Красные нити (СИ) - Поспешная Юлия - Страница 38

Рита взволновано сомкнула ладони, поднесла к губам, и лихорадочно зашептала:

— Только не волнуйся, только не волнуйся…

— Иоганн Бах, Страсти по Матвею, — чуть дрожащим голосом объявила Алина.

Тишина. Все притихли. И вот понеслись первые переливчатые ноты знаменитой композиции. Корнилов, неожиданно для себя, вдруг понял, что восхищенно улыбается. А по телу, от плеч до пяток растекается приятное вибрирующее блаженство. Блаженство счастья и теплеющей на сердце гордости. Его Алина, его олененок, его маленькая принцесса с первых секунд своей игры заворожила весь зал.

И это было отнюдь не преувеличение. Стас видел, как замерли на своих сидениях зрители, как взоры всех вокруг сидящих людей прочно впились в одинокую фигурку Алины, под светом сценических софитов.

Однако, долго наслаждаться выступлением дочери Стасу не пришлось. В кармане Корнилова настойчиво завибрировал телефон. Стараясь не отводить восхищенного взгляда от Алины, Стас достал телефон, и украдкой взглянул на звонившего. Звонил капитан Домбровский. Стас не стал отвечать, спрятал телефон обратно в карман.

А со сцены лилась и завивалась возносящаяся ввысь зачаровывающая мелодия скрипки. Стас снова позволил себе размякнуть и с улыбкой млеть от наслаждения и радости за свою дочь.

Но телефон в кармане зазвонил снова. Корнилов снова, раздраженно, достал мобильник, бросил взгляд на дисплей, на этот раз звонил Ящер. А когда Стас дал отбой, мобильник почти сразу же завибрировал от третьего звонка. И теперь на дисплее светилось жирное и четкое название абонента, которого Стас игнорировать не мог — «Аспирин».

Стас, недовольно скривил губы, и решил просто не брать. Пусть звонит. Всё равно телефон на беззвучном. Корнилов поднял взгляд на сцену. Алина перешла к заключительной части. Кульминационная мелодия скрипки звучала сильнее, ярче, выразительнее, и увлекала всех до единого слушателей за собой.

Мобильник вздрогнул в очередной раз. Корнилов опустил взгляд. На широком дисплее красовалось сообщение Домбровского в мессенджере. Стас коротко, негодующе вздохнул, и открыл сообщение.

«Стас, у нас четыре трупа. Все обезглавлены, а конечности изуродованы. Знаю, что у твоей Алины сегодня концерт, но эти четыре человека, похоже были адвокатами, которые согласились на пересмотр дела Сильвестра Гольшанского».

Корнилов мысленно выругался. Теперь он не мог проигнорировать это дело. Стас дождался, пока Алина закончит играть, а после, не обращая на осуждающий взгляд Риты, вышел из актового зала.

Остановившись перед доской в школьном коридоре, на которой висели конкурсные аппликации, Стас набрал Домбровского.

— Стас… — начал было Коля.

— Как вы узнали, что эти адвокаты хотели взять дело Гольшанского? — перебил его Стас.

Домбровский на миг замолчал, но тут же ответил:

— Документы лежали на столе, перед ними.

Стас на пару секунд задумался. Коля ждал, в трубке были слышны голоса и шаги рядом с Домбровским.

— Все трупы в одном месте? — спросил Стас, после короткого раздумья.

— Так точно.

Стас посмотрел на аппликацию с бумажным солнышком, львенком и пальмами.

— Документы по делу лежали кое-как, на полу или аккуратно, на самом видном месте?

— Аккуратно, по середине стола… — слегка рассеянно ответил Коля.

Корнилов мысленно выругался. Краски стремительно сгущались, а ситуация ухудшалась. Сначала подставное тело несчастной девушки, которую хотели выдать за Людмилу Елизарову, а теперь вот это. Сомневаться не приходилось. Кто-то о-очень хотел, чтобы Гольшанский сгнил в тюрьме. И этот кто-то явно был не одинок.

— Расскажи про тела, Коль.

— Ну, они все сидят в креслах, залиты кровью от плеч до пояса… — описал картину случившегося Домбровский. — Выглядят жутковато… Знаешь так непринужденно, будто они… не совсем умерли… И продолжают заниматься своими делами…

— Головы срезаны ровно?

— Просто идеально, — хмыкнув, ответил Коля. — Только Яша сказал, что их не срезали, а отрубили.

Стас перевел взгляд на аппликацию с цветочками и бабочками.

— Голов по близости, конечно нет? — спросил Корнилов.

— Категорически, — ответил Домбровский.

— Понятно. Яша не сказал, чем рубили головы? — спросил Стас.

— Широким, длинным, скорее всего изогнутым клинком, — помешкав, ответил Коля. — Сабля, какая-то что ли…

— Ясно. А что с их конечностями? — спросил Стас. мТы говорил, что они изуродованы..

В этот миг открылась дверь в актовый зал, в коридор выглянула Рита, и проговорила гневно:

— Корнилов, ты совсем обнаглел?! Мы же договаривались, что тебя не будет отвлекать ни твоя работа, ни твои преступники, ни даже генерал Савельев! Ну, что это такое! Почему все родители, все отцы сидят на месте, как нормальные люди, а ты шаришься тут по коридорам с телефоном!

— Я сейчас приду, любимая, — миролюбиво ответил Стас. — Не злись. Это правда важно.

— Да у тебя по-другому не бывает! — закатив глаза, раздраженно ответила Рита, и скрылась за дверью.

Стас вздохнул.

— Прости, Коль. Так, что с конечностями трупов?

— У них обожжены руки, Стас, — в голосе Домбровского слышалось брезгливое отвращение. — Я бы даже сказал… сожжены. Причем исключительно запястья… Есть идеи?

— Да… — Стас снова на пару мгновений задумался. — Это похоже на наказание.

— Наказание? — переспросил Коля, — Ты так решил из-за отрубленных голов?

— Всё вместе, Коль, — качнул головой Стас. — Документы по делу Гольшанского — улики и предмет их вины. Обожженные руки-пытки, с целью признания вины…

— Обезглавливание — это, приговор. — ошарашенно закончил Коля. — Чёрт возьми… Да, похоже на то. Ты приедешь?

Стас бросил быстрый взгляд на двери актового зала.

— Думаю, да.

Он знал, как взбесится Рита, если узнает, что он уехал. Но Корнилов не мог проигнорировать это убийство. Тем более, что оно напрямую связано с Гольшанским, а значит, как верил Стас, связно с ним. С Сумеречным портным. С тем, кого Стас не смог поймать. С тем, кто сумел его обыграть. Корнилов почти не отрицал, что для него это почти личное, хотя вряд ли кому бы то ни было признался в этом. Разве что… Разве, что Нике. Ну, от Синеглазой все равно бессмысленно что-то скрывать.

Спускаясь по школьной лестнице, Стас быстро написал сообщение Алине, поздравил с шикарным выступлением. Затем написал Рите, попросил прощение, и объяснил, почему вынужден уехать. Хотя отлично знал, что Рите будет все равно.

Садясь за руль автомобиля, Корнилов уже был погружен в раздумья об убийстве адвокатов Гольшанского, и о Портном. Мысль о том, что он всё ещё может поймать его, беспокойными жалящими и пульсирующими электронами металась в венах его головы.

***

Коля не соврал. В обезглавленных, застывших в офисных креслах телах и правда чувствовалась странная, неуловимая и пугающая непринужденность. Безголовые, в пропитанной и густо залитой темной кровью одежде, четверо мужчин смотрелись так, словно умерли буквально за работой. Словно они бы продолжили заниматься своими делами, если бы не досадное отсутствие голов и обугленные руки. Хотя, всё что было до середины лучевых костей, больше напоминало какие-то пересохшие и слипшиеся черные ветки, нежели человеческие руки.

Стас не двигаясь стоял на пороге большой комнаты, и внимательно рассматривал сцену преступления. Он старался на обращать внимание на желтые таблички, возле потенциальных улик. Корнилов пытался понять, как действовал убийца, как двигался, как говорил, и как начал убивать. Лучше всего с этим справилась бы Ника, но Корнилов меньше всего хотел втягивать Лазовскую в очередное кровавое болото. По крайней мере пока, он вполне может обойтись без её помощи. А она пусть поживет нормальной жизнью, без воспоминаний о чужих страданиях, боли и без ужасающих видений. Во всяком случае, пока.

Корнилов сделал пару шагов, и снова остановился. Обвел комнату внимательным взглядом.

Цепкие серебряные глаза начальника особой оперативно-следственной группы пристально вглядывались в каждую деталь сцены.