Делай что должен - Казьмин Михаил Иванович - Страница 46

Боковым зрением отметив, что обе ракеты даром не пропали (не заметить огненный шар на месте муллафарца было бы трудно), Корнев зашел в очередную атаку. Противник ему попался верткий — на всю катушку используя очень даже неплохую маневренность «триста тридцатого», он постоянно уворачивался от пушек корневского «филиппка», а потом, неожиданно выписав мертвую петлю, едва не оказался у Корнева на хвосте. Едва — потому что Корнев успел резко увеличить скорость и оторваться далеко вперед. Все-таки для истребителя скорость поважнее маневренности. А противник заманеврировался до того, что упустил из вида ведомого Корнева, и корнет Воронин, зайдя ловкому муллафарцу в хвост, двумя короткими очередями по кабине поставил точку на его существовании.

Несмотря на соотношение сил явно не в их пользу, выходить из боя муллафарские пилоты не торопились. Помимо высокого боевого духа, противник, мать его, демонстрировал еще и неплохую выучку — качества, судя по опыту самого Корнева и рассказам старших товарищей, пилотам Исламского космоса обычно не свойственные. Самое поганое, что качества эти приносили свои плоды. Хотя, по прикидкам Корнева, потери муллафарцев были заметно выше, но они, гады, тоже сбивали русских. Не успел поручик об этом подумать, как рядом с ним поймал очередь из лазерной пушки «филиппок» корнета Стоянова, с отвалившимся крылом и искрящим правым движком закувыркавшийся по замысловатой траектории.

И все же спустя некоторое время, за которое Корнев успел завалить еще одного противника, а Воронин аж целых двух (один из которых перед этим ловко стряхнул с хвоста Корнева), муллафарцы из боя вышли. Видимо, уровень потерь оказался для них критическим, или же их командование пожелало сохранить силы. Русские спасательные боты принялись собирать сбитых пилотов и подбитые машины, а истребители и штурмовики дивизии принялись барражировать на некотором удалении от планеты.

В результате ситуация сложилась вроде бы ничейная, но на самом деле в проигрыше остались как раз муллафарцы. Да, русские не лезли в атаку, не желая нести неоправданно высокие потери. Но и противник ничего толком сделать не мог. Только что прекращенная атака истребителей показала, что при ее повторении соотношение между оставшимися машинами еще больше увеличится в пользу русских. Атаковать фрегатами было делом совершенно бессмысленным — русские просто разошлись бы в стороны, пользуясь преимуществом в скорости, и закидали противника не только ракетами, но и, из-за удаления от гравитационного поля планеты, еще и торпедами. А кораблю и за штурмовиком-то не угнаться, не говоря уже об истребителе. Соответственно, не могли муллафарцы и обеспечить уход с планеты транспортов или их встречу и посадку — с ними бы поступили так же, как и с фрегатами, вздумай те атаковать. В общем, куда ни кинь… С другой стороны, против русских работала невысокая, по сравнению с кораблями, автономность истребителей и штурмовиков. Ну час, ну два, ну, может, и чуть больше будут они еще выписывать вензеля в системе Гейи, а потом — все, извольте на остатках топлива отбыть восвояси.

Все это Корнев прекрасно понимал. Но понимал он и то, что рассуждения о таких вопросах — не его, поручика, уровень. Об этом должно думать начальство, а раз должно, значит, и уже думает. А его дело — аккуратно, экономя топливо, перемещаться, следить за обстановкой и если что, вовремя среагировать на ее изменение. Ну а поскольку обстановка никак не хотела меняться, то появилась и куча других дел. Оглядеться, посмотреть, кто из своих в строю, а кому не повезло, сказать пару добрых слов ведомому, дать ему же несколько ценных указаний — тоже нужные занятия.

Выяснилось, что эскадрилья недосчиталась трех машин. Ну как сбили корнета Стоянова, Корнев сам видел, а вот то, что сбиты командир третьего звена штабс-ротмистр Гуляев и поручик Митин, тоже из третьего звена, обнаружил только сейчас. Пока Хватков не скомандовал отставить разговоры, удалось выяснить, что всех троих взяли спасательные боты, но вот ранены пилоты или нет, так и осталось неизвестным.

Сколько прошло времени до появления русских кораблей, Корнев не отметил. Зато присутствие среди них ставших уже почти что родными авианосцев «Нестеров» и «Кожедуб» его откровенно обрадовало. Потому что авианосцы эти прибыли, как понимал поручик, за ними. Что именно за ними, а не привезли подкрепление, красноречиво свидетельствовали четыре линейных авианосца, надо полагать, загруженные флотскими истребителями и штурмовиками. Ну а то, что кроме авианосцев прибыли аж четыре крейсера, восемь эсминцев и шесть фрегатов, предвещало скорый конец эскадре противника. Хотя, насколько мог понять Корнев, после этого самого конца высадка на планету не предусматривалась — ничего похожего на десантные корабли он не увидел. Ну и ладно, начальству виднее. Хотя, честно говоря, причин отказа от высадки поручик Корнев не понимал и утешался тем только, что их понимают генералы и адмиралы.

Понятное дело, что после возвращения на Наджаф все эти вопросы забылись сами собой, причем очень быстро — других забот хватило, даже передохнуть не получилось как следует. Приходилось то перехватывать транспорты, пытавшиеся перемещаться между Муллафаром и Найюбом, то проводить штурмовку объектов, которым посчастливилось уцелеть после массированных бомбардировок, то взаимодействовать с кораблями. В общем, занимались всем тем же, что и до рейда на Гейю, только вот, насколько чувствовал Корнев, как-то более плотно, что ли. Похоже было на то, что командование наконец определилось с какими-то своими неизвестными простым пилотам соображениями и неуклонно ведет дело к решительному наступлению.

За всеми этими делами Корнев как-то не обратил внимания на то, что десантников на Наджафе поубавилось. Зато не пропустил их возвращение. Интересовавший поручика, да и не его одного, вопрос о том, где они побывали, нашел свой ответ быстро. В «Сборнике», как неофициально именовался ангар, используемый в качестве офицерского собрания для размещенных в этой проклятой долине частей всех родов войск, Корнев разговорился за кружкой легкого пива со штабс-капитаном из десантного батальона, стоявшего как раз рядом с аэродромом восьмого истребительного полка. Этот самый штабс-капитан с многообещающей фамилией Злобин возвратился со своим штурмовым десантным полком с Гейи и рассказывал такое…

— Вот я тебе, Роман, так скажу. В армии не первый год, и не в первом деле, всякого насмотрелся… Но такого еще не видел. Нет, я понимаю, конечно, извращенцы, что их жалеть-то, а все равно… Понимаешь, когда в бою человека на куски разрывает, ну или там живот разворотит, это… Ну как-то нормально, что ли. Хотя что я говорю — какое, на хрен, нормально?! Ну, скажу так: в обычную картину потерь укладывается. Да. А вот когда человека берут и просто режут на куски… Ну или там живот ему вспорют, кишки вынут и на шею намотают… Вот это, я тебе скажу, страшно по-настоящему. Я вот, чего там, сам ножом столько раз работал… И с проворотом, и по горлу там, или еще как. Но это в бою или в разведке. Враг, он и есть враг, вот и уничтожаешь его любым оптимальным в данном случае способом. Ножом так ножом, огнем так огнем, если без шума надо, то и просто шею свернуть можно. Это не так трудно, кстати, если уметь. Хочешь, научу? — Злобин несколькими экономными движениями рук показал, как надо сворачивать шею. Впрочем, вопрос был, похоже, риторическим, просто штабс-капитану надо было выговориться. Да и пивом, кажется, он нагружался уже поверх чего-то покрепче.

— Ну вот, — продолжал десантник. — Я о чем? А, извращенцы… Скоты они гнойные, это точно. Знаешь, я охренел, сколько на этой чертовой Гейе детей. Детей, понимаешь?! И там из них таких же ублюдков растили, как сами! Нет, я еще хочу узнать, кто туда детей завозит… И кто это разрешил. Очень хочу… В глазенки им всем по очереди внимательно так посмотреть, а потом… Ну ты меня понял. — На несколько секунд штабс-капитан замолчал. Потом встряхнул головой и продолжил:

— Короче, расстрелять их всех надо было к чертовой матери, педиков этих. Расстрелять или разбомбить. Вот ты бы и разбомбил, да, поручик? — кажется, Злобин забыл, как зовут его собеседника. — Но на хрена же так измываться-то? Ну педик он, ну не совсем человек, но живой же! Нельзя так с живыми людьми! Понимаешь, нельзя! — для верности десантник помахал перед носом Корнева указательным пальцем.