Пересмешники (СИ) - Дейзи Уитни - Страница 37

– Это точно не помешает, – сказала я, ощущая себя как бутылка колы, готовая извергнуть в стороны шипящие пузыри. – Я так рада.

Я склонилась и обняла ее, она обняла меня, и я ушла на французский, рано попала в класс – за десять минут до звонка. Я была первой, так что спокойно заняла свое место сзади. Мисс Думас писала на доске.

– Бонжур, Алекс.

– Бонжур, мадам Думас.

Я вытащила учебник, Мартин прошел мимо, постучал по моей парте по пути. Я должна была ощущать вину за то, что не позвонила ему, не встретилась с ним в субботу, хоть обещала. Но мне надоело ощущать, что я должна что–то сделать.

Через пару минут мисс Думас попросила нас сдать сочинения, описывающие учебный день с конструкцией «on fait». А потом она сказала, что остаток урока мы будем использовать «ça fait».

После урока я сунула тетради и книги в сумку. Я ощущала Мартина рядом, за собой, может, ждущего у двери. Я застегнула сумку и встала.

– Эй, – сказал он.

– Привет, – вяло сказала я.

– Ты хорошо держишься? Суд меньше, чем через неделю.

– Я не хочу говорить о суде, – холодно сказала я.

Мартин напрягся, начал спрашивать другое, но я не хотела говорить о себе, суде или Пересмешниках. И я парировала вопросом:

– Что делал на выходных?

– Написал половину проекта про сипух, смотрел хоккей. Мои «Баффало Сейбрз» проиграли. Знаю, это и тебя расстраивает. И я поспал три часа днем, словно умер для всего мира.

– О, я бы хотела так.

– Так иди.

– Пропустить урок и поспать?

– Да. Что лучше этого?

– Кто бы мог подумать, что в тебе скрывается разбойник, – сказала я.

– Порой мне нравится нарушать правила, – сказал он.

Мы притихли, пока шли дальше.

– Я надеялся увидеть тебя в субботу, как мы договаривались, но, может, ты не хотела, – тихо сказал он.

Я не хотела его видеть. Я не хотела никого видеть. Я не хотела ничего делать. А потом я посмотрела на него, в его карие глаза с зелеными вкраплениями. И я увидела в них немного боли. Он хотел увидеть меня, надеялся увидеть меня. Он что–то испытывал ко мне. Он был не просто Мартин Пересмешник, Мартин–ботан, Мартин, что отлично целовался. Он был Мартином, парнем, которому нравилась девушка.

Девушка, которую увидит профессор из Джуллиарда. Пианистка.

И я сделала то, что не должна была. Я взяла его за руку и втащила в пустой класс. Я прижала ладони к его лицу, потом запустила пальцы в его волосы, мягкие и пушистые. Я прижалась губами к его сладкому рту, теплому и голодному. Я отошла на пару шагов, не отпуская его, и моя спина столкнулась с доской, там меня не увидели бы ученики или учителя. Я прислонилась к доске и целовала его сильнее, притягивала его тело ближе к себе. Его джинсы были возле моих, наши пояса соприкасались. Он был моим, я хотела его, и я не отпускала его. Я притянула его ближе, он прижался ко мне, между нами не осталось места, и я не могла перестать целовать его, а он не мог перестать целовать меня, и мы прижимались друг к другу, и я не могла терпеть, я очень сильно хотела его.

Я уже не была той девушкой. Я была простой девушкой, целующей парня, которого она хотела, где она хотела и когда хотела.

Я была готова.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Много стирки

Я смотрела на себя в зеркало, потянула за юбку.

– Это выглядит глупо, – сказала я Майе.

Я была в бежевой блузке и длинной синей юбке. Ужасно. Майя выбирала.

– Это классика, – сказала Майя.

– В этом нет вкуса, – я потянула за темно–синий хлопок. – Посмотри на меня, Майя!

Я стояла посреди комнаты, перед ней, заставляя ее смотреть на жуткий наряд.

– Выглядит изысканно, – сказала Майя.

– Изысканно? – фыркнула я.

– Алекс, – рявкнула Майя, – это не показ мод. Все постарались.

– Я будто какой–то проект, – я все–таки высказала долю сомнений в ней.

Майя покачала головой.

– Ты знаешь, что это не так.

– Похоже на то, – сказала я, зная, что веду себя неблагодарно.

Майя поджала губы, выдохнула и сделала паузу.

– Алекс, я знаю, что тебе сложно. Прости. Тебе это проходить, а не мне. Прости, что навязываю свое мнение.

– Просто наряд мне кажется глупым. Я бы такое не надела. Ты словно пытаешься нарядить меня как девственницу, не раздвигавшую ноги для парня. Так это выглядит. Это часть шоу.

– Так переоденься, – тихо сказала Майя. – Я хочу, чтобы тебе было удобно. Чтобы ты была собой, – и еще тише. – Я делаю это для тебя, Алекс. Других причин нет.

– Знаю, – спокойно сказала я, сомнения пропали. Я сняла юбку, бросила на кровать Т.С. – Я рада, что это делаешь именно ты.

Я взяла черные слаксы из своего шкафа. Я надела их, поправила. Майя широко улыбнулась. Она открыла дверь.

– Готова?

– Идем, – сказала я.

Мы пошли без грязного белья. Мы словно стали старше. Но у подвала стало ясно, что кто–то принес белье. Много. Машины гремели, слышно было даже в коридоре, как фоновую музыку. Мартин и Илана стояли у дверей прачечной как часовые. Мы миновали их, попали внутрь. Двери закрылись, как по волшебству, но я была уверена, что их закрыли Мартин и Илана. Сушилки работали на полную, как и стиральные машины. Много простыней и полотенец летали в них.

Диван и стул были отодвинуты, вместо них были два длинных коричневых стола, один у дальней стены, другой – в десяти футах от ближайшей стены. У дальнего стола был стул, подвинутый под углом.

За дальнем столом сидели трое учеников, ставшие советом для этого дела. Они были в застегнутых на все пуговицы рубашках, классических свитерах. Эми представила их, и некоторых я знала, как Келли Регис, с которой была на биологии в прошлом году, и Паркера Хума, чей папа был сенатором. И там была Лила Вонг, второкурсница, которая была в студсовете, по словам Эми. Она рано начала, была гонцом на первом курсе. Они кивали, когда их представляли, и быстро улыбались. Их улыбки так же быстро угасали. Они выглядели как суди. Были судьями. Они будут судить меня, будут судить Картера.

Эми указала нам сесть, и я устроилась у дальнего края свободного стола. Майя села рядом со мной. Там было еще три пустых стула. Мы с Майей выждали пару минут в тишине, шумели только сушилки и машины. А потом Эми сообщили:

– Входит подсудимый.

Мое сердце сжалось. Я решила сделать вид, что это еще одно выступление, репетиция или концерт, как этим вечером, и Картер был зрителем, обычным парнем, который увидит, как я выступаю. Это успокоило мое колотящееся сердце. Картер сел с другой стороны моего стола. Кевин Вард был с ним, был его адвокатом. Стул посередине остался пустым, был преградой между сторонами.

Эми посмотрела на дверь, проверяя, что она закрыта. Мартин и Илана остались на другой стороне, сторожили до конца. Эми представила членов совета Картеру. Они тоже кивали, улыбались и быстро прекращали, как со мной.

– Здравствуйте, – сказал Картер.

– Рад встрече, – Кевин слабо кивнул.

Эми взяла свой блокнот и кашлянула.

– Функция совета – выслушать представленные доказательства по делу Картера Хатчинсона, нарушившего нормы поведения учеников сексуальным насилием другого ученика. Совет выслушает показания и вынесет вердикт. Если Картер Хатчинсон виновен, его ждет отстранение от команды по водному поло. Он подписал бумаги и согласился на эти условия. Если его не признают виновным, мы уберем его имя из книги и пригласим служить в Пересмешниках.

Эми посмотрела на Келли.

– Келли Регис, я передаю дальнейшее тебе, – сказала она, отошла к двери и встала там.

Келли посмотрела сквозь толстые очки, прочла обвинения. Ее длинные светлые волосы упали на лицо, пока она читала, и она заправила пряди за уши.

– Александра Николь Патрик обвиняет Картера Дрейка Хатчинсона в сексуальном насилии, – сказала она и прочитала справку из норм поведения:

Сексуальное насилие против стандартов, которых придерживаются ученики Фемиды. Сексуальное насилие – сексуальный контакт (не только сношение), когда одна сторона не давала или не может дать вербальное согласие, т.е. произнести четкое «да». Если человек не сказал «нет», это не значит, что он или она произнесли «да». Молчание не равно согласию. Молчание может означать страх, смятение, опьянение. Только да – это согласие. Если «да» не было, это нет.