«Зарево» на высочине
(Документальная повесть) - Мечетный Борис Трифонович - Страница 21

— Ничего не знаю. Я — простой солдат.

В Панкрац эсэсовцы привезли его из дома «Печека», будучи уверенными, что через день-два этот изуродованный человек отдаст богу душу. Но прошла неделя-две, и Ладислав Самек с помощью товарища по камере начал передвигаться от окна до двери.

Снова его вызывали на допросы, снова бросали в камеру избитого, без сознания. Гестаповцам ничего не удавалось узнать от этого парня.

Тогда Ладислава перевели в камеру смертников.

В эти дни Карла Яйтнерова и увидела его…

ЗАСАДА

Произошло все неожиданно и быстро.

Трое бойцов «Зарева» возвращались в отряд после выполненной операции. Ребята, одетые в тонкие немецкие шинели, продрогли, были голодны, и в десяти километрах от Глинско зашли отогреться к знакомому леснику Йозефу Поливке. Хозяин, обрадовавшись дорогим гостям, велел жене побыстрее накормить партизан.

Женщина заторопилась в пристройку за снедью. Но едва открыв дверь на крыльцо, она вдруг захлопнула ее и испуганно прошептала:

— Фашисты идут!

Снаружи послышались тяжелые шаги, лающая речь. Партизаны подкрались к двери, вскинули автоматы. Теперь спасение было в находчивости, смелости, быстроте.

Дверь скрипнула. На пороге стоял высокий красномордый унтер-офицер. Сзади виднелись каски двух солдат.

И тут Борис Жижко неожиданно рявкнул, взметнув вверх руку.

— Хайль-литль!

— Хайль! — ответил унтер-офицер и шагнул в комнату. Короткая автоматная очередь ударила в грудь гитлеровцу. Жижко, а за ним товарищи одним прыжком оказались на крыльце, полоснули перед собой из автоматов и скатились по ступенькам вниз. По двору навстречу бежали солдаты. Партизаны, стреляя, бросились за угол дома, к кустарникам. Гитлеровцы не сумели организовать погоню. Благодаря замешательству врага партизаны ушли без единой царапины да еще уложили двух гитлеровцев.

Зато на Поливке, маленьком, болезненном пожилом человеке, эсэсовцы решили выместить всю свою злобу. Они жестоко избили его, но с собой не взяли. Поняв, что у Поливки могут снова появиться партизаны, гитлеровцы решили устроить около дома крестьянина засаду. Они перекрыли все дороги и тропинки, ведущие к хозяйству Поливки.

Когда Фаустов вызвал к себе нескольких партизан, они поняли, что замышляется что-то серьезное. Командир сообщил, что сегодня немцы снова намерены устроить засаду у дома Поливки и что нужно организовать фрицам хорошую встречу. Лучше всего перехватить гитлеровцев в лесу и там быстро уничтожить весь карательный отряд, который, как стало известно, будет следовать на двух грузовиках и одной легковой машине.

К вечеру двенадцать человек залегли вдоль лесной дороги. Было тихо, будто в лесу все вымерло. Юрий лежал на почерневшем мокром снегу, в нетерпении шевеля застывшими пальцами. Нервы у всех были напряжены до предела: полсотни солдат на двенадцать партизан — не шутка.

Но вот послышался рев моторов. Он приближался. Люди, лежавшие вдоль дороги, замерли, превратились в неподвижные темные пятна под кустарниками. Только бы немцы не заметили эти пятна раньше времени!

Тесно прижавшись к огромному холодному валуну, Юрий видел, как появилась из-за поворота легковая машина (ее никто сейчас не тронет, пусть офицер проедет подальше — там его ждут), а за нею — два открытых грузовика. В кузовах — плотные ряды солдат в зеленых шинелях.

Первый грузовик поравнялся с партизанами. И в эту минуту во весь свой большой рост поднялся Алексей Белов. Изогнувшись, напружинившись, он метнул под грузовик противотанковую гранату. Столб пламени, комья земли, обломки — все это вздыбилось над дорогой. А сзади к запылавшей, перевернутой набок автомашине катился второй грузовик.

Треск. Взрыв.

— Огонь!

Юрий не слышал, как дружно застучали автоматы по обе стороны дороги, потому что сам очередь за очередью посылал горячий свинец туда, где из пламени пытались вырваться гитлеровцы.

Карательный отряд был полностью уничтожен. Среди партизан потерь не было. Лишь одному бойцу, действовавшему у легковой машины, не повезло. Он снял с убитого офицера полевую сумку, напялил его новенькую с блестящим позументом фуражку и побежал назад, к товарищам. Кто-то, не разобравшись, повернул в его сторону автомат. Высокий, тонконогий боец вдруг подскочил, как ужаленный, и схватился за ягодицу.

— Куда же ты стреляешь, слепой? Не видишь своих, что ли? — заорал он благим матом, прижимая руку к брюкам. Пуля, оказывается, лишь слегка зацепила мягкое место, и бойцы еще долго смеялись над незадачливым товарищем, глядя на его порванные штаны.

НА ИМЕНИНЫ К ЛЕЙТЕНАНТУ

О массовых арестах чехов партизаны «Зарева» узнали, когда вместе с вернувшимися с задания разведчиками в отряд пришел Йозеф Букачек. Он рассказал, что гестаповцы, заполучив, вероятно, какого-то доносчика и предателя, схватили уже нескольких патриотов.

Фаустов, надвинув на лоб шапку, сидел в полуразрушенном сарае и, хмуро глядя перед собой, слушал рассказ «Бакунина». «Все же не придется вам, господа фрицы, спокойно жить, — думал капитан. — Мы вам в ближайшие дни такое покажем, — от и до! Вот только соединимся с группой Иванова».

Два дня назад, когда Юрий снова установил, после нескольких дней молчания, связь с Большой землей, было сообщено, что необходимо найти разведывательно-диверсионную группу, которая выбросилась где-то в районе Тишново. Командир при высадке погиб, нужно ориентироваться на радиста Дмитрия Иванова и взять группу в состав «Зарева».

За день до этого к отряду пристало пятеро десантников из одной неудачно высадившейся группы. Смертельно раненный командир свалился в ущелье, а рация была разбита вдребезги. Рассказывая обо всем этом, радистка Дина Шаповалова, светловолосая, хрупкая девушка, заливалась слезами. Фаустов старался успокоить радистку:

— Не волнуйся, Дина, все будет хорошо. И рация, и работа у тебя будут, порядок будет — от и до.

Сегодня Большая земля сообщила, в каком селе прячется Дима Иванов с товарищами, и теперь Фаустов по карте намечал маршрут для тех, кто должен пойти на соединение с Ивановым. За этим занятием и застали командира вернувшиеся разведчики и Букачек. Весть о расправе над чехословацкими патриотами ошеломила партизан. Юрий даже бросил налаживать рацию. Он вспомнил Яначека, высокого, как будто медлительного, но всегда и всюду успевающего, Яначека со спокойными голубыми глазами. Представил его избитым, окровавленным, увидел перед собою измученную Карлу Яйтнерову — и ярость зазвенела в ушах, сжала кулаки. Он еще слышал смех Франты Какача, любившего рассказывать разные забавные истории, видел его большие руки, потрескавшиеся от работы негнущиеся пальцы — и теперь готов был ринуться на помощь чешскому другу, которого избили эсэсовцы.

Видно, такие же чувства владели Кадлецом, который тяжело вздохнул:

— Эх, таких людей потеряли! Таких людей…

Борис Жижко только сказал:

— Командир, посылай нас с Алешей и Денисом — любое задание выполним!

— Скоро, скоро, хлопцы, — задумчиво проговорил Фаустов. — Давайте сделаем первое — найдем Иванова и его товарищей.

Крик часового заставил всех схватиться за автоматы:

— Стой! Буду стрелять.

Из-за деревьев показались двое в немецкой форме: один — низенький, сухонький старикашка, в надвинутой на уши пилотке, другой — высокий, круглолицый, с широкой пилой в руке. Они медленно подняли руки под наведенными дулами автоматов, с ужасом смотрели на вооруженных людей.

Обыскать немцев было делом минуты. Они были обезоружены. Кадлец принялся их допрашивать по-немецки. Отвечал старый солдат, испуганно и подобострастно глядя в глаза этому бородатому эсэсовскому офицеру.

Они из роты строителей, которая стоит совсем недалеко отсюда, в Бртьове. Занимаются ремонтом дороги. Рота в основном состоит из советских военнопленных, командир и унтер-офицеры — немцы. Он, старый конторщик, недавно мобилизован и, как нестроевой, направлен в эту роту. Сегодня у лейтенанта день рождения, и он решил устроить пирушку. Вот и послал этих двух солдат напилить дров.