Извлекатели. Группа "Сибирь" (СИ) - Денисов Вадим Владимирович - Страница 56

Интенсивная и качественная работа сборщиков требует четкой организации системы обслуживания и надлежащей подготовки флота к такому обслуживанию. Технология приемки мусора предполагает его накопление на обслуживаемом судне в полиэтиленовых мешках, которые перегружаются на палубу сборщика, укладываются в стандартные контейнеры с последующей их выгрузкой портовым краном на берег и вывозкой специализированным автотранспортом на городские полигоны.

В плавании матросы всех судов собирают мусор сначала в баки, а затем в мешки, которые складируют на корме. Пароход подходит к сборщику в положенном месте, где мусор перегружают, это называется санитарная остановка. Если вы плывёте на пассажирском лайнере, то встреча со сборщиком становится настоящим событием, зеваки вываливают на палубу. Сборщики бывают разные. Переделанные из больших буксиров и сухогрузов, они, по сути, просто накопители. Но есть комплексы и посерьёзней, именно к такому отправил нас капитан «Далдыкана».

На левом берегу показалась крытая рубероидом крыша очередного домика и маленькая банька категории «по-чёрному» — большой фанерный короб с окном из полиэтиленовой пленки, и обложенным камнями кострищем внутри. Камни следовало раскалить и поливать водой… На столетия постройка, капитальная. Изба рублена из лиственницы, «вечного дерева», на лиственничных сваях стоит Венеция. И стоять в солёной воде морёное дерево будет даже тогда, когда сам город исчезнет с лица земли.

Два окошка. В одно из них свет почти не проникает, так как ветви лиственниц закрыли стекло, плотно обступив левую часть стены, в которой окна и были прорублены. Правее её тайга становилась погуще. Бурелом, небольшие болотца и россыпи камней на густых разноцветных мшаниках. Ниточка чистой воды вьется по бурой, вязкой почве: ручей медленно течет к большой реке. Рыбы здесь должно быть больше, у такого ручья с чистой водой они всегда собираются.

Уютное местечко. Одно из тех, где мы штопаем душу, как говорит один мой старый знакомый. Мне отчаянно захотелось опустить застывшие без движения ноги в горячую воду. Я остро вспомнил чудодейственную силу горячей ванны и крепкого кофе после нее, – сразу и мысли, и нервы успокоишь.

А впереди, в полусотне метров от берега Енисея, на якорях стояла целая система, состоящая из сцепки старого лихтера-накопителя, небольшой самоходки и плавучего жилого корпуса. Это и есть экспериментальная станция по сжиганию мусора. Из чёрной трубы реактора выходила жидкая струя сизого дыма. Либо новая чудо-печка работала на самой малой мощности, либо эффективность установки, собранной местными умельцами, действительно высока. К борту была пришвартована старая обшарпанная моторная лодка «Казанка-М» с булями — специальными наростами по бортам, средством повышения остойчивости. На транце висел не по рангу мощный мотор «Ямаха» с прилично помятым кожухом, странный комплект, для самоубийц.

От миделя до кормы — место для складирования мешков с мусором, их совсем немного, сжигает. Два крана с хорошим вылетом стрелы на судне, ещё пара таких же установлена на утилизационном модуле. Там тоже есть ряды мешков. За стёклами ходовой рубки на верёвке повисла гирлянда вяленой рыбы, на корме модуля сушится бельё. Настоящий хутор на воде, да и только. Компактное плавучее хозяйство, всю навигацию стоящее посреди реки и обслуживающее весь остальной речной флот. Как я понял, в свободное от работы время жизнь на судах-сборщиках идёт размеренно и неторопливо. Экипаж занят своими неспешными житейскими делами: люди ходят на моторке в протоки за рыбой, а улов коптится и хранится прямо рядом с рубкой.

— Странно. Должен же быть хотя бы наблюдатель, вахтенный... В рубке никого не видно, — буднично доложил Потапов, глядя в бинокль. И тут же добавил уже совершенно другим тоном:

— Ну, вот... Парни, там, похоже, труп на палубе! Правый борт!

— Самый малый! — резко отдал команду группер. — Дай бинокль. Так... Действительно. Лежит ничком. И без движения.

Иван, глядя на Кромвеля с недоумением, хмыкнул, вздохнул и взял с полки второй бинокль чуть поменьше.

— Может, он просто пьяный в уматину? — неуверенно предположил Ваня.

— Глупости говоришь, — резко ответил ему Кромвель, — флот это флот, порядок всегда есть. Нет, там что-то хреновое произошло... А дверь в рубку открыта!

— И что? — повернулся к нему Потапов, не понимающий, что ему в этой ситуации нужно делать.

— Подходим, что ещё. За тем и шли. Там и узнаем, что за беда случилась. Сбавляй ход, — распорядился Кромвель, оглядываясь вокруг в поисках опасности. На всякий случай.

Вот тут уже я, что называется, окончательно «воткнулся» и произнес те слова, что и стоило бы сказать сразу:

— Твою мать…

Стали слышны звуки музыки, которые становились всё громче и громче. Диско из девяностых

— Танцы на борту! С бухлом. Композиция «Мусор над водой».

— Не паясничай, Михаил, — осадил меня группер.

Третьего бинокля для моей скромной персоны на борту не нашлось. Молча отодвинув в сторону форточку бокового окна, я высунулся под быстро слабеющий встречный поток и поднес к глазам ладонь козырьком. Влез обратно, от души выматерился подлиннее и рявкнул, изрядно напугав напарников:

— Беру свои слова обратно, криминал, бляха! Там кровища, похоже, на металле потёки! И никто к телу не подходит.

— Мальчишка какой-то на корме! — первым заметил живого члена экипажа сборщика Потапов. — Смотрите, возле этой адской катушки с тросами, напротив двери. Вроде бы, такие катушки брашпилем называют.

— Не, Ваня, брашпиль это нечто другое... Что он там семафорит, не пойму что-то, — недовольно скривился группер, опуская оптику и протирая глаза.

— Дай-ка! — я бесцеремонно вырвал у него бинокль. — У меня зрение молодое, орлиное. Тэк-с...

Парнишка лет двенадцати, коротко стриженный, чем-то удивительно похожий на Путина в юном возрасте, циклично повторял набор из трёх жестов. Показывал за спину в сторону высокой рубки, затем указательным пальцем в сторону берега, после чего подносил его к сомкнутым кубам.

— Перевожу. Что-то экстремальное случилось на мостике. Но на глаза показываться не следует. Предлагает заходить с левого борта, от берега. Двигаться тихо, не шуметь.

Видя, что группер молчит, уставившись в какую-то точку на палубе судна-сборщика, Иван осторожно поинтересовался:

— Паша, это наше дело?

— Нет, — быстро ответил командир. Опустив бинокль, он вопросительно посмотрел на Потапова, но тот торопливо затряс щеками и грустно молвил:

— Я не люблю такие приключения.

После этого Кромвель немного помолчал, что-то прикидывая, и заключил совершенно по-русски:

— Дело не наше. Но мы шли сюда, и уже потому причастны. Поэтому подходим, парни, подходим. Должен же кто-то им помочь.

Вот так всегда происходит в нашей огромной стране. Дело вроде бы и не наше, западные державы и прочие хитрые страны рационально отстраняются от чужой проблемы, а мы вдруг начинаем помогать. В характере это у нас, что ли? И идёт русский парень в чужой край, то с гуманитарной помощью, то с медицинской, а то и с автоматом Калашникова в руках. И помогает чужим людям, мало того, что порой без последующей благодарности, так ещё и свои нытики дураком обзовут.

Потапов улыбнулся, быстро почесав пятернёй лысую голову в том месте, где на отрастающей щетине красовался кривой шрам — метка, оставшаяся после лютой групповой драки. Что-то оброс наш Фантомас, обрить бы надо.

Катер пополз влево. Вскоре стало ясно, почему семафорщик настойчиво отгонял нас именно к левому, невидимому со стороны Енисея борту. Последние порывы утихающего ветра нет-нет, да будоражили водную гладь, разбрасывая пятна поблёскивающей ряби. Дым из «мусорной» трубы прибивало к реке, клубы проходили прямо возле окон рубки. Значит, с этой стороны нас и заметить сложней. Чёрт побери, да что там происходит?

«Хаски» коснулся привальной доски без толчка и юный семафорщик-конспиролог ужом скользнул к нам, вытянул загорелые, все в старых и свежих царапинах, руки, приготовился к швартовке.