Лагуна (СИ) - Гальярди Марко - Страница 29

Али от громкого звука дернулся во сне и распахнул глаза. Джованни поспешил накрыть ему ладонью рот, чтобы лежал тихо. Халил перевернулся на живот и заёрзал, пристраиваясь под плечо Джованни.

— Это мои люди! — буркнул синьор Аттавиано и недовольно заворочался в постели. Что-то тихое пророкотал собственному сыну и обратился к Лоренцо. — Подай мою одежду!

— Но они не могли прийти так быстро! — невозмутимо продолжил настаивать воин. — Даже если и вышли на заре. Это может быть только отряд из Катурны с их синьором. Нам нужно было уехать вчера ночью, перебраться ближе к Кампеджо.

— Час от часу не легче! — начал раздражаться синьор Аттавиано. — Почему отец Витторио не проявляет усердия в молитвах за нас? Я ему скажу, как вернёмся, что денег больше на свой приход не получит [2]! Сначала Аверардо похитили, а теперь еще этот сукин сын из Катурны на мою землю пришел! Сколько у нас людей?

— Мало, мой синьор! Еще лекарь.

— Еще и лекарь, проклятье!

Было слышно, как шуршит ткань и поскрипывает кровать: Лоренцо, выполняя обязанности личного слуги, облачал своего синьора. Потом снизу в полати постучали чем-то твердым, Джованни не сомневался — рукоятью меча.

— Эй, лекарь! Вставай! Моему сыну нужна помощь. Он проснулся.

Джованни нехотя приподнялся на локтях: его разрывало чувство долга перед своим больным, крепко внушенное когда-то Михаэлисом, и неприятие испорченной сути синьора Аттавиано, не выказывающего никакого уважения к людям, зависимым от его доброй воли.

— Иди, мы всё сделаем! — шепнул Халил и поманил к себе рукой Али.

Флорентиец, морщась от боли в ещё не размятых мышцах тела, спустился вниз и еле вдел ноги в свои сапоги, оставленные у лестницы. Халил протянул меч, который Джованни демонстративно перед синьором Аттавиано и Лоренцо привязал к поясу. Он с вызовом посмотрел на этих двоих и направился к Аверардо, который от волнения и стыда покусывал губы и не знал, как попросить помочиться. Джованни принёс ему котелок, в котором вчера варил травы, — больше посуды не было, а жену Лоренцо искать не хотелось. Более того, когда синьор Аттавиано со своим слугой вышли, он задвинул полог над кроватью, лишая своего больного обзора: Халил и Али уже осторожно слезли с полатей. Мальчик проверил ширину оконного проёма, оказавшись позади дома, а восточный раб — смело вышел, чтобы постепенно затащить внутрь все вещи, оставленные под навесом, а потом передать их через окно Али. Джованни зажег фитиль лампады, чтобы хоть как-то различать в темноте Аверардо. Кости на пальцах оказались целыми, только суставы распухли — палачи не слишком усердствовали. Аверардо отдёрнул руку:

— Не стоит твоих забот, лекарь! — глухо прошептал он, еле сдерживая себя, чтобы не показать слёзы. — Никому не нужен сын-калека, который будет всю жизнь ползать. Я видел таких на церковных папертях. Глупый Лоренцо не знает как выслужиться перед моим отцом.

— У тебя братья есть? — Джованни охватило чувство бессмысленности происходящего. И правда, зачем тратить дорогие снадобья, которые доставались и так нелегко, на того, кто собрался умереть?

— Младшие. И что? — с вызовом ответил Аверардо. Ему было больно, но воспитанная с колыбели воля и вбитая в сознание семейная честь не позволяли окончательно утопить себя в уничижении. — Достойная смерть в бою, а не на постели. Лоренцо обещал привезти отца Витторио, а не лекаря.

— Так подыхай, кто же мешает! — со злостью воскликнул Джованни, которого еще больше и больше обижали слова больного. — Но один и сам! А я не хочу, чтобы мне на шею надели петлю и друзей моих рядом повесили! Безвинно. Потому что отцу твоему так захотелось. А теперь из-за того, что идёшь ты против воли Господа и только печёшься о том, что будешь нездоров телом, погибнут люди. Слышал про отряд из Катурны? А я всего лишь шел с моими слугами в Болонью! Видишь, сколько людей собираются за тебя сражаться, а ты? Выползай к воротам и подыхай. Будет тебе достойная смерть!

За спиной Джованни появился взволнованный Халил. Скрываться друзьям уже не было смысла:

— Мой синьор! У ворот встали вооруженные люди. Разговаривают, но прячутся друг от друга. У нескольких есть, — он обрисовал в воздухе арбалет. — Мы лошадей вывели и приготовили. Ждём тебя. А он? — Халил чуть кивнул в сторону Аверардо.

— Он помирать собрался. Не собираюсь разубеждать, — с издевкой ответил Джованни. — Иди, я сейчас посмотрю, что на площади делается, и поедем.

Джованни подошел к дверному проёму и слегка отогнул занавесь, закрывающую просвет. Деревня, в которую попали путники, стояла на склоне холма между двух гор, в расщелине которых протекала бурная речка. Езженая дорога сюда, ведущая по ущелью, заканчивалась у ворот зелёным лугом и местом для водопоя скота. Позади же — в лесу и по горам пролегало множество троп, которыми пастухи водили скот на пастбища. Одной из них и собирался воспользоваться Джованни, осуществляя свой план побега, затем через цепочку полян обогнуть гору, спуститься с другой стороны, как бы вернувшись на ту дорогу, по которой они шли вначале, и найти точный путь в Болонью через Фелегуа [3]. От входа в дом хорошо просматривалась площадка посередине и некое подобие ворот, которые сейчас были припёрты внушительного размера брёвнами, однако стены, окружавшие деревню, были сплетены из жердей не выше человеческого роста, поэтому отряд неприятеля и спрятавшихся за поставленными рядом повозками, каменной печью и сваленными кучей столами и лавками разделяла довольно хлипкая преграда. Синьор Аттавиано и его люди были вооружены мечами, простые жители и женщины — вилами и серпами. Всех детей, видно, спрятали в каком-то погребе. Оборонявшиеся отчаянно тянули время, выкрикивая проклятия и требования уйти с миром, ожидая подмогу из Кампеджо и своих сородичей, выпасавших скот вне деревни. Все напряженно следили друг за другом, не зная, кто же сделает первый шаг.

Джованни сжал в ладони рукоять меча. Сердце учащенно билось. Никогда раньше флорентиец еще не оказывался в таких обстоятельствах, когда окружающий воздух начинает разогреваться, кровь с шумом бьет в виски, а тело захватывает ожидание того краткого мига, когда две противоборствующие стороны бросятся друг на друга, чтобы крушить и убивать.

Позади Джованни со стороны постели раздался грохот, заставивший и так натянутые нервные струны растянуться и завибрировать до предела. Он резко обернулся, выхватывая меч из ножен.

— Я хочу жить! — Аверардо полз к нему навстречу на локтях, превознемогая боль, голый, побуревший от напряжения, блестящий от обильного пота, что лился с его тела. Взгляд его, полный решимости и упрямства, испугал флорентийца, порождая в душе смятение перед выбором, который придётся сделать.

Внезапно над их головами раздался треск — наверху крыши заплясало разгорающееся пламя. Солома была влажной, поэтому белый едкий дым сразу же заполнил пространство дома, а над ним расходилось во все стороны оранжевое пламя. Видно, неприятелю из Катурны надоело ждать, и их синьор попросту решил поджечь деревню, посылая огненные стрелы. Времени на размышления оставалось мало. Тело Аверардо было подточено тягостями заключения, поэтому показалось Джованни легким. Он и сам старался помочь: перебирал ногами, вкладывая силу бедер в твердость жердей, которые были примотаны к его коленям и икрам.

Показавшийся в окне Халил сразу понял всё: его губы дрогнули, он сам когда-то был таким же беспомощным, и лишь дружеская поддержка спасла ему жизнь. Джованни опёр Аверардо животом о подоконник, затем подтолкнул, немилосердно содрав тому кожу о плохо тёсанные доски. Снаружи помогал Халил, а Али придерживал двух лошадей и осла. Халил вытянул Аверардо и тут же уронил его на землю, вскрикнув от боли, которая пронзила ему правое плечо.

Позади раздавался угрожающий треск, пламя опаляло спину, белый жгучий дым заволакивал и щипал глаза. Ветер выдувал его в сторону деревенской площади. Джованни с трудом протиснул плечи в узкий проём окна, вывалился из горящего дома, перекувырнувшись через голову и упав прямо на Аверардо, силящегося приподняться. Халил забрался на лошадь, покрытую лишь чепраком, помог перекинуть Аверардо поперёк крупа. Али, севший верхом на осла, уже подгонял животное, вырываясь прочь из дыры в заграждении, за ним исчез Халил, а потом Джованни на второй лошади, осёдланной и очень похожей на ту, что вчера он видел под синьором Аттавиано.