Разрушение (ЛП) - Рэйсс К. Д. - Страница 7

Скажи мне что-нибудь.

Скажи, как мне понять, что делать?

Через несколько минут она войдет сюда, и что я сделаю? Скажу о своих чувствах? Ли права. Это огромное предательство доверия. Не знаю, смогу ли я провести с ней даже пять сеансов. Пять сеансов. Всего лишь нужно продержаться. Столько длится ее испытательный срок амбулаторной терапии. Затем я вырежу ее из сердца. Я должен это сделать. Должен вывести ее в нормальную жизнь и двинуться дальше. Мне нужна твоя помощь, Боже. Иисус, Святой Дух, послушайте. Просто дайте мне силы. Поддержите меня здесь. Сделайте то, что вы должны делать.

Я не имел права молить Бога о том, чтобы он выполнил свою работу, потому что облегчать мне жизнь не входит в его обязанности. Но мне нужна была помощь, и когда маленький огонек подсказал мне, что в зале ожидания находится пациент, мое сердце подпрыгнуло.

Может быть, я открою дверь, и мне станет все равно.

Возможно, мне просто нужно было бросить Джану, чтобы измениться.

Может, она станет всего лишь очередным пациентом.

Я открыл дверь.

Ее колени были сведены, и сумка болталась перед ней. Я покойник. Она не выглядела особенно красивой. Не нарядилась. Не оделась с иголочки, но что-то в цвете ее кожи и в том, как солнце, пробившись через окно, танцевало в кончиках ее волос, просто ударило по моим желаниям.

— Заходи. — Посторонившись, я впустил ее.

— Дивана нет, — сказала она, осмотрев комнату. — Как вы собираетесь гипнотизировать меня?

— Я найду его, если понадобится.

Она села. Я последовал ее примеру. Мой стол был повернут к стене, поэтому я развернул и стул. Между нами ничего не было, так что я почувствовал запах ее духов.

Фиона согнула и выпрямила ногу. Тонкая лодыжка была обнажена. Я с силой сжал губы, после чего облизнул их, позволив языку задержаться на нижней губе.

— Как у тебя дела? — спросил я. Она стиснула зубы, словно не позволяя себе произнести то, что было у нее на уме. — Ты можешь мне сказать.

Это прорыв. Моя роль терапевта для того, чтобы она могла рассказать мне, что случилось, и я использую сказанное, чтобы приблизить ее ко мне.

Но Фиона посмотрела вниз.

Ее непоколебимость напрягла меня, превратив в оголенную катушку нервов. Когда она потерла переносицу, мне пришлось схватиться за подлокотники стула, чтобы не опуститься перед ней на колени.

— Ничего, — сказала она.

Излишне говорить, что мое горло горело. «Ничего» всегда что-то означало. «Ничего» означало «я не стану говорить тебе». Знание того, что было что-то не так, а она не хотела этим поделиться, и потому я не мог помочь ей или защитить ее, заставляло мою кожу покалывать от гнева.

— Фиона, — я зарычал самым непрофессиональным способом.

Дерьмо. Я пересек грань.

— Я не могу этого сделать, — произнесла она, вставая.

— Подожди….

Она направилась к двери, и я поспешил преградить ей путь. Ее грудь вздымалась, глаза выдавали панику.

— Ты должна знать, — сказал я, подняв руки, — я никогда не сделаю ничего, что причинит тебе боль.

— Я знаю.

Не упусти ее, думая своим членом. Она нужна тебе.

— Я здесь для тебя. Не наоборот. Если ты захочешь поговорить, здесь можно это сделать.

Она скрестила руки на груди и помедлила секунду, после чего расслабила челюсть. Какой бы сильной она ни старалась выглядеть, она распадалась на части.

— Вы хотите поговорить о чем-то? — сказала она.

— Да.

— О чем-то очень болезненном и тяжелом?

Мои руки опустились на ее плечи, как будто у них была своя воля. Бог проклял мои границы.

— Поговори со мной.

— Я хочу рассказать вам то, что не скажу никому, но не могу. Вы просто заставите меня пережить это, захотите рассказать другим, что только ухудшит ситуацию. Но вы каким-то образом… открываете меня. Вы взломали меня и заставили излиться, и все, что вам нужно сделать, это посмотреть на меня. Поэтому вам нужно перестать делать это, потому что ваш взгляд заставляет меня любить вас еще больше.

Ее глаза широко распахнулись от шока, как будто ее только что ударили, или она удивилась тому, что сказала. Я убрал руки с ее плеч, потому что не хотел, чтобы она чувствовала давление, но она приняла это за знак, чтобы уйти.

Я отпустил ее, потому что так бы сделал профессионал, и пока я стоял там, глядя на зазор между дверью и косяком, голос моего отца рассеял туман моего неверия.

Иди за ней, глупый засранец.

ГЛАВА 11

Фиона

 Эллиот выбежал из здания, когда я открыла дверь машины.

— Подожди! — позвал он.

Я не стала этого делать. Потому что нахер всех. И мой мозг в том числе. Нахер мой мозг и мой глупый рот. Должно быть, я выжила из своего гребаного ума.

Я не любила его. Я любила Дикона, который был идеален для меня, даже если я не подчинялась его словам, как он считал, и в любви или нелюбви которого я до сих пор не была уверена. Все эти люди. Все они могут пойти и трахнуть себя.

Я выехала со стоянки, оставив этого ублюдка позади. Он почти добрался до меня. Почти заставил рассказать ему об Уоррене. Что ж, я не была готова. Этого дерьма у ручья не происходило, и я не стану пересказывать это ему, я не любила его, так что нахер мой глупый мозг.

Используй другие слова.

Сбитый с толку мозг.

Говорящий правду мозг.

Лживый, глупый мозг, до дыр трахающий мой рассудок.

Конечно, на 10-й улице произошла авария. 10-я же была фабрикой для аварий.

— Опоздала! — сказала я приборной панели. — Вот то слово, которое я бы использовала, чтобы описать себя. Опоздала.

Я не опоздала. Еще нет. Но мне нужно было называть себя ужасными словами.

— Опоздала, — сказала я, проезжая через бульвар Санта-Моника. — Конечно, здесь пробки, и я опаздываю.

Я сосредоточилась на том, чтобы добраться до центра города, не убив себя или кого-либо еще. Мои руки ослабли, дыхание замедлилось, и я приехала цела и невредима. Проверила себя в зеркало заднего вида. У меня даже не получилось рассмотреть себя. Я выглядела как маска Фионы Дрейзен.

К черту. Я сделала глубокий вдох и вышла из машины.

Ирвинг Виттенштейн был лучшим фотографом знаменитостей в Голливуде. Был им, когда мы встретились, — в среду после того, как Дикон запустил пальцы под мою юбку, когда я вышла из Вестонвуда, — и он остается лучшим. Достоин того, чтобы не отменять назначенную полгода назад встречу в самый худший период моей жизни.

У него была студия в самом центре города между швейной фабрикой и складом мексиканской еды.

— Привет, — сказала я, когда он открыл дверь.

Он поцеловал меня в обе щеки.

— Добро пожаловать.

Ирвинг был парнем с чисто выбритым лицом, чья рука проиграла битву с полиомиелитом в детстве. Но он сумел преподнести себя как красивого и компетентного человека, и когда впервые сделал мою фотографию, я посмотрела на результаты и почувствовала, словно камера увидела меня изнутри.

В то время это казалось мне хорошей работой. Тогда я была молода и глупа, ну или просто глупа. Это было до Вестонвуда и за несколько дней до того, как Дикон взял меня под контроль.

Это было до Уоррена.

Я поняла, что стараюсь не думать об этом. Сказала себе, что со мной все в порядке, но если со мной все в порядке, я бы не думала об этом все проклятое время.

— Выглядишь отдохнувшей, — сказал Ирвинг у двери. — Твоя команда здесь.

Моя команда. Точно. У меня был стилист. Специалист по макияжу. Специалист по корректировке макияжа. Стилист по одежде. Нейл-мастер. И у каждого из них был свой помощник.

Все как обычно.

С улыбкой опустила ладонь на его изувеченную руку.

— Хочешь сделать что-то реальное?

— Для «Вэнити Фэйр»? Скорее всего, нет.

Я не думала, что стану саботировать съемку. Были мысли вознести ее на новый уровень. Больше ничего старого, ничего знакомого. Я вошла в зеленую комнату и была тут же атакована смехом и поцелуями. Кто-то вручил мне бокал с выпивкой. Я слышала слова «порошок» и «кокаин» в вопросах.