«Зарево» на высочине
(Документальная повесть) - Мечетный Борис Трифонович - Страница 1

Борис Мечетный

«ЗАРЕВО» НА ВЫСОЧИНЕ

Документальная повесть

ВСТРЕТИЛИСЬ И РАЗОШЛИСЬ

После того как над лесом с ревом пронеслись два «хейнкеля», наступила такая тишина, что катившиеся из-под ног камешки, казалось, рождали чуть ли не грохот. Люди шли плотно друг за другом.

Стоял необыкновенно погожий для середины октября день. В небе лениво плыли редкие облака, и яркое солнце щедро заливало своими лучами вершины огромных замшелых скал и синеющие по склонам леса, будто спешило перед зимним ненастьем отдать тепло этому молчаливому краю Словакии. Уже сникла жухлая трава, еще больше оголились камни, могучие буки почти совсем сбросили свой летний наряд, и только ели, островерхие и стройные, щеголяли сине-зеленой хвоей.

За рощей, тянувшейся вдоль дороги, текла речушка. Юрий Ульев, радист отряда, иногда слышал ее легкое журчание. Сквозь чащу виднелись бурые пятна скал, а над ними, будто на втором ярусе, снова темнел лес, покрывающий крутые склоны гор. Длинные корни огромных елей и буков, выбеленные ветрами и дождями, вились по отвесной стене обрыва, обхватывали позеленевшие камни и в поисках какой-нибудь опоры повисали в воздухе. Юрий впервые за свои восемнадцать лет оказался в горном краю, и его удивляло, как эти великаны буки и ели держатся над самым обрывом. Вверху плыли облака, и казалось, что деревья вот-вот покачнутся и свалятся прямо на узкую дорогу, по которой двигались разведчики.

«Тишина какая, прямо как в наших калининских лесах, — думал радист. — Даже не верится, что рядом немцы, а недалеко идут бои».

Еще неделю назад десять разведчиков-чекистов проживали на глухой окраинной улочке Львова, изучали будущие маршруты, запоминали инструкции, совершенствовались в мастерстве отличных стрелков, подрывников, радистов. Давно уже всем надоело такое ожидание, каждому хотелось побыстрее оказаться там, в тылу. Ох уж тогда держитесь, фрицы! Разведчики группы «Зарево» сумеют испортить вам жизнь.

Наконец — ночной перелет через линию фронта, плотный зенитный огонь над Ужгородом, выброска в Словакии в районе Зволена, около партизанского аэродрома Три Дуба. Это было 7 октября. Группа чекистов под командованием капитана Павла Фаустова двинулась на выполнение очень важного задания. Ей приказано было как можно быстрее, уже к концу ноября, обосноваться в Чехии, поближе к Праге. Там они должны установить связи с коммунистами-подпольщиками и чешскими партизанами, вести разведывательно-диверсионную работу, дезорганизовать тыл гитлеровской армии.

Это общая задача. Ее усвоил каждый боец группы. А вот подробности известны одному командиру — капитану Фаустову, молчаливому, всегда подтянутому человеку. Когда он смотрит на тебя, кажется, будто его серые спокойные глаза видят, чего ты стоишь, можно ли на тебя положиться. А вот смеется он, как кажется Юрию, совсем необычно. Глаза капитана прячутся за множеством мелких морщинок, которые разбегаются под черными широкими бровями, плечи его вздрагивают, лицо заливается краской, и тогда Юрий думает, что командир-то, видимо, по своей натуре очень стеснительный и добродушный человек.

Знают бойцы о своем командире совсем немного. Известно только, что Фаустов — фамилия вымышленная, боевая кличка чекиста, что он за время войны уже не раз ходил по фашистским тылам. С ним на прежних заданиях бывал один из подрывников Алексей Белов, но тот ничего не рассказывал товарищам и даже в минуты откровения лишь коротко бросал:

— Наш командир — мужик во! Я-то знаю.

В том, что «командир — мужик во!», бойцы уже убедились за несколько дней марша по Словакии. Капитан спокойно вел на север отряд по гористым тропам, удачно обходя большие села, занятые крупными подразделениями гитлеровцев или гардистов[1]. Бойцы, которые сами уже не раз выбрасывались в тыл врага, сейчас удивлялись: «Чутье, что ли, есть какое у нашего Фаустова?»

Правда, с отрядом шел человек, который неплохо знал здешние места и мог в нужный момент столковаться с местными жителями. Это был словацкий парень Ладислав Самек, боец первой чехословацкой парашютно-десантной бригады, появившийся в отряде уже после высадки у Трех Дубов. Он был несказанно рад, когда узнал, что пойдет с отрядом Фаустова, и с тех пор смотрел на капитана влюбленными глазами, готовый каждую минуту выполнить любое его приказание.

Шли уже много часов. Осторожно обогнули небольшое сельцо. Впереди виднелась спина Фаустова, одетого в голубоватый костюм чешского жандарма, рядом с ним шагал Иванов, молодой офицер с бородой — командир другой группы, с которой довелось встретиться вчера вечером. «Кажется, Ирдутка», — пробормотал Фаустов, на ходу раскрыв карту. Все смертельно устали, думали о том, когда командир объявит привал.

Какое задание у группы Иванова — никто из фаустовцев не знал. У разведчиков не принято интересоваться заданием товарища. А вот познакомиться со спутником, узнать, как его зовут, откуда родом — это солдатский закон. Несколько километров совместного пути, скупой разговор — вот и все, чем будут связаны бойцы этих групп.

Среди бойцов Иванова выделялись две маленькие и такие неуклюжие в толстых телогрейках фигурки радисток. Юрий уже знал, что одну из них, повыше ростом и посильнее, зовут Вера Гаврильченко, а другую — просто Лида. Девушки, видно, двигались из последних сил, и ребята по очереди несли их нелегкую поклажу. Сзади, глубоко дыша и слегка наклоняясь вперед, вышагивал высокий, широкоплечий Ладислав Самек.

Наконец вышли на берег небольшой речушки. Быстро цепочкой перешли через шумящий поток по длинному и толстому стволу поваленной ели. Видно, она давно служила мостиком: кто-то аккуратно подтесал ствол, срубил ветви, лишь кое-где оставив обрубки, за которые можно было держаться.

— Привал!

Начали располагаться на лугу. Уже потянулись руки к вещмешкам за сухарями, уже поднялся вверх синий дымок от длинных коллективных самокруток.

Парень в сдвинутой набекрень шапке-ушанке спустился с котелком к речушке. Зачерпнул воды и, расставив в сторону локти, припал к плоской алюминиевой посудине.

— Хороша водица, ребята, — лицо его, совсем еще юное, с мягким пушком над губой, расплылось в улыбке. — Ну прямо как в нашей Осуге.

— Заменяет спирт или нет? — откликнулся кто-то молодым, неокрепшим баском.

— Да что ему спирт. Сундуков все о своих Заключьях думает.

— Не Заключьях, а Заключьях, — спокойно поправил Сундуков и, снова зачерпнув воды, направился обратно. — Возьмите, девочки, попейте. А то от наших мушкетеров не жди сочувствия…

— Смотри, Сундуков, вернемся во Львов, расскажу твоей Галочке, — снова пророкотал басок.

Солнце выглянуло из-за облаков, и тотчас теплая волна захлестнула луг, от синих елей и буков потянуло лесным ароматом — запахом лежалых листьев, нагретой хвои.

Царившая кругом тишина будто поднялась еще выше, до самых верхушек деревьев, которые бесшумно качались от слабого ветра. Дремота наваливалась на Юрия, тяжелели веки…

Поодаль под кустом боярышника сидели командиры групп. Иванов, закинув на колено ногу в грязном хромовом сапоге, рассматривал порядком изношенную подметку.