Таша (СИ) - Шатохина Тамара - Страница 47

— Без толку, — вздохнула я.

А дальше Мастер опять заговорил по-своему:

— Я вот думаю — пересидеть что ли все это у Славны в лесу? Мне там сильно понравилось, еще когда к тебе ездил — тихо, спокойно. Пережду, когда ты перестанешь метаться туда-сюда, когда в вас обоих это детство перекипит в одном месте… С этой беготней друг от друга, с женским платом с какого-то дива…

— Вы сами говорили! Я приняла взрослое, взвешенное решение, что вам опять не так? Не хочу больше ждать не пойми чего, не хочу плакать из-за него и навязываться не стану. Пускай знает, что не жду!

— Охрана наша сказала, что ты со Стасом ушла. Вот и подумай… вместе, да в женском плате. Что он подумал — для кого ты его надела?

— Подошел бы да спросил, — озлилась я и… запнулась. Не умеет говорить… делает все молчком и как считает нужным… бесит! Права Дарина.

— Что-то будет… — задумчиво проговорил Мастер, — эта ваша общая непробиваемая дурь таки найдет себе выход. Вот только как? Тебя же до дома Стас довел? Ну… это и так понятно.

— Врал мне… что Юрас из веселого дома не вылезает, — призналась я, сгорая от стыда за него.

Мастер пригорюнился тоже, вздохнул.

— Что он еще наговорил и кому? Вот уж от кого не ожидал. Думал, хоть он с головой своей дружит. Плохо… второй-то совсем дурной. Я поговорю с ним завтра, только не было бы поздно.

— Да что такого? О чем вы?

— Все о том же. Уйду я в лес, к Славне. Тихая-тихая баба, будто пыльным мешком прибитая. Слова днями не услышишь… благодать просто. Ходит себе тенью… молчит… благодать. Ты иди — спи. Чего сидишь… просиживаешь не свое место? Зоряна, говоришь, сосватали? Хоть что-то хорошее услышал…

Он ушел, а я все сидела и думала. Пришла со Стасом, сидела рядом, улыбалась ему, плат напялила… ушла тоже с ним. И что? Ему же не нужна? Так что такого, о чем Мастер? И Дарина тоже? Отчего они иначе все видят и думают не так, как я? Почему я не вижу того, что видят они? Мешает обида? Что кому мог сказать Стас, о чем? Что плохо-то? Голова болела от мыслей, которые не хотели собираться в кучу. Потом потекли в другую сторону…

Уходит в поход… может занести снегами… змеи еще эти. Не отдохнувши после ранения, да не поняв меня, да с обидой. Стас не далек от правды — куда оно толкнет его? Ну и пускай! Не нужна и не надо! А он мне нужен? Такой дурной и бестолковый во всем, что касаемо меня, нас с ним? А если вот так — от сегодня и навсегда без него? Я замерла и прислушалась к себе, вживаясь в это… Стало плохо и пусто. Сердце замерло, а потом заполошно трепыхнулось когда живо представила, взглянула туда — вперед, где нет его возле меня, для меня. О чем я думала, надевая плат, так легко отказываясь от него? И я тихонечко и жалобно заскулила, сама не заметила — как. А потом вдруг разозлилась и сердито смахнула слезы. Хочу его себе, как же сильно я хочу! Вот такого — совсем не мудрого и дурного, с его непробиваемой гордостью и глупостью. А у меня для него ее нет — моей гордости. Позовет — побегу за ним. А потом прибью! Чтобы не врал — завоевывать он станет… бахвалился только… с-собака драная! И хоть кто-то же из нас двоих должен быть умнее?

Подхватилась и выскочила к охраннику.

— Будь добр, Сувор, проводи меня в казармы, к Стагмисову. Мне очень нужно, я быстро, подождешь там малое время у двери. Только скажу ему…

— Ночь же… спит уже, наверное.

— Я же не сплю? Вот и ему нечего!

Глава 27

— Юрас! Мастер сказал, что твоя дурь таки найдет выход. И что завтра он может и не успеть с этим. Что, чего доброго, станется что-то плохое. И что это, ты мне не скажешь? — спросила я с ходу.

Стражник остался ждать за дверью, чтобы проводить меня обратно, а я стояла у входа и сверлила взглядом Юраса. Он еще не спал — писал что-то, сидя за столом. И быстро прикрыл рукой исписанный лист, едва увидев меня. Медленно встал, удивленно глядя, вышел из-за стола и стал, опять скрывая за спиной то, что лежало на нем.

— Таша… что ты здесь делаешь? Я глазам своим не верю.

— Будь добр, ответь. Я за то время, что живу вместе с Мастером, научилась верить ему. И если он сказал, что случится плохое, то оно таки и правда — случится. И именно плохое.

Он широко улыбался, сложив руки на груди. Уже успел переодеться, и сейчас на нем были домашние штаны с исподней рубахой.

— О чем ты? Почему это должно случиться что-то плохое? Ничего такого не будет.

А я с радостью присоединилась к этой игре, испытывая новое для меня умение — узнавание лжи. До сегодня никогда я не слышала этих скрежещущих звуков, вылетающих из человеческого рта. Меня никогда не обманывали? Получается, что так. Ложь, ведь это же всегда вынужденный шаг. На нее нужно тратить силы и напрягать разум в стремлении держать человека в неведении того, как обстоят дела на самом деле. Кому и зачем нужно было напрягаться из-за меня? Во-от… А сегодня ложь лилась на меня потоком. И я легко узнавала ее — на-адо же… какое полезное умение.

— Твоя ложь осязаема на слух — она скрипит и скрежещет. Я сегодня просто купаюсь в ней. Вот мне тут сказали, что ты не вылезаешь из веселого дома, — делилась я с ним новостями.

— А мне сказали, что ты повязала свой плат для другого. Но я уже разбираюсь с этим, — он, наверное, нечаянно сдвинулся к столу. Чуть-чуть колыхнулся, но…

— Ты сейчас правдив, — довольно ответила я, — и как же ты с этим разбираешься?

Теперь он подбирал слова очень, крайне осторожно:

— Я встречусь с этим человеком, поговорю с ним, мы вместе… решим все.

— Это не ответ, Юрас, — веселилась я. Я! Веселилась! Мне было легко и как-то особенно хорошо.

— Разреши увидеть твои бумаги? Что в них? Меня допускают даже на государственный совет, если что. Твои тайны так и останутся тайнами — не переживай, — потихоньку двигалась я к столу.

Он шагнул навстречу мне.

— Не нужно. Это просто… распоряжения об имуществе.

— Правда твоя, — подивилась я, — тогда что же еще ты прячешь за своей спиной? Почему боишься, что я увижу это? Так не доверяешь?

— Ты, правда — слышишь ложь? А раньше?

— Наверное, тоже. Просто раньше меня не обманывали. А теперь — вот. У тебя, конечно же, могут быть тайны от меня…

— Я пишу распоряжение об имуществе, которым владею. Такую бумагу всегда готовят и оставляют перед военным походом. Таков порядок.

— Согласна. Это разумно. Но зачем ее так старательно прятать?

— И еще перед вызовом на поединок… — сдался Юрас.

— Ты его уже вызвал, да? Стаса?

— Пишу… письменно.

— Не надо, — выдохнула я, — мы с ним уже поговорили об этом. Он сам не рад.

— Он влез туда, куда не надо, — отрезал он.

— Он влез туда, где было свободно, Юрас. Ничто не говорило о том, что ему туда не надо. Не появлялось рядом со мной, не говорило со мной и даже не смотрело на меня.

И что я наговорила? Но он понял.

— Мне было… плохо тогда.

И это все? Все?! Ладно… Я прошла к столу и все-таки посмотрела — лист бумаги с водяными знаками, но без герба — Стагмисовы не принадлежали к высокой знати. И что тут? Вызов на поединок — время, место, имена тех, кто проследит за порядком. Я спросила его взглядом и разорвала лист. Пополам, потом еще раз.

— Ты же сильнее его в воинском умении. Это честно?

— Ты боишься за него? — скривил губы Юрас, — не переживай — уж Корбат придумал бы что-нибудь… выбор оружия за ним, мы по любому — были бы на равных.

— Спасибо. Я боюсь и за тебя тоже. А этот поединок с твоей стороны ничем не оправдан — ты ведь собрался уехать, так разве тебе не все равно?

— Нет… и я пока никуда не еду.

— А-а, поединок же… или что еще? И когда же ты решил, что пока не едешь?

— Сегодня и решил. И не только поединок… еще — ты.

— Я… не понимаю этого, Юрас. Может, все же объяснишь? Это не то, о чем ты тогда говорил мне, о чем просил. Я зря это сейчас… не с упреками пришла. Но ты сам должен понимать, что после такого… Я уже пойду — пора, меня ждет стражник. А ты не пиши больше этого, я прошу тебя, — мне было уже совсем не весело.