Белая Бестия (СИ) - Положенцев Владимир - Страница 48

— Я и не думаю.

— А вот и лжете. Лжете, мадам. Я по глазам вижу, что лжете. Впрочем, правды с первого раза ни от одной женщины не добьешься. Так уж природой устроено — лгать, изворачиваться, чтобы найти лучшего самца и родить от него хорошее потомство. Это, кажется, господин Фрейд сочинил. Австрийский врач. И среди австрийцев попадаются толковые люди. Только, кажется, он еврей, но это неважно. Так вот, мы, мадам, никакие не дармоеды. В Гавриловке создана крепкая крестьянская община из местных людей и моих солдат. Мы выращиваем овощи, фрукты, делаем варенья, джемы, вино. Наладили, можно сказать, международную торговлю. Поставляем союзникам, в частности французам в Херсоне не только овощи, но и тушенку. Да, тушенку! В версте от Гавриловки, на Днепре предприимчивый барон еще 10 лет назад поставил консервный завод, где делал прекрасную Гавриловскую тушенку. Мы восстановили заводик, запустили производство консервов. Поставки французам, правда, небольшие. Скот почти перевелся. Но немалую часть мы уже им отправили. Кое-что еще осталось на складе.

В кабинет вошла объёмная баба в переднике сестры милосердия, только без креста. Она принесла серебряный поднос с графинами, пирогами и кренделями. Поставила на рабочий стол генерала, который выглядел за ним карликом. Из-за столешницы Анне была видна только его маленькая седая голова.

— Сколько раз тебе говорил, Марфа, не взгромождай ничего на мой письменный стол. Здесь я работаю, произвожу мысли, а ты их захламляешь. Для этого есть специальный трапезный столик.

Марфа, ни слова не сказав, приняла поднос, переставила на журнальный столик у пальмы. Ушла, гордо выпрямив спину. В дверях что-то проворчала. Проводив бабу сердитым взглядом, генерал перенес «трапезный столик» вместе с подносом к креслу, в котором сидела Анна. Устроился напротив, открыл сразу два графинчика — прозрачный и светло-желтый.

— Вам какого напитка, чистого или абрикосового? Ах, да, чего я спрашиваю. Лихая атаманша наверняка предпочитает крепкий, ничем не испорченный продукт.

Налил в фужер прозрачного вина, пододвинул к Белоглазовой. Тем же наполнил и свой. Поднял. Вдруг задумался, потер лоб.

— Вот что меня удивляет. Вы же палили из пулеметика по красным, не зная, что они красные. Форма на них была ведь черная, марковская. А?

Генерал изобразил на лице то ли страдание, то ли отвращение.

— Вы что же, как и я, разочаровались в Белом движении? Понимаю. Я был заместителем начальника штаба Петра Николаевича Краснова. Вместе с ним создавал Всевеликое Войско Донское. Во многом я не одобрял его дела и поступки, в частности, временное и вынужденное, как он говорил, сотрудничество с немцами ради разгрома большевиков. Но когда он объединился с Добровольческой армией, тут уж я понял, что нам с ним не по пути. Нельзя дважды войти в одну реку. Россия после событий 1917 года стала совершенно другой, отрезала все пути назад. А Деникин, Врангель, Май-Маевский, а с ними и Краснов, тянут ее именно назад. Но возврата-то нет, пути разобраны. Деникин спровадил, было, Петра Николаевича в Германию, а теперь снова вернул. Краснов командует Северо-западной армией. Начали грандиозное наступление на Москву. Но помяните мое слово, скоро они побегут назад как зайцы. И не потому что красные сильнее, а потому что история не терпит возвращения в прошлое. Они осуждены и обречены диалектикой развития мира. Да, на некоторое время откат возможен, но только на некоторое. Получат удар откуда не ждали. От вашего батьки Махно, например. Вы же от него сбежали, Аннушка?

Назвав Белоглазову «Аннушкой», генерал расплылся в широкой улыбке, обнажив два передних золотых зуба. Залпом осушил бокал, некультурно, по-армейски выдохнул себе в локоть. По кабинету расползся тяжелый дух самогонной сивухи с отдаленным ароматом абрикосов.

— Хороша гадость. Что же вы не пьете?

— Ваше здоровье, Илюшенька. — Анна широко раскрыла рот и лихо, по-казачьи опрокинула в него фужер.

Генерал рассмеялся пуще прежнего:

— Вот это по-нашему! Так и называйте меня по имени, я еще о-го-го! Могу! Ха-ха.

Положил свою ладонь на руку Белоглазовой. Она ее не отдернула.

— Так как же насчет марковцев? — сузил глаза генерал.

Говорить, что она не хотела стрелять в «своих», но и попадаться им не желала, не имело смысла. Грудилин все равно бы не поверил. Ну что, включаем тактику — говори первое, что придет на ум? — подумала Анна.

— Я неправду сказал вашим… соратникам. Я не была подругой Гали Кузьменко, жены Нестора Махно. Я выполняла в Революционно-повстанческой армии Украины особое задание контрразведки Добровольческой армии.

— Ну вот, это уже лучше, — потер руки исполняющий обязанности верховного руководителя. — Позвольте полюбопытствовать, что это за задание?

— Позволю. Я должна была выведать у махновцев, когда они собираются начинать прорыв из окружения и нейтрализовать батьку Махно.

— И как, нейтрализовали?

— Нет, но я узнала когда и куда Махно собирается прорываться.

— Любопытно.

— Из Ольховки на восток. Направление: Лысая гора — Воеводское — Сергиевка — Воссиятское — Дудчаны — Новоалександровка.

Грудилин сразу раскраснелся, засопел волосатым носом.

— Новоалександровка — это название селу придумал барон Фальц-Фейн. Его звали Александром Эдуардовичем. На самом деле это та же Гавриловка, бывшие земли Гаврилы Державина. Что же Махно тут делать?

— Видно, замок ваш ему нравится. Шучу. От махновца Талого, который помог мне бежать от повстанцев, я узнала, что в Гавриловке они спрятали большой клад. Вот за ним, вероятно, и собрался для начала Нестор Иванович. За время окружения он сильно поиздержался.

— По-онятно, — протянул генерал. Наполнил себе бокал уже желтым напитком, не предлагая Анне, выпил. — Значит, вы пробирались к Деникину, чтобы сообщить о прорыве?

— Нет. Я дезертировала, так как сорвала главное задание — не сумела нейтрализовать Батьку. Начальник контрразведки Васнецов мне этого не простит.

— Знаю полковника по Кавказскому фронту. Этот филин точно не прощает чужих ошибок, а сам спотыкается на каждом шагу. Он придумал авантюру с уничтожением Махно?

— Он.

— Ваша красота, конечно, изумительна, Аннушка, с ней можно свернуть горы. Но посылать женщину одну, хоть и атаманшу, на такое задание, просто безумие. Я бы сказал, преступление.

Генерал опять взял руку Анны, поднял ее, поцеловал. По телу Белоглазовой пробежали ледяные иголки — только этого еще не хватало, еще один ужасный воздыхатель. Хотя, может и к лучшему. И это единственный выход.

— Я пробиралась в Гавриловку. Думала, что меня преследуют бандиты в форме марковцев. Не только вы переодеваетесь в чужое обмундирование. Вот и покосила их как сорную траву.

— Зачем же вы ехали в Гавриловку?

— Талый погиб. Перед смертью он подробно описал мне место, где было спрятано награбленное золото, и я хотела опередить Махно. Но опоздала, опередили меня вы.

Резко отпустив руку Анны, генерал поднялся. Подтянул свесившиеся гардинами брюки. Покрутил желтой, морщинистой шеей. Минуты две он молчал, глядя в окно, затем резко обернулся.

— Значит, Махно собирается сюда. И когда же он начнет прорыв?

— По моим сведениям завтра — послезавтра. У него 60 тысяч сабель, 45 тачанок, 25 тяжелых орудий, не считая легких. Вам есть чем защищаться? Я не видела вашего войска.

Вопрос прозвучал с явной издевкой.

— Есть, есть, — рассеяно ответил Грудилин, о чем-то сосредоточенно думая. — Армия республики полностью боеспособна. Мы дадим бандитам решительный отпор.

— Не сомневаюсь, генерал. Так что по поводу махновского золота? Может, поделитесь?

— Что? Ах, золото. Да, да, республика в опасности. Что же делать?

— Извечный русский вопрос. Бежать, генерал. Стыдно не тому, кто убегает, а тому, кого догоняют и бьют. Стыдно быть битым, генерал. Есть, конечно, и другой выход.

— Какой? — искренне заинтересовался Грудилин. Его взгляд снова стал осмысленным и внимательным.