Инфернальный реквием - Фехервари Петер - Страница 61

Подходя к Райссу, создание показало на него. Очередной разряд опалил обвиняющую длань, после чего пистолет захрипел и умолк. Снова надавив на спуск, офицер почувствовал, что рукоять рассыпается в его хватке. Он опустил глаза и изумленно раскрыл рот, увидев проржавевший остов оружия.

— Я укажу путь вам всем, братья мои.

Кто–то метнул кинжал, и тот с глухим стуком впился в грудь незваного гостя. Существо выдернуло клинок, потом отбило ладонью второй нож, крутившийся в полете. Упав на пол, оба разлетелись ржавыми обломками, хотя были откованы из стали.

«Отступаем!» — хотел рявкнуть лейтенант, но словно онемел.

Выругавшись, Пинбах ринулся на врага и рубанул его по лицу. Великан, не шевельнув и мышцей ног, подался вперед, обхватил запястье капрала и резко повернул. Раздался хруст сломанных костей, кинжал выпал из пальцев гвардейца. Вопль Баннона тут же оборвался: исполин сломал ему шею рубящим ударом по горлу.

— Он переродится, — заверил злой дух, выпустив солдата. — Как и все вы.

В коллективном подсознательном бойцов будто прорвало некую дамбу. Страх людей резко сменился неистовством, и уцелевшие абордажники бросились на убийцу Пинбаха. Издавая боевой клич Экзордио, они окружили великана. Гвардейцы полосовали его клинками, били руками и ногами, вкладывая в удары все свои навыки и упорство до последней йоты. Лишь их командир держался позади, в безмолвном ужасе наблюдая за свалкой.

«Это нечто большее, чем ярость», — осознал Райсс.

Его подчиненными руководила безжалостная необходимость убрать жуткое отродье из реальности. Лейтенант разделял их чувства, но не мог присоединиться к товарищам. Тело не повиновалось ему.

— Бегите! — шепнул он двум задержанным сестрам–госпитальерам позади себя.

Решив проверить, повиновались ли они, офицер обнаружил, что не в силах повернуться.

«Оно не позволяет».

Двигаясь с ленивой грацией, от которой словно притуплялось восприятие, существо поворачивалось в поясе и стремительно вертело руками, отражая и проводя атаки. Казалось, оно сосредоточено на всех противниках сразу и успевает повсюду. Гвардейцы сумели пару раз попасть по врагу, однако их успехи ничего не изменили: мирские раны не тревожили потустороннюю плоть. При этом любой удачный взмах или захват чудовища заканчивался гибелью очередного солдата.

Бойня завершилась быстро. Последним умер штурмовик–абордажник Квинзи — исполин пробил ему ребра ударом такой силы, что кулак вышел из спины. Выдернув руку, победитель развернулся к лейтенанту и посмотрел на него.

Райсс четко понял, что повязка на глазах не мешает созданию видеть все по–настоящему важное.

На отделение напали, когда гвардейцы вышли в просторный вестибюль здания. В один миг спокойствие госпиталя сменилось бешеным натиском ходячих трупов, хлынувших из каждой двери. Они наступали на людей, дергано ковыляя, размахивая руками и щеря пасти. На многих телах виднелись смертельные раны — изжеванные глотки или разорванные животы, бывшие уязвимыми местами для зубов. Другие не имели явных повреждений, однако молочно–белые глаза и шаркающая походка безошибочно указывали на их новую суть. Среди них метались и взахлеб жужжали мухи, будто подгонявшие тварей.

— Построиться вокруг старшей матери! — прокричал Лемарш и поднял лампу, чтобы осветить как можно больший участок. — Не давать им приблизиться!

Встав плечом к плечу, солдаты открыли огонь. Каждый из них прикрывал свой сектор, держа в одной руке оружие, а в другой — лампу. Лазпистолетам из арсенала не хватало убойной силы, чтобы укладывать порченых отродий с одного попадания, поэтому гвардейцы повергали врагов сериями лучей. Они сосредоточенно выжигали глубокую воронку в черепе цели и только затем переходили к следующей.

Матерь Соланис, ранее согласившаяся взять оружие, палила вместе с бойцами, но даже на малой дистанции показывала никудышную меткость. Впрочем, Гёрка стрелял еще хуже. Громадный абордажник непрерывно пошатывался и дышал прерывисто, булькая горлом.

«Нужно поскорее одарить его Милосердием Императора, — решил Лемарш. — Пока скверна не овладела им».

Казнив какую–то санитарку болт–снарядом в голову, Ичукву развернул пистолет к залитой кровью женщине с оторванным лицом. Сам комиссар также начинал двигаться заторможенно, и убивал мертвецов так же быстро, как здоровые солдаты, только потому, что забрал болт–пистолет у Зеврая.

«Мое время тоже на исходе», — признался себе Лемарш. Он чувствовал, как болезнь червем ползет по телу, вгрызаясь в кишки и мышцы.

— Я тебе не дамся, — прошептал Ичукву, всаживая ствол оружия между челюстей сестры–госпитальера, из правого глаза которой торчал скальпель. Разрывной снаряд буквально обезглавил вурдалака, и на комиссара плеснуло слизью с мухами. Неосторожно… впрочем, вряд ли это уже что–нибудь изменит.

— Райнфельд! — с омерзением крикнул Сантино. — Там гребаный Райнфельд!

Лемарш оглянулся. К Авраму неверной походкой брел боец, умерший много дней назад. Сквозь вскрытую грудную полость Рема виднелся оголенный позвоночник. Чей–то лазразряд перебил ему хребет, и все туловище сложилось внутрь. Райнфельд кулем осел на пол, но продолжал ползти к живым, пока Сантино не сжег ему верхушку черепа.

«Я не закончу вот так!» — поклялся Лемарш.

Атака завершилась так же внезапно, как и началась: последние вурдалаки отступили в соседние комнаты и боковые коридоры.

— Грю вам, двигаем за ними! — прорычал Аврам, загнав полную батарею в пистолет. — Кончать их надо!

— Нет, абордажник, — просипел Лемарш. — Они этого и хотят.

— «Они»? — переспросил Сантино. Его лицо застыло в гримасе ненависти, глаза пылали бешенством. — Они просто пустотой проклятые гаденыши!

«Его ярость в равной мере обращена на падших и на него самого», — рассудил Ичукву, вспомнив, как солдат, обычно бойкий и развязный, запаниковал возле оружейной. В иных обстоятельствах комиссар расстрелял бы его за трусость. Да, никто не может предсказать, как человек поведет себя при первом столкновении с Архиврагом, но от одного из абордажников Лемарш ждал большего.

— Засаду явно спланировали, — пояснил он, стараясь говорить ровно. — Чей–то разум управляет этими марионетками.

— Мне нужно найти палатину, — пробормотала Соланис, повернувшись к лестнице в конце зала. — Ее мудрость направит нас.

— Вы не доберетесь, — предупредил Ичукву. — Сколько всего сотрудниц в Сакрасте?

— Больше пятисот, но… — Она осеклась, сообразив, на что намекал комиссар.

— Надо исходить из того, что большинство поддались заразе. — Следом Лемарш указал на главную дверь. — Вы должны уходить. Сейчас же.

У него стучало в висках.

— Уходить? — непонимающе переспросила Соланис.

— Предупредить… большую землю, — выдавил он сквозь кашель. — Сдержать болезнь… пока не распространилась.

На мгновение Ичукву показалось, что госпитальер возразит, но она кивнула:

— Да… да, таков порядок действий в случае эпидемии. Лемарш внимательно осмотрел свое отделение и заметил, что у Чингиза рваная рана на лице.

— Ничего страшного, комиссар, — сказал Зеврай, осознав, что привлекло к нему внимание.

— Возможно, однако рисковать нельзя. Сантино, Номек… вы будете сопровождать старшую матерь. Зеврай, Гёрка… мы с вами доставим оружие… нашим товарищам.

Аврам и разведчик неуверенно переглянулись.

— Ну же, абордажники!

Бойцы неохотно передали сослуживцам вещмешки.

— Комиссар, — начал гвардеец с дредами, — насчет того, что случилось у арсенала…

— Смотри, чтобы этого не повторилось, Аврам Сантино.

— Закрыт от пустоты и спаян кровью, сэр! — Солдат ударил себя кулаком в грудь.

— Духом готовы… к зачистке, — сипло отозвался Ичукву.

— Нам… каюк… да? — прохрипел Гёрка, когда двое абордажников отбыли.

Под глазами у него налились черные круги, которые словно бы подчеркивали обесцвечивание радужки. Лицо Больдизара испещряли яркие фурункулы, в том числе гноящиеся.