Воскресшая из пепла. Россия. Век XVII - Золотарев Владимир Антонович - Страница 62

Говорили еще, что надо подумать, как это изменить, поскольку видно, что король собирается опустошать, а не укреплять их землю, а это достаточно ясно можно понять из того, что он, вопреки своей клятве, не пускает сюда своего сына. Тут же они дерзко заявили королевскому наместнику, господину Гонсевскому, и всем его ротмистрам и капитанам, чтобы те в кратчайший срок добились приезда избранного царя, если же нет, то сами подобру-поздорову убирались туда, откуда пришли, иначе их выгонят, а московиты для такой завидной невесты скоро найдут другого жениха.

Господин Гонсевский ответил им спокойно и попросил их одуматься и не подавать повода к беде, а также не беспокоиться, ибо у короля много дела в своем королевстве, а он хочет снарядить в путь своего сына так, чтобы это послужило к чести и славе как польского королевства, так и русского царства, и, кроме того, он хочет сначала завоевать и занять Смоленск, поскольку этот город издавна принадлежит польской короне и для того, чтобы не иметь впоследствии спора из-за него с собственным сыном. Он, Гонсевский, обещает написать его величеству и попросить, чтобы молодой государь был направлен сюда как можно скорее, а тем временем он будет именем своего государя творить суд над поляками, которые учинили что-либо. Пусть московиты подают жалобы, им будет оказана справедливость. Тотчас же после этого некоторые стали жаловаться на одного польского дворянина, который у Сретенских ворот в пьяном виде трижды стрелял в образ св. Марии, и просили, чтобы его наказали, а тогда они на этот раз о других обидах и насилиях промолчат. Наместник приказал тотчас же его арестовать, а затем осудить на смерть. Его привели к вышеупомянутым воротам, отрубили ему сначала на плахе обе руки и прибили их к стене под образом св. Марии, потом провели его через эти же ворота и сожгли в пепел на площади, а господин Гонсевский приказал прочесть народу письмо о том, что его величество, избранный царь господин Владислав, скоро прибудет в Москву, пусть они ревностно молятся за него. Его величество повелел творить строгий суд, пресекать бесчинства, защищать московитов, не допускать, чтобы им мешали в их религии, и т. д., что и было выполнено сейчас, когда на их глазах бесчинствующим полякам был дан такой урок, что уж, наверное, они теперь поостерегутся. Московитам следует успокоиться, ибо впредь все будет хорошо, и т. д.

Хотя это как будто утихомирило московитов, все же поляки были настолько настороже, поскольку часть из них уже знала, что московитам не слишком можно доверять. Поэтому они выставили у ворот на круглые сутки сильную и бдительную охрану в полном вооружении и запретили русским носить какое-либо оружие, стали обыскивать все въезжающие телеги и сани, не скрыто ли там какое-нибудь оружие, а когда московиты этому удивлялись, отвечали: «Нас только горсточка против вашего народа, поэтому правильно, что мы опасаемся и держимся настороже. Мы-то ничего дурного против вас не замышляем, а у вас, московитов, дурное на уме. Мы не собираемся начинать никаких раздоров и не получали от нашего государя подобного приказания, только держите себя спокойно и сами тоже не начинайте никакого мятежа, а нас вам бояться нечего, и т. п.». Но у московитов душа болела из-за того, что поляки отняли у них все преимущества, они повесили головы и стали говорить: «Вот каково нам уже приходится, а что же будет, когда наедет еще больше телячьих голов? По их поведению ясно видно, что они хотят подчинить нас и властвовать над нами, это нужно вовремя предотвратить. Мы действительно избрали польского государя, но не для того, чтобы каждый простой поляк был господином над нами и нам, московитам, пришлось бы пропадать, а для того, чтобы каждый у себя оставался хозяином. Пусть король, старая собака, подождет со своим щенком-сыном. Если он уж до сих пор не приехал, так пусть и вовсе не является. Не хотим мы иметь его своим государем, а если эти 6000 глаголей не захотят убраться прочь подобру-поздорову, то мы их всех перебьем, как собак, хоть они и имеют большие преимущества. Наших жителей 700 000 человек, если они не на шутку примутся за что-нибудь, так уж кое-чего добьются». Московиты смеялись полякам прямо в лицо, когда проходили через охрану или расхаживали по улицам в торговых рядах и покупали, что им было надобно. «Эй, вы, косматые, — говорили московиты, — теперь уже недолго, все собаки будут скоро таскать ваши космы и телячьи головы, не быть по-иному, если вы добром не очистите снова наш город». Что бы поляк ни покупал, он должен был платить вдвое больше, чем московиты, или уходить не купивши. Отсюда можно заключать, как поляков ненавидели. Некоторые разумные поляки убеждали их добром, говоря: «Смейтесь, смейтесь, мы готовы многое претерпеть от вас и без большой нужды не станем затевать кровопролития между вами и нами, но если вы что-нибудь учините, то глядите, как бы вам потом не раскаяться», и уходили, осыпаемые насмешками и издевательствами.

13 февраля несколько польских дворян поручили своим пахоликам купить овса на хлебном рынке, который расположен на том берегу московской речки, называемой Москва. Один из этих слуг проследил, сколько дают русские за кадку, велел ему также отмерить полную кадку и отсчитал за нее польский флорин, ровно столько же, сколько платили русские. Когда же московский барышник не захотел удовольствоваться одним гульденом и пожелал получить два гульдена за бочку, слуга сказал: «Эй ты, курвин сын, москаль, так тебя растак, почему ты так дерешь с нас, поляков? Разве мы не одного и того же государя люди?» Московит ответил: «Если ты не хочешь платить по два флорина за кадку, забирай свои деньги и оставь мне мой овес для лучшего покупателя. Ни один поляк у меня его не получит, пошел ты к черту» и т. д.

Когда же рассерженный этим польский слуга выхватил саблю и хотел нанести удар барышнику, прибежали около 40 или 50 московитов с оглоблями от саней, убили трех польских слуг и собрали такую большую толпу, что польской конной страже, стоявшей у Водяных ворот на наплавном мосту, приказано было поехать узнать, что там происходит. Когда остальные слуги увидели это, они побежали навстречу польской страже, преследуемые множеством московитов с оглоблями и дубинами, призвали эту стражу на помощь и сказали, что троих из них уже убили без всякого повода, только за то, что они спросили, почему поляки должны давать за кадку овса 2 флорина, если русские платят за нее только 1 флорин. Тогда 12 польских наемников врезались на рынке в многосотенную толпу московитов, убили 15 человек и прогнали весь народ с рынка.

Когда же это стало известно в той части города, которая примыкает к Кремлю, и за Белой окружной стеной, то со всех улиц сбежалось несметное множество народу, сильно разъяренного на поляков за то, что они застрелили столько их собратьев. В этот день вскоре началась бы потеха во имя дьявола, если бы этому не воспрепятствовала и не помешала рассудительность наместника. Он произнес перед всем народом трогательную речь и честно предостерег их от беды. «Вы, московиты, — сказал он, — считаете себя лучшими христианами на свете. Почему же вы не боитесь Бога и так жаждете пролить кровь и стать изменниками и клятвопреступниками? Неужели вы думаете, что Бог вас за это не покарает? Воистину он сделает это, вы испытаете на себе Его бич. Вы убили столько наших государей, избрали своим государем сына нашего ко-роля, присягнули и поклялись ему, а теперь только за то, что он не смог приехать сюда так скоро, как вам хотелось бы, вы поносите его и его отца, вы обзываете его щенком, а его отца старой собакой. Господь на небесах велит, чтобы вы воссоздавали им почести как Его наместникам на земле, а вы честите их хуже, чем если бы они были вашими свинопасами. Теперь вы не хотите хранить свою присягу, не хотите иметь его своим государем, а ведь вы сами, по своей доброй воле выбрали его, даже усердно просили короля, чтоб он дал свое согласие на это и дозволил своему сыну стать вашим царем, почему вы и приняли нас в вашу крепость. Вы убиваете его людей и не думаете о том, что мы спасли вас от вашего врага, Димитрия второго. То, что вы содеете вашему и нашему государю Владиславу, вы содеете не человеку, а самому Господу, он ведь не позволит насмехаться над собой. Не полагайтесь, любезные государи, на свою мощь и силу и на свою многочисленность, на то, что нас 6000, а вас 700 000. Победа зависит не от большого множества людей, а от заступничества и помощи Господа Бога. Он может помочь при малых силах так же, как и при больших, что достаточно ясно видно из многих примеров, а в последнее время вы даже и сами часто испытывали это на себе, когда вас, такое множество тысяч, не раз на поле побивали незначительные войска.