Чужие лица (СИ) - Рэйн Ирина - Страница 9

— Понравилось? — голос ломкий, слишком хриплый. Чтобы унять дрожь в руках, ей приходится скрестить их на груди. Выглядит, наверно, устрашающе со стороны, но это даже лучше. Скрывает то, как ее колотит. В области сердца клокочет и вибрирует комок из неверия, злости, отчаяния, страха и боли.

— Что? — Пашка поднимает голову и непонимающе смотрит на мать. Невинный взгляд, которому она всегда верит. Не в этот раз. Слишком показательна улика. Можно было бы достать и предъявить, но она брезгует трогать. Даже смотреть неприятно.

— Я спрашиваю, понравилось? Почувствовал себя взрослым?

Пашка бледнеет, краснеет, а потом снова бледнеет.

— Бл*дь.

Олеся уже готова высказаться по поводу мата, но стискивает зубы. До скрипа. Аж челюсть сводит. Сейчас главное — разобраться с другим. Тем, что важнее. Главный пункт в повестке дня, бл*дь.

— Мама, это ничего не значит.

— Замолчи. Хотя, нет. Рассказывай. Кто она? Как давно это у вас? Что я обнаружу в следующий раз в помойке? Шприц? — слова летят ядовитыми стрелами. Она и хочет их остановить, но не может. Бьют в цель, каждый раз попадая в центр круга. Гребаный дартс. Игра без победителей.

Сын вскакивает с кровати, напуганный почти до смерти, чуть не плачущий, пытается обнять маму, но та не дает, выставляя руки вперед. Не надо.

— Не трогай меня сейчас. Я слишком зла.

Пашка бросает понурый взгляд, опускает руки, те виснут плетьми вдоль тела. Снова садится на кровать. Настроение резко меняется. Как по щелчку пальцев. Лучшая защита — нападение.

— Я не буду оправдываться. Что вообще такого я сделал? Подумаешь! У нас в компании уже почти все, а я что? Хуже? Да девчонки сами вешаются, только бери. Ну, я и взял.

Олесе хочется ударить сына, чтобы он замолчал. Слишком ей такое потребительское отношение напоминает собственные ошибки. Ведь совсем недавно она была по другую сторону баррикады. Какие же бабы дуры! И возраст не важен. Олеся сжимает кулаки, чтобы не натворить дел. Не простит. Ни он, ни она сама. Будет жалеть о содеянном. Нельзя. Не метод. Нет. Господи, сколько же этих "не"!

— Так, а следующий шаг какой будет? Наркотики? Просто ты уже много чего попробовал. И, судя по всему, понравилось, не жалеешь. А потом что? Уход из дома? Или, может быть, сразу шаг с крыши? Чего мне от тебя еще ждать!? Скажи!

Ее не красит эта истерика, но остановиться нет сил. Пашка сметает со стола учебники и тетради, скидывает в рюкзак и шагает в коридор.

— Я у Сашки переночую. Поговорим, когда ты успокоишься.

Олеся смотрит на захлопнувшуюся дверь. До сих пор звон в ушах. Она не пытается догнать и остановить сына. Ей слишком плохо, чтобы сделать это. Придя в кухню, она выключает плиту (кому нужен этот ужин?), запивает таблетки стаканом воды и возвращается в комнату. Раздевается и ложится. Закрывает глаза. Стирает слезы холодными пальцами. Противно из-за своего поведения. Страшно за сына. Больно от того, что нет доверия. Ведь было. Куда исчезло? Почему он не рассказал? Она бы поняла. Или нет? Наверно, смирилась бы, ведь нельзя держать его рядом с собой всегда, неправильно это. Но сейчас она еще не готова к тому, чтобы признать Пашку взрослым. Только не сейчас.

На экране телефона цифры приближаются к трем. Сон, а точнее — нечто схожее, но зыбкое, накатывает морским прибоем. Олеся не выдерживает, шлет сообщение с вопросительным знаком. Их с сыном обозначение: как ты? Ответ приходит почти сразу: «Спал, еще злишься?» Олеся копается в своих эмоциях. Долго и мучительно, чтобы понять со стопроцентной гарантией. Нет, обида ушла, оставив след разочарования и капельку грусти. Пишет: «Возвращайся домой». Пашка отвечает: «Утром, перед школой».

Ей кажется, что она эгоистка и думает только о себе и своих чувствах, забывая о том, что сын — отдельная личность. То, что сегодня произошло, все равно бы случилось рано или поздно. И пусть так: дома, с презервативом, трезвым, чем неизвестно где и с кем. Заснуть удается к пяти. Почти утром. Новый день грозит быть непростым.

***

Такое ощущение, что это не спуск в подземку, а провал в бездну. Бессонная ночь и утренний разговор по душам с Пашкой вымотали и без того истощенный организм. Как отработать день?

— И вот я ей говорю… — Елена прерывается, увидев лицо вошедшей в парикмахерскую Олеси. — Для кого-то утро добрым не было…

Та отрицательно кивает головой и молча снимает пальто, пить ли ещё одну чашку кофе или нет — вопрос даже не стоит.

— Что случилось? — Света внимательно вглядывается в лицо подруги.

— Пашка, — коротко отвечает та и выдавливает из себя улыбку. На оскал похожую. Чашка греет руки. В кухне только они вдвоем. Никого больше не хочется видеть.

— Может, я с ним поговорю? Когда у него игра? Я приду. Или лучше Слава? Пусть он — мой муж, но, как мужчина, сможет донести какие-то вещи.

Олеся глотает тёмный напиток, кисловатый, такой горячий, что больно горлу, концентрируется на этих ощущениях.

— Приходи. Я буду рада. И Слава пусть приходит. Не ради разговора. Мы уже утром все выяснили. Просто… Тяжело отпускать от себя. Больно. Будто нитка, которая рвется, из нас самих сделана… Прости. Тебе не понять, наверное…

Светлана опускает глаза. Нет, ей не знакомо это чувство. Однако она прекрасно понимает страх одиночества. Воспоминание о его могильном холоде до встречи со Славой маячит на дне памяти.

— Что натворил-то?

— С девочкой… То есть уже не девочкой. Короче, ты поняла. Сказал, что только для имиджа, да из любопытства. Повторять пока не планирует, но кто знает… — Олеся пожимает плечами и допивает кофе одним глотком. Осадок на языке противный. Надо собраться. Пора работать, улыбаться клиентам, играть.

***

— Остыла? — Санек откусывает пирожок с мясом. Школьная столовая заполнена учениками примерно наполовину. Перемена началась недавно.

— Угу. Спасибо, что приютил. Я давно ее такой не видел. Думал, на улице придется ночевать. И из-за чего взбесилась-то? Ерунда ведь! Не узнала бы даже, если бы не резинка в мусорке.

Сашка ржет:

— Только ты мог так нелепо попасться. Ладно. Главное, что все обошлось.

Мимо столика, где сидят мальчишки, проходит Алена, улыбается, глядя на Войтовича, кокетливо заправляет прядь волос за ухо.

— Привет.

Пашка кивает и продолжает обсуждать с другом задание по географии. Алена уходит, только сейчас осознавая, что продолжения истории не будет.

— Я сочинил на уроке. Хочешь послушать? — Пашка расправляет мятый листок на коленях.

— Ну…

Пашка тихо, чтобы не слышали учителя за соседним столиком, начинает читать:

— Позвал девку домой, там хавка и кровать,

А главное, до вечера к нам не приедет мать.

Уроки не для нас, есть дело поважней,

Мне лишь бы без последствий — болезней и детей.

Раздел ее и сам одежду свою снял,

Девчонку уложил, собой ее примял.

Мне было хорошо, зажегся интерес,

Имел ее по-разному, с оттяжкою и без.

Доставила хлопот, пришлось брать денег в долг,

Зато никто не скажет, что я это не смог.

А после пришла мать, и был большой скандал,

Но дело уже сделано, цветочек я сорвал.

Якунин снова ржет на фразе о цветочке:

— Ну, ты, блин, поэт!

Пашка, довольно улыбаясь, возвращается к еде. Он не пишет про то, что утром они с мамой помирились. Это уже не круто. Хотя важно. Он не говорит другу о том, что переживал из-за ссоры. Это по-детски. Он хочет перестать зависеть от мамы, но при этом не знает, как это сделать, не причиняя ей боли.

***

Мирон соглашается на предложение Антона приехать в гости к нему домой. Посидеть за столом с домашней едой и в приятной компании друга, его жены Насти и пятилетнего крестника Захарки — всегда как маленький праздник.

Беседа ведется на повседневные темы, то и дело разговор возвращается к завтрашнему матчу. Это важный шаг не только для детей, но и для них, как организаторов, все должно пройти без проблем.

— Перед самой игрой полчаса для разминки. Пусть посмотрят друг на друга. Раздевалка, к сожалению, только одна, но мне кажется, что это даже пойдет им на пользу. Из детского дома будет два автобуса с игроками, группой поддержки и сотрудниками. Для всех в кафе будут бесплатные напитки и свежая выпечка. Что еще? Если даже пойдет дождь, не страшно, на поле искусственное покрытие, а зрители будут сидеть под козырьком. Если надо — раздадим пледы. Призом за победу будет большой торт, а проигравшие получат капкейки. Думаю, это не хуже, чем торт. Даже удобнее. Я все привезу к началу игры.