Красная улица
(Повесть) - Кава Виктор Иванович - Страница 8

Тихо скрипнула дверь. Спиридон оглянулся. Этот… прилизанный. Подошел, стал рядом.

— Сердишься? — спросил добродушно.

Спиридон промолчал.

— Значит, сердишься. Извини, что приставал к тебе. Запомни — одно неосторожное слово может все погубить… Привыкай к самым неожиданным вопросам. Чуть стушуешься — и небо для тебя решеткой покроется, а то и совсем исчезнет… Если хочешь быть подпольщиком, учись из любого положения выкручиваться…

Парень говорил спокойно, мягко, и Спиридон почувствовал, как злость из него улетучивается. А когда парень подал руку и сказал: «Звать меня Ваня Куц. Будем друзьями», — в груди Спиридона потеплело.

С тех пор как Спиридон стал работать в бригаде Каспрука, тот часто заходил к ним в хату. Вот и в это раннее утро Павел Осипович переступил порог… Пока Спиридон одевался, он поговорил с матерью (отец с Иваном уже ушли на ферму). Разговоры нынче везде были одинаковые — о бесхлебье («Что же зимой будем делать?»), о непосильных податях, установленных немцами. «Обдерут они нас до ниточки», — сокрушалась мать. Павел Осипович поддакивал, но слушал рассеянно.

Они прошли немного по большаку, потом свернули в переулок, сплошь покрытый опавшей листвой. «Куда он меня ведет?» — удивился Спиридон. А Каспрук уверенно шагнул к посеревшим дощатым воротам, уверенно толкнул калитку… За калиткой стоял человек в черной шляпе и в каких-то странных очках — будто без оправы. Это был фельдшер Степан Миронович Козир, хозяин конспиративной квартиры.

Поздоровались, вошли в хату.

В хате сидели Ваня, Голембиевский, Вера Александровна, Федосий Чучка. Спиридон присел рядом, у самого окна, посмотрел в него. Хата стоит у самой долины, поросшей ивняком, бурьянами и лопухами. Бурьяны уже порыжели, а листья у лопухов, большие, как шляпы, упрямо зеленели. Из хаты, в случае чего, можно нырнуть в долину…

Павел Осипович поднялся из-за стола.

— Товарищи! — произнес он негромко. — Мы собрались с вами в глубоком подполье. Враг захватил огромную территорию нашей страны, он уверен в победе. А мы все, собравшиеся здесь, уверены в нашей победе! Наш долг — содействовать тому, чтобы эта победа как можно скорее наступила…

Когда проголосовали за создание подпольной организации, Спиридон нетерпеливо спросил:

— А как мы ее назовем?

— Давайте сперва изберем руководителя, — подал голос Чучка. — И подпольные клички подыщем.

— Пусть Осипович руководит, — сказал Голембиовский, — выбираем тебя…

Все поддержали его.

Клички подобрали быстро. Павлу Осиповичу — Учитель, Ване — Буян… Спиридон хотел себе какую-нибудь героическую: Орел, Мститель…

— Нет, не годится, — возразил Павел Осипович. — Это для театральной пьесы. Как тебя в детстве звали в семье? Старик, кажется. Вот и будешь Стариком. Никому даже в голову не придет, что такую кличку дали мальчишке.

Спиридон вздохнул, но согласился.

— А теперь, — Павел Осипович заходил по комнате, — давайте оценим обстановку. На фронтах мало веселого. Немцы уже под Москвой… Фашисты заблаговременно продумали, какой порядок будет в оккупированных районах. Гестапо. Полиция, в которую пошли служить всякие подонки, с громко-блудливым названием «украинская». Быстрая расправа с каждым подозреваемым… Скажем прямо — люди боятся за свою жизнь, и некоторых страх этот толкает на предательство… Как нам действовать в столь сложных условиях?

Ваня стукнул кулаком:

— А чего много думать? Наши там кровью истекают, а мы тут будем оценивать обстановку… Достать оружие и бить их, как собак…

Павел Осипович нахмурился:

— Торопишься, Иван. — Он встал, заходил по хате. — Может, я вас удивлю и разочарую тем, что вам сейчас скажу, но я считаю — нам пока рано браться за диверсии, подниматься на борьбу с полицаями…

— Ну-у… — протянул Ваня.

— Подожди, — Павел Осипович поднял руку, — не нукай. Торчин расположен на важной автотрассе. По ней немцы все время перебрасывают на фронт войска и технику. Думаете, случайно здесь создано отделение гестапо? Торчин, как мне кажется, немцы хотят превратить в свой опорный пункт, доминирующий над всем югом Волыни. А если мы в противовес им превратим его в свой опорный пункт? Создадим в соседних селах сеть подпольных организаций, будем сообщать нашим партизанским отрядам о замыслах врага, о его важнейших объектах, переправлять к партизанам людей, оружие… Вот тогда и диверсии…

— А где эти отряды? — перебил Ваня.

— Будут! — твердо сказал Каспрук. — Возможно, уже есть.

На лице Вани было написано откровенное разочарование. Чучка, надув губы, тер рукой залысины. Даже Голембиовский пожимал плечами. Только фельдшер Степан Миронович Козир был невозмутим.

— Мастак же ты, Павел, загадывать загадки, — отозвался наконец Голембиевский. — Все, о чем ты сказал, важно. Однако мне кажется, что ты ограничиваешь роль подпольной организации. Неужели мы не имеем права сейчас подорвать автомашину, проучить полицая или немца? Чтобы поднять у людей дух…

Голос Павла Осиповича стал строже:

— Не имеем! Нас всех знают в Торчине. Не так много мужчин осталось в местечке. Возможно, мы все уже числимся в их списках подозрительных лиц. Одна-две диверсии — и нас схватят! Две уничтоженные машины — это мелочь по сравнению с тем, что мы можем сделать в будущем, если будем осмотрительными, вести себя умно… Поймите, возможно, мы первое подполье в Торчинском районе. Так имеем ли мы право относиться к этому легкомысленно, сразу же подставлять его под удар?.. Признаюсь, что перед самым приходом немцев у меня был разговор с нашим секретарем райкома партии. Он предложил мне остаться на оккупированной территории и создать подполье. Мы вместе с ним оцепили возможную обстановку в Торчине и решили остановиться на разведывательно-организационной группе. Ну, а сам он пошел на Полесье, чтобы там сколотить партизанский отряд.

— Так это же другое дело! — тряхнул чубом Голембиовский. — Что же ты до сих пор молчал?..

— Молчал, — вздохнул Каспрук. — Дело в том, что этот товарищ обещал еще летом прислать связного. Никого не было и будет ли?.. Подождем, может, придет связной.

Вместо клятвы на верность Родине Каспрук предложил вполголоса спеть «Интернационал».

Встал высокий Голембиовский, встал кряжистый Чучка, встала маленькая Вера Александровна, встал, сняв очки, Степан Миронович Козир, встал Ваня, взволнованно пригладив свой черный чуб, встал Спиридон и…

Песня тихо поплыла по хате, грозная, полная веры в победу.

ДОРОГА-ДОРОЖЕНЬКА ЖДЕТ

Они собрались у нового члена организации, Андрея Чичолика, на хуторе Верхи. Спиридон пришел первым. И не один. С Сашком! Сашко вернулся в Зеленое, узнал от Катерины, как найти отца с матерью, и приехал в Торчин. Спиридон, как его ни подмывало сообщить брату о подполье, все же сдержался, но рассказал про Сашка Каспруку. Когда все открылось, Сашко удивился: «Гляди, от горшка два вершка, а уже конспиратор! Молодец!»

Вскоре пришел нахмуренный Каспрук. Молча сел, еще больше насупился.

Остальные задерживались. И не удивительно — хутор в трех верстах от Торчина, вот-вот начнется комендантский час. Пока все собрались, прошло не менее часа.

Павел Осипович встал, поглядел на занавешенное простыней окно. Похоже было, нелегко ему говорить то, о чем нужно сказать.

— Так вот, товарищи, — начал он неторопливо, — докладываю о положении на сегодняшний день… — Каспрук повернул голову и посмотрел на всех строгими грустными глазами. — Ничего утешительного сказать не могу. Немцы уже под самой Москвой… Да, это правда. Они заявили, что через четыре дня проведут парад на Красной площади…

Все в один голос охнули. Даже коптилка на столе испуганно метнула вверх коптящий язычок пламени. Спиридон вцепился в рукав Сашка.

Павел Осипович пошел к ведру, выпил полную кружку воды. Немного успокоившись, опять заговорил:

— К сожалению, связной так и не пришел. А связь нам нужна позарез. Для сообщения представляю слово новому члену подполья Александру Гнатюку.