Продам кота (СИ) - Сакрытина Мария - Страница 57

Нет. Со мной не всё в порядке.

Я обхватила себя руками, постаралась поймать его взгляд, но лунного света не хватало, и на месте глаз Вильгельма я видела только глубокие тени. Жутковатые.

— Я. . Я обидела тебя. Прости. — И замолчала.

Я думала, он хоть что-то скажет. Но он просто стоял и смотрел на меня. И тоже молчал.

Тогда у меня вырвалось:

— Я просто очень хочу домой.

Обычно, слыша это, Вильгельм тут же заводил шарманку: я сделаю тебя счастливой, ты ещё просто не понимаешь, как тебе повезло, позволь мне о тебе позаботиться, доверься… Каждый раз при этом я чувствовала себя пойманной в клетку птицей. Кто её отпустит, если она такая забавная? И кормить будут хорошо, и заботиться, да. Только не отпустят.

— Я знаю.

У меня защипало в носу, и перед глазами всё вдруг расплылось от слёз. Конечно, он знает, я ему сто раз говорила. Только… Чёрт, я очень, очень хочу домой! И рядом нет никого мне близкого, чтобы понял.

Наверное, поэтому я протянула руку единственному человеку, который оказался рядом.

Вильгельм стоял, не шевелясь, когда я подошла ближе, и только в последний момент осторожно коснулся моих пальцев. Наверное, он не ожидал, что я брошусь ему на шею. Да я и сама не ожидала, но мне так нужен был кто-нибудь, хоть кто-то, кто угодно… Вильгельм всего лишь оказался рядом.

Он замер сначала. Я не доставала ему до плеч, разве что на цыпочки бы встала, но так было неудобно, поэтому я всхлипывала куда-то в район его груди. В сорочку. Она приятно пахла травами и яблоком…

Потом он всё-таки обнял меня, осторожно, нерешительно. Крепко сжал, мне даже стало на мгновение нечем дышать. И шепнул:

— Я не могу тебя отпустить.

Я вытерла рукой лицо.

— Я знаю.

Звёзды танцевали у нас над головой, а вокруг — светлячки, которые всё никак почему-то не возвращались обратно в цветы. Кажется, они изображали спираль, и наверняка это было не просто так, а снова магическая штука, очередной волшебной барьер Вильгельма. Эти мелочи меня тогда не интересовали.

Вильгельм поднял мой подбородок и, глядя в глаза (теперь я хорошо его видела; конечно, мы же стояли так близко), сказал очень просто и очень спокойно:

— Я люблю тебя.

Что-то у меня внутри оборвалось, но я выдавила в ответ:

— Я знаю.

Он погладил меня по волосам.

— Ты должна быть моей. Мне больно без тебя.

Я непонимающе смотрела на него. Больно? Как? Для меня и для моих бывших, если им верить (порядочно их было, я влюбчивая), влюблённость была прекрасным светлым чувством. Отличным способом разнообразить школьную, а потом и университетскую рутину. Не нужно думать, с кем пойти на вечеринку, лёгкий адреналин при выборе подарка, ах да, и поцелуй — это очень приятно…

— Да? — всхлипнула я, наконец, потому что Вильгельм молчал и явно ждал ответа. — Вильгельм, я не… Я не люблю тебя. Прости, я не… Я не могу…

Он прижал палец к моим губам.

— Сможешь. Конечно, сможешь. Рано или поздно. Я не отпущу тебя. Никогда. Господи, вот это я влипла…

— Да что же ты во мне нашёл? — вырвалось у меня.

Вильгельм тихо рассмеялся.

— Ты прекрасна.

— Да неужели!

— Да. Как же ты не понимаешь? Ты красива, ты — всё, что я всегда хотел видеть в своей спутнице. Ты смелая, умная, добрая. Ты совершенная, Виктория. Я буду огромным глупцом, если отпущу тебя.

Я так и думала: он видит во мне свой идеал, а не меня настоящую. Влюбился, ну конечно… Боже мой, что мне сделать, чтобы он перестал?..

— Я же обманула тебя. И я до сих пор добрая?

Вильгельм погладил меня по щеке.

— Я понимаю, почему ты это сделала. Я поступил бы так же, если не хуже, будь я на твоём месте.

— Тогда ты понимаешь? Понимаешь, что мне нужно вернуться? Мой дом не здесь!

— Я понимаю.

— И ты не…

Он потянулся ко мне, к губам. Я отвернулась — поцелуй получился в щёку.

— Ты будешь моей, — тихо повторил принц. — Обещаю. Ты всё равно будешь моей.

Господи, как же он бесит меня в такие моменты! Как можно заставить кого-то полюбить?!

— И тебя совершенно не волнует, что я об этом думаю? Что мне будет больно? Что это не мой мир, что я здесь чужая?

Он улыбнулся: я видела, пусть вокруг были и сумерки. Грустная, слабая улыбка расцветала на губах принца, и от неё у меня болело сердце.

А потом он вдруг сказал:

— Но ведь каждый в жизни сам за себя, не так ли, Виктория?

— Ты подслушиваешь мои мысли?!

Он улыбнулся, на этот раз широко.

— Отпусти меня! — прошипела я.

Он усмехнулся.

— О нет. Никогда.

Я всё-таки вырвалась. И, отдышавшись, сказала:

— Ни за что. Твоей я не буду. Делай что хочешь со своей любовью, она мне не нужна.

Он вздрогнул, но сказал спокойно:

— Знаешь, мне ведь и это в тебе нравится: твоя прямота и честность.

Ух, как он меня… Бесит, бесит, он меня бесит!

— Я иду спать.

— Сладких снов тебе, Виктория, — отозвался принц. И вкрадчиво добавил: — Надеюсь, я приснюсь тебе.

— Естественно, в кошмаре, — бросила я и, вспугивая светлячков, потопала по цветам, больше не заботясь о том, разбужу я кого-нибудь или нет.

Как оказалось, никто и не спал.

— Вот и поговорили, — хмыкнул Стивен, когда я подошла.

— А ты не подслушивай!

— А вы не кричите. Вик, дать тебе снотворное?

Я залезла в спальный мешок и отвернулась.

— Нет.

— Ну и спи тогда, гордячка. Ваше Высочество! Вы там долго торчать будете? У меня много всяких зелий, снотворного хватает, может, хоть вы возьмёте? Завтра тяжёлый день.

Что ответил наёмнику принц я уже не слышала, потому что неожиданно провалилась в сон. Чую, без чьей-то магии не обошлось, потому что снился мне и правда Вильгельм. Голый. Позирующий.

Га-а-ад!

Чёрт возьми, пусть валит из моих снов! И из моей жизни! От этих принцев одни проблемы!

Зато на следующий день я поняла, что справедливость существует: Вильгельму воздалось. Ох, как же ему воздалось! Они со Стивеном наконец-то разобрали тот ком одежды, париков и косметики, который наёмник наверняка спёр из театра. Чего там только не было! Даже для меня нашёлся парик, золотистый блонд, который мне на голову приспособил Стивен. Он отлично в этом актёрском добре разбирался, что и неудивительно. Зато, конечно, в нём совсем не разбирался принц. И мы ведь гордые, мы помощи не попросим. Как же смешно он выглядел сперва, когда только напялил женскую одежду! М-м-м, я, только увидев, сразу и за всё его простила, потому что худшего наказания для гордеца, чем перевоплощаться в женщину, да ещё и так, по старинке, с косметикой и платьями было не придумать. А ведь ему ещё повезло: алеманки не носили каблуки и предпочитали удобные платья спокойных тонов, без корсетов, кринолинов и прочих женских мучений. Правда юбок у этих платьев было — мама не горюй. Стивен объяснил, что чем их больше, тем выше положение дамы. Мы делали из Вильгельма благородную леди, поэтому в конце он был вынужден надеть аж семь юбок и напоминал чайную бабу. Ходить он мог с большим трудом.

— Зато не упадёте, Ваше Высочество, — пошутил Стивен.

Юбки и впрямь держали, пожалуй, лучше кринолина, — некоторые были из толстой тяжёлой ткани. Но упасть Вильгельм, конечно, мог бы, однако встать потом — да, это вряд ли.

Грудь Вильгельму сделали из меховых шариков. Куцая грудь, на мой взгляд, получилась, особенно пока Вильгельм не приноровился её как-то поддерживать, а то его время от времени перекашивало. Но Стивен сказал, что это нормально, дескать, у всех алеманок так. А когда я удивилась, объяснил: “Они же поголовно, Вик, плоскогрудые. Не то, что ты. Если у Его Высочества она даже выскочит… Ничего страшного, никто не удивится, будет просто небольшой конфуз’’. Я представила этот… конфуз и подумала, что это даже хуже, чем порвавшийся во время танцевального выступления лифчик. Со мной, слава богу, такого не случалось, но подобный конфуз я наблюдала. Бедная та танцовщица…

Вильгельма мне сейчас тоже было жалко. Но не слишком: после наколдованного сна и “ты будешь моей" я решила, что между нами война, а раз так, то зачем сочувствовать врагу? Хотя принц выглядел так смешно, что не хихикать в кулачок и не жалеть его у меня не получалось.