Сердце морского короля (СИ) - Арнаутова Дана "Твиллайт" - Страница 80

— Я тоже, — кивнула Джиад, глядя, как иреназе с вежливой быстротой собираются, чтобы оставить их наедине. — И очень вам благодарна. Это был мой первый день рождения. То есть праздник по его поводу.

— В следующий раз мы принесем вам свой подарок, — пообещала Леавара уже от двери. — Только не оружие, а что-нибудь для вашей красоты. И я научу вас… Ай, Санлия, я уже плыву! Не трогай мою косу!

И она со смехом выскользнула за дверь, а суаланка, невозмутимо поклонившись на прощание, выплыла вслед за подругой.

— Славные девочки, — помолчав, сказал Лилайн. — Хоть и очень разные. Я так понял, что они обе делили постель с королем? Ну, когда он еще был принцем.

— Санлия — да, — сдержанно сказала Джиад, мучая в пальцах тинкалу, но так и не отпив. — Леавара в его наложницах только числилась. Ее отец — один из каи-на, лордов-советников. Когда Санлию осудили за покушение на короля, только Леавара не перестала с ней общаться. Да еще Эрувейн…

— Друзья познаются в беде, — согласился Лилайн, снова глянув на кинжалы. — Прости, я тебе ничего не могу подарить.

— Лил, — вздохнула Джиад.

Поставив тинкалу на стол и переложив туда же подарок Алестара, она села ближе, положила руку на плечо Карраса и, посмотрев ему прямо в лицо, сказала:

— Ты думаешь, моя жизнь, которую ты спас, дешевле этой пары ножей? И все, что ты для меня сделал, тоже? Или что я не помню цену, которую ты заплатил за то, что связался со мной? Или что я забыла твое обещание помочь с выкупом? Ох, Лилайн… Когда мы стали считаться такими вещами? Ты и без того подарил мне столько! Кстати, — улыбнулась она, пытаясь смягчить невольную неловкость, возникшую под серьезным взглядом прищуренных светло-синих глаз алахасца. — Я ведь помню, как ты лишился своего собственного «каршамца». Стоило оно того?

— Стоило, — усмехнулся Лилайн уже иначе, мягко и ласково. — Еще как стоило, Джи… Ну прости, опять я дурю. У тебя и правда праздник, а я… Забудь.

Он погладил ее по волосам, и Джиад снова вздохнула, замерев под лаской, но чувствуя, как томительное напряжение, которое все эти дни закручивалось, подобно тугой пружине, все равно не отпускает. Что-то жгло и мучило ее изнутри, не давая расслабиться и успокоиться, что-то болезненное и неправильное, как воспалившаяся ссадина, которую постоянно задеваешь, как бы ни берегся.

— А знаешь, — сказала она, не открывая глаз и изо всех сил надеясь, что Лилайн поймет все правильно и не станет ревновать или обижаться. — Там этого каршамского оружия… Несколько сотен мечей и кинжалов. Алестар хотел отдать его нам. Он просто не знал ему цены, пока я не объяснила. Иреназе хранят их только потому, что «каршамцы» в морской воде не ржавеют. И красивые.

— Ты не взяла, — сказал Лилайн, не спрашивая, а сообщая.

Все-таки он слишком хорошо ее знал.

— Не взяла, — с оттенком сожаления вздохнула Джиад. — Может, пару мечей подберу, когда будем уходить.

Она не стала спрашивать, что случилось с ее храмовым оружием, оставшимся у Карраса. Алахасец отлично знал, как она им дорожила, и если бы мог — рассказал бы и так. Значит, клинки пропали безвозвратно. Как и ее прошлая жизнь.

— У охраны оружейной комнаты приказ пустить нас туда в любое время, — осторожно, словно ступая по скользкой лестнице, сказала она. — И мы можем выбрать, что захотим. Алестар сказал, что это подарок нам обоим, не только мне.

— Щедро, — спокойно отозвался Каррас. — Пожалуй, не буду отказываться. Хорошей сабле всяко лучше гулять под ясным небом на чьем-то поясе, чем спать в королевском сундуке. Сотни, говоришь? Вот, значит, где отыскалось сокровище последнего каршамского шаха. А веселая братия до сих пор голову ломает и торгует картами, где оно якобы лежит.

Он осторожно привлек ее к себе и запустил пальцы в волосы, перебирая отросшие густые пряди, уже достигшие лопаток. Потом спустился ниже и погладил плечи. Только тогда Джиад с удивлением поняла, насколько они закаменели. Позор для храмового стража так обращаться с собственным телом, первым оружием и инструментом жреца.

— Что тебя так дергает, сердце мое? — тихо спросил Каррас, тоже это заметив. — Ты ведь знала, что он уплывет за этой своей непрошеной невестой. Или обиделась, что раньше не сказал?

— Обиделась? — Джиад попыталась улыбнуться такому нелепому предположению, но губы не слушались. — Нет, конечно. Он не обязан мне отчитываться. Он король. А я даже не его страж.

— Обиделась, — уронил Лилайн, разминая ее плечи.

Джиад захотелось отстраниться. Ответить резко и зло, что жрецам Малкависа обижаться не положено, это вообще глупое чувство, недостойное правильно воспитанного ума и характера. Что такое обида? «Если тебе что-то мешает исполнять свой долг, измени это, — гласит сутра. — Не можешь изменить — уходи или терпи. Обида — жалоба сердца, а не рассудка. Но Страж должен слушать свой разум, а не чувства. Если ничто не мешает исполнению долга, остальное не имеет значения».

Обидеться на Алестара Джиад просто не могла! Не должна была… Но за последнее время она уже так далеко ушла от пути стража!

— Это не обида, — уронила она упрямо. — Он должен был предупредить меня как своего советника. Просто сказать, что вскоре уедет. Его отец просил меня найти заговорщиков, и я думала…

Джиад поняла, что не может внятно и спокойно объяснить то, что чувствует и знает. И это еще сильнее злило, усиливая глухое раздражение, накопившееся за те два дня, что Алестар ее избегал.

— Он не должен был молчать, — наконец выдавила она. — Убийцы и предатели до сих пор не пойманы. Кариша и Невис пропали, вокруг суаланского посла какие-то тайны, даже боги подкидывают новые загадки, а он… Он прятался от меня эти клятые два дня! Хотя сам же давно подтвердил мой титул каи-на и просил помощи! Так зачем связывать мне руки молчанием? Почему о том, что король готовится уплыть, я узнаю от прислуги? Так не поступают ни с гостями, ни с советниками. С друзьями — тем более. Мне нет никакого дела до суаланской невесты, но если то, что здесь творится, меня больше не касается, можно было просто сказать об этом. Я бы не лезла не в свое дело, — добавила Джиад с горечью, удивившей ее саму.

— Что ж, в одном ты можешь быть уверена, — негромко уронил Лилайн, все-таки размяв болезненную твердость ее плеч так, что Джиад задышала свободнее. — Никакая невеста никогда не станет для него тем же, чем была ты. Никто не станет. Как и для меня. Есть женщины, что проникают в кровь, как отрава. А ты — лекарство, после которого чувствуешь себя чище и сильнее. Точильный камень, снимающий ржавчину с души… — Он помолчал и добавил: — Два дня — это не так уж много. Иногда хватает мгновения, чтобы решить разом — и на всю жизнь. А иногда и целой жизни мало. Может, эти два дня нужны были не только ему?

— Не знаю, — вздохнула Джиад. — И… давай не будем об этом больше. Пусть все идет своим чередом.

— Ну-ну, — отозвался Лилайн. — Лишь бы не ушло совсем не в ту сторону. Слушай, а не пора твоего зверя вывести прогуляться?

Жи, словно услышав, что речь о нем, забил хвостом по прутьям клетки, где просидел все утро, искренне возмущаясь, что застолье обошлось без него. И Джиад, обрадовавшись смене разговора, торопливо кивнула. Выпустив салру, с каждым днем прибавляющего в размере и весе, она скормила ему оставшуюся от гостей еду и почесала нос, а потом вопросительно посмотрела на Лилайна.

— Может, вместе? Я тебе дворец покажу. А на обратном пути заглянем в оружейную за твоей саблей.

— Ну уж нет, — с хищным сожалением протянул алахасец. — Без хозяина дворца я туда ни ногой. Иначе ведь не удержусь, нагребу целую охапку. Не из жадности, а просто это ведь «каршамцы». Как из них выбрать, если двух одинаковых не бывает и каждый хорош до невозможности? А при хвостатом точно лишнего не возьму. Давай лучше и вправду дворец поглядим. Буду потом рассказывать, как гулял в подводном королевстве, куда людей триста лет не пускали. Хальгунд обзавидуется!

— Чтобы Хальгунд позавидовал, — насмешливо улыбнулась Джиад, чувствуя, что грызущая сердце тоска отступает, — тебе не про дворец рассказывать надо, а про подводных девиц. Как он, кстати? Вы ведь вместе оставались.