Белая Бестия (СИ) - Положенцев Владимир - Страница 72

Внутри кабинета, за ореховым столом с двумя медными подсвечниками, в которых горели розовые свечи, сидели генерал Деникин и великий князь Николай Николаевич. При виде Анны, они ей кивнули, затем посмотрели друг на друга.

— Что вам угодно, мадам? — громко спросил князь, чтобы слышно было снаружи.

Анна ничего не ответила, открыла сумочку. Затем четко и тоже довольно громко произнесла:

— Смерть предателям Родины. Привет от «Красной Ривьеры»!

Сидевшие на веранде Грудилин, Луневский и Одинцов не успели выпить и по чашке кофе, как увидели, что за витражом отеля началась суета. Затем из дверей выскочил метрдотель в белоснежном костюме, заляпанном чем-то красным, начал глотать воздух, как рыба, выброшенная на берег, закричал:

— A l'aide, police! C'est un acte terroriste!

Через минуту к отелю с воем сирен подкатила карета скорой помощи и похожий на утюг полицейский автомобиль. Врачи и полицейские вбежали в ресторан, а вскоре выскочили обратно. За ними следом выбежали служащие отеля некоторые постояльцы.

Толстый мужчина на коротких ножках вытер платком высокий, морщинистый лоб.

— Аcte terroriste! Еn utilisant des substances toxiques.

— Акт терроризма с использованием отравляющих веществ, — перевел Луневский.

— Не трудитесь, поручик, — поморщился Грудилин. — Я хоть никак и не освою это галльское наречие, но всё же кое-что понимаю.

Троица покинула веранду, встала на противоположной стороне бульвара, где собралась уже приличная толпа.

Приблизительно через полчаса подъехал грузовик, из которого выпрыгнули военные. Они надели противогазы, скрылись внутри отеля. А еще через 15 минут из него вынесли на носилках несколько тел, полностью покрытых простынями. С одних из носилок свешивалась женская рука с тонким золотым браслетом.

— Ну вот и все. Прощай, любимая женушка, — вздохнул Одинцов. — Мне будет тебя очень не хватать. Великое возмездие свершилось. Уничтожены главные враги России. А теперь, господа, слушайте меня. Такое мероприятие должно быть отмечено не только деньгами. Завтра в Бужевале, в доме с синей мансардой под номером 123, что рядом с виллой Тургенева, жду всех вас.

— К чему это? — недовольно спросил Луневский. — Дело сделано, получим деньги и разбежимся. Теперь, думаю, навсегда. Шуму будет до небес.

— Там и получите деньги и… особую благодарность.

— Что? — прищурился Грудилин. — Так вы и есть тот… казначей, что передаст нам деньги за мероприятие? Век живи, век дивись. Я думал вы пешка, а вы конь.

— Сами вы, Илья Ярославич, конь без попоны.

— Почему же без попоны?

— А потому что вы только за деньги что-либо делаете, а мы боремся за идею.

— Кто это «мы»?

— Завтра и узнаете. Ровно в 12.00 жду. Всё, расходимся, а то еще меня, как мужа террористки, арестуют.

Когда карета скорой помощи доехал до Монмартра, первым простыню с себя скинул великий князь Николай Николаевич.

— Фу, господа, я чуть не задохнулся от этой гадости. Что же это было?

— Совершенно безвредный углекислый газ, окрашенный тальком, — ответил есаул Наяденцев, который исполнял роль метрдотеля. — А вы, Анна Владимировна, прирожденная актриса, вам в кино сниматься надо. Как здорово изобразили сомнамбулу.

— Старалась, есаул, — ответила Анна из-под простыни, а потом тоже ее сбросила. — Рука до сих пор болит. Чем меня укололи?

— Луневский говорил, что незаметно подменил ампулу с препаратом, которую принес Одинцов, на безобидные витамины. Впрочем, если бы поручик обманул, вы бы сейчас находились в ином пространстве.

— Неужели под действием этого, как его… человек превращается в безвольную амебу?

— Полусинтетического дигидроксикодеина, — подсказал Ростопчин. Он исполнял роль официанта у входа в розовый зал. — Мой погибший на фронте брат был медиком — психиатром и он мне рассказывал об этом веществе, которое полностью парализует волю человека. Но, правда, он говорил, что это вещество в стадии разработки. Значит, немцы все же его произвели.

— Да, господа, — подал голос генерал Деникин. — спектакль, кажется, удался на славу. Николай Николаевич выложил круглую сумму на его премьеру — врачи, полицейские, военные.

— Полноте, господа, — сказал великий князь, — деньги не самое важное в жизни, главное-это сама жизнь. Надеюсь, мы спасем многих офицеров от агентов большевиков. Власти Франции, наконец, отнеслись с пониманием к этой проблеме, помогли и людьми, и техникой. Завтра все газеты выйдут с сообщением о нашей смерти. Ехать на мою виллу сейчас опрометчиво, господа. Переночуем в N-ской клинике. А завтра…

— Завтра отправимся в Буживаль, где пройдет встреча «Немезиды» и «Искупления» с настоящим резидентом красных.

— Откуда такая уверенность, есаул? — спросила Анна.

— Завтра и узнаете, Анна Владимировна.

— Но это без нас с Антоном Ивановичем. — Великий князь хлопнул себя по худым коленкам. — Нам лишний раз на таких мероприятиях присутствовать ни к чему. К тому же все должны быть уверены, что отравление было настоящим. Надеюсь, с агентами Коминтерна, развязавшими террор во Франции, завтра будет полностью покончено.

— Не сомневайтесь, Николай Николаевич, — заверил князя Ростопчин.

— Я вот только так до конца и не понял, господа, — произнес задумчиво Деникин. — Неужели генерал Грудилин превратился в такого отъявленного мерзавца? Офицер, награжден за храбрость самим государем. Впрочем… И кто из этой троицы «свой», а кто «чужой»?

Ответила Анна:

— Я об этом, Антон Иванович, вам позже расскажу, во всех подробностях.

— Буду очень вас ждать вас, Анна Владимировна. Я еще на неделю задержусь в Париже.

Деникин взял руку Белоглазовой, поднес к своим губам. Поцелуй получился слишком долгим. Его прервала только резкая встряска автомобиля, попавшего передним колесом в яму.

— Приехали! — крикнул в окошко салона шофер, которым был ротмистр Петр Бекасов.

Дача Ивана Тургенева в Буживале стояла в сосновом лесу. Несколько накренившийся на левую сторону розово-белый домик с тремя балконами, напоминал бригантину, застрявшую на мелководье. В ней было что-то сказочное и неестественное. Почти такой же дом, но поменьше, крашенный зеленой краской и только с одним балконом, прилепился к противоположному склону холма за густым сосняком.

В этом доме и собрались ровно в полдень все, кто так или иначе принимал участие в прошедших спектаклях.

Слово держал Илья Ярославович Грудилин. Он был в новом генеральском кителе, который сшил у господина Жака — самого модного французского модельера. Ему внимали поручики Одинцов, Луневский, Костя Талый и еще пятеро молодых людей в одинаковых костюмах парижских клерков. Они представляли «Немезиду». Ротмистр Бекасов и подполковник Тужилин, приехали на такси чуть позже. Петра сочувственно приобнял Грудилин, похлопал по широкому плечу, посоветовал держаться.

— Героический поступок Анны Владимировны Белоглазовой останется в веках, — высокопарно говорил генерал. — Вчера состоялся высший суд справедливости — были казнены выродки рода человеческого, погубившие великую православную Россию. К сожалению, еще не все наши враги получили заслуженное возмездие, много их еще топчет своими погаными ногами матушку-землю. Но мы продолжим дело Анны Белоглазовой, Белой бестии, как её часто называли за ее мужество и героизм, и клянемся, что не пожалеем своих жизней на этом поприще, как не пожалела свою жизнь она. Царство ей небесное, да упокоится её душа, как души всех доселе усопших, в мире и благоденствии Божьем, — закончил он по-поповски.

Кто-то из «клерков» зааплодировал. На него недоуменно поглядели его товарищи по «Немезиде» и он смущенно спрятал глаза под стул, на краешке которого сидел.

— Я рад, — продолжал Грудилин, что наша организация не одинока в борьбе с «белой пеной» на древней французской земле.

Генерал замолчал. Видно, словосочетание «белая пена» пришло ему в голову спонтанно и он остался ею доволен. А потому смачно пожевал губами, словно пробовал на вкус марочный коньяк и двинулся дальше: