик медузы.

– Другого мира нет, – сказал он глухо. – Счастливого пути.

Солнечный круг

Девушка танцевала в круге солнца. Платаны на бульварах, брусчатка на площади, здание университета и машины на воздушных трассах были свидетелями этого танца. Только что прошел дождь, лужи сверкали под новым небом, босая девушка в легком платье танцевала свободу и каникулы, нежность и бесстрашие, она танцевала себя и любовь, и ей было плевать на чужие взгляды.

Вокруг останавливались люди, прояснялись глаза, светлели озабоченные лица. Собралась небольшая толпа, и никто не смотрел осуждающе.

Молодой скульптор стоял среди прочих, задержав дыхание, уже зная, что для него наступил момент истины. А когда танец закончился, он выбрался из толпы и ушел к себе в мастерскую. Без эскизов, без черновых слепков, без отдыха и еды он работал много дней, и девушка появилась на свет заново.

Старый ваятель, наставник скульптора, долго смотрел на нее. Потом положил руку на плечо молодого: «Теперь ты один из нас».

Девушка танцевала на постаменте, оставаясь неподвижной, и казалось, от нее исходит видимый свет.

В лесу пахло железом, туманом и гнилью. Деревья стояли пригнувшись, растопырив ветки, будто готовые сцепиться в драке и вогнать друг другу топор под корень. Небо трещало разрядами: рядом висела аномалия, глушила сигнал. Стрелка компаса вертелась, как шпион на допросе, то и дело меняя показания.

Почуяв запах дыма, Кайра пошла по нему, как ищейка, и скоро вышла на опушку. Совсем рядом, ниже по склону, дымил печами живой поселок: развалин мало, огороды ухожены, громоотводы в рабочем состоянии. Люди ухитряются выживать в любой дыре, в любой щели, в нескольких километрах от фронта; впрочем, какие же это люди. Это наверняка гиены. Мирные, цивильные… гиены.

Кайра мысленно оглядела себя: фенотипически не то северянка, не то южанка, важное преимущество при ее профессии. Волосы вьются, как у всех соплеменников, но на голове плотная бандана. Кожа умеренно смуглая, одежда гражданская. Говор южан она отлично умеет имитировать. Легенда? Ездила в воинскую часть проведать брата. Сломался вездеход. Убедительно?

Молния ударила в дерево на опушке, в десяти шагах от Кайры. Завыл огонь, полетели во все стороны пылающие ветки, зашипела трава, и Кайра приняла решение. В свете горящей сосны она спрятала под камень сумку с документами и личным оружием. Огляделась, запоминая приметы. В глубоких лужах отражалось злобное, в сетке разрядов, небо.