Таша (СИ) - Шатохина Тамара - Страница 40

— Для чего это все, что будет дальше?

— Дальше? А дальше, покормив вами своих идолов, я вознесусь разумом над миром, услышу и увижу все, что захочу. Вы вызвали сюда войско? Не отвечай, я и так это знаю — притянув обрядом неприкаянные души, что были у тебя в услужении. А объединив мощь всех родовых идолов, буду знать и видеть еще больше — где ваше войско, куда движется, что говорит ваш правитель на военном совете? Обойду его стороной, пройду по всему вашему краю. До поры — никаких трофеев, никаких рабов!

Белый город, Крив-город, Роставль, Суяжск, большие поселения, малые… по широкой дуге — до самой Столицы. Ваше войско будет тянуться за мной — растерянное, озадаченное, сломленное утратами и потерями — я выжгу по дороге все живое, уничтожу их семьи… Чувствуя свое бессилие и предчувствуя поражение, они будут преследовать меня, и в это время в спину им ударит вторая половина моего войска.

Столица… в Столице меня ждет она. Красавица с синими глазами и летящими волосами. Она сильна в честном бою — когда глаза в глаза, когда видит врага, может повелевать им, а вот перед предательством и подкупом она бессильна — де-ети… Она даже поможет мне против вашего войска, чтобы спасти их жизни.

Я молчала… Он сам спросил:

— Может, ты хочешь знать — почему мы стоим именно здесь? Любопытная фэ-эйри… Тут Место Силы, здесь случайно напоили первый камень кровью и Силой пленника. Здесь все началось, и начать решающий поход отсюда — хорошая примета, добрый знак.

Он взмахнул рукой и кинул своим людям:

— Выводите остальных… пора.

Подошел к Тарусу и быстро разрезал на нем подштанники, оголив живот до темной поросли внизу, оцарапав кожу и пустив кровь.

— Сегодня смерть будет быстрой.

Потом так же поступил и со мной, распахнув бекешу и разорвав на мне сорочку. Небрежно провел по моим грудям пальцем, указав на несколько маленьких шрамов от растяжек, ласково протянул:

— Ма-ать… Я бы оставил тебя себе, хотя я больше люблю женщин с большой грудью. Но ты нужна здесь, а у меня достаточно красавиц и без тебя, фэйри.

Я тряслась от холода и непривычного чувства полного бессилия. И бережно копила в себе это — страх за близких мне людей, лютую ненависть, ярость за это бессилие, стыд за свое безразличие перед «позором» — я чуяла только холод, даже не омерзение от его касаний… Все это сползало по телу к рукам — для души фэйри были не приемлемы темные чувства. Пальцы уже не просто кололо — руки до локтей разрывало, жгло огнем.

Все это ужасало, туманило, меняло разум, но обострило иные чувства — слух и зрение. Я видела, что Юрас отдышался, но все еще стоит на коленях и локтях, наблюдая из-под рассыпавшихся волос за главным идолом и мною, ни на миг не отводя взгляда.

Видела, что, расступившись в стороны, степняки пропускают мимо себя пленников — они уже показались в просвете толпы, и я поняла, что медлить больше нельзя — если их привяжут к идолам, у меня будут по-настоящему связаны руки.

Их главный тоже немного повернулся и отвел взгляд в ту сторону и тогда я ударила… прижав руки к камню, к которому меня примотали! Серой трухой осыпался мне под ноги гранит, пали на землю веревки, а я сразу вскинула руки к вожаку, даже смогла коснуться его — он стоял совсем рядом со мной. С кончиков пальцев стекало чистое зло, превращая все, до чего дотянулось, в прах. И он тоже осыпался мелкой грязной трухой, а меня пронзил настоящий ужас!

Я вдруг увидела! Перед моими глазами замелькали безумные лица с выпученными глазами и орущими ртами, сизые клубки кишок, черные, светлые, рыжие волосы. Мелькнуло лицо Коня, и я в ужасе возопила: — Сторожи наших!

Над Юрасом уже метались чьи-то призрачные тени и тянулись к нему. Тень Коня накрыла его и прижала к земле. А я шагнула к Тарусу и распылила камень, к которому он был привязан. Новые привиды вырвались на свободу… я слышала женские вопли, мужские крики, вой, рык, похожий на звериный, даже свист стрел, но мне было не до этого.

Я выпускала на свободу МЕСТЬ! И сама орала, как безумная:

— А-а-а…! Свобода-а! Святое право на месть! У нас есть право!! Наше право на ме-есть!

У меня хватило сил почти на всех идолов, оставшихся крушили беснующиеся души, освобожденные из камня. Они множились и множились, и мне казалось даже, что я заметила своего отца — призрачную тень с рыжими волосами и карими глазами.

Что творилось вокруг! Уши заложило от криков, перед моим взором все мелькало и плыло. Тело, исторгнув из себя все зло, стало легким и невесомым, мне казалось, что я сама сейчас поднимусь и взлечу, и стану одно с ними. Я даже подняла руки и потянулась — телом и душой, а меня вдруг грубо дернули, вернув на землю. Я опомнилась, когда поняла, что Тарус тащит меня в сторону, где-то за нами ковыляет Юрас. Шум стихал, удалялся, я дернулась оглянуться, но ведун не давал.

— Ты не понимаешь, Тарус…

— Лучше тебе не видеть этого.

— Я уже видела. Их нужно отпустить домой, нельзя оставить после всего этого. Разжигай огонь!

Ведун стал над телом одного из степняков и с вопросом взглянул на меня.

— Быстрее! — мне было все равно, из чего он запалит костер. — Они разлетятся, как ты не понимаешь?

Вражье тело горело смрадно и грязно, но сильно. Я окинула взглядом бывшую стоянку орды и содрогнулась — все, как в том видении. Развороченные шатры, тела… кровь… мертвые дети. Я отвернулась — помнила их, тыкающих палками в человеческие кишки… Был ли он к тому времени уже мертв? Звереныши, воспитанные зверьми. Они видели это с пеленок, купались в крови несчастных, их учили этому — издевательству над беззащитными пленниками, изысканному набору пыток. Учили нелюди, не достойные жизни на этой земле.

— Я отпускаю вас! Вместе с Силами, разрешившими мне это, я отпускаю вас на ту сторону — к родным и любящим вас. К тем, кто излечит ваши души! Там ждет вас новый дом, в котором готово место для вас, воины. Отпускаю к новой счастливой и долгой жизни! К возрождению! Уходите, теперь вы свободны!

Схватила клок своих волос и хотела срезать, искала глазами лезвие, но над костром уже простерлась рука ведуна, истекающая кровью. Она щедро лилась с ладони и громко шипела в огне, который ласкал и обнимал его кровоточащую руку. Потихоньку вокруг стало тихо и пусто, а я вдруг вспомнила:

— А пленники?! Где они?

— Там, — показал Тарус в небо, вытирая от крови руку с закрывшейся уже раной. — Ты только что отпустила их. Не вини себя, ты и не могла… это просто чудо, что мы спаслись возле тебя.

— Ко-онь! Конюшка-а! — позвала я настоящего их спасителя и не услышала ответа. Повернулась к ведуну и спросила: — Это что — все?

— Не знаю, — сказал ведун, укутывая меня, застегивая распахнутую бекешу.

— Ушел — значит так нужно. Значит, уже можно было. Ты что — хотела держать его силком? Не хотела… Нужно найти нам обувку, одежду — у тебя посинели ноги, Таша. Ты разве не видишь? — протянул он руку и подал мне на раскрытой ладони мохнатый тающий комочек. — Это снежинки… пошел первый снег…

Глава 24

Это не было похоже на первый снег… Видела я первый… Утром встанешь, а на земле длинными языками, белыми потеками — сухая снежная крошка. Колючая… Только и того, что холодная да белая.

Или иначе — сырой белый покров, такой тонкий, что под ним угадывается каждый бугорок и травинка. Этот истаивал сразу же, как только переставал падать с неба. Но все одно — после долгой осенней слякоти любой снег был праздником. А уж такой, как нынче… целые комки слипшихся снежинок, тихо опускающихся с сизых туч безо всякого ветра. Любоваться бы ими, ловить руками, хватать губами холодный белый пух…

А перед глазами стоит, как тихо покрывает он тела в степи у нас за спинами, как хоронит под собой выпученные в страхе глаза… раскинутые детские ручки…

Кто бы да рассказал мне раньше — как же страшны… как почти невыносимы муки совести! Как эта мука гнилыми зубами пережевывает душу, не давая покоя, не давая забыть, уснуть… положить кусок в рот.