Убегающий след сопряженных миров. Ландора (СИ) - Тишина Ольга - Страница 9

— Но как ты тогда рассчитываешь вернуться? И зачем полетел в Европу?

— Наши ученые проводили совместные исследования с Копенгагенским университетом. И я очень надеюсь, что один из этих исследователей еще жив. Я хорошо знаком с его внуком и рассчитываю на помощь с его стороны.

Мне почему-то становится грустно. Наконец, как мне показалось, я встретила «того Самого». Только он, увы, мной не очарован. Он отчаянно хочет вернуться. А может быть, там, его кто-то так же отчаянно ждет? Я решаю сменить тему:

— Ратмир, как ты думаешь, что произошло с цепеллином?

— Нас сбили. Или мы с чем-то столкнулись, — чуть подумав, добавил он.

Тяжело вздыхаю.

— Устала?

Я соглашаюсь.

— Пошли спать. Будем завтра решать, что делать.

Палатка одноместная и хочешь, не хочешь, а нам приходится соприкасаться. К тому же прохладно. Мужчина бесцеремонно обнимает меня и прижимает спиной к себе. Я не сопротивляюсь.

— Вот и мы с тобой, сейчас, как наши два мира, сопряжены.

Я молчу, прислушиваясь к биению его сердца. Ощущаю горячее дыхание, тепло, исходящее от его тела, его запах и наверно, сейчас, совершу самую большую глупость в своей жизни. Я поворачиваюсь к нему лицом.

— Поцелуй меня.

Мое желание исполняется. Теплые и мягкие губы, нежно и осторожно касаются моих. Голова немного кружится.

— Ты дрожишь вся, — шепчут мне эти губы и сильные руки еще крепче прижимают к себе.

— Спасибо, что спас меня. Если бы не ты….

— Ты же не бросила меня. Тогда.

— Из-за меня ты сейчас здесь.

— А ты из-за меня. Спи. Утро вечера мудренее.

И он прав.

***

Рано утром, наскоро перекусив и, упаковав все вещи, решили сходить к цепеллину.

— Давай все же сначала точно определимся, где мы, — Ратмир выуживает откуда-то (хотя я догадываюсь, откуда) электронную карту и разворачивает ее прямо на траве. Объемное голографическое изображение четкое, очень подробное и напоминает искусно сделанный макет Карты Мира, виденный мною в географическом музее, еще в школьные годы. Моря и океаны, горы и равнины, материки и острова, все как на ладони.

— Сейчас подключится к спутнику, и посмотрим.

Я с любопытством рассматриваю Карту: такие знакомые очертания материков, в ореоле синевы океанов. Неожиданно, в одном месте возникла красная точка. Она пульсирует, словно отбивая ритм чьего-то сердца.

— Вот и мы, — комментирует мужчина, склонившись над голографией. В левом нижнем углу появилась панель, тоже виртуальная. Мой спутник, похоже, неплохо владеет этим виджетом. Его пальцы с легкостью пробегаются по панели, вбивая какие-то данные. Карта меняется. Теперь она показывает лишь определенный район суши. Крупная синяя точка, слева от пульсирующей красной, означает Анкару, наш перевалочный пункт, до которого мы так и не добрались.

— Мы не далеко от Калейбара. Это пять километров на северо-восток — мужчина показывает рукой направление. — К сожалению, неизвестно есть ли там люди. — Он вносит еще координаты, потом показывает мне на карте:

— А вот здесь должен находиться древний Замок-крепость. Но он нам не по пути, хотя и совсем рядом, — мужчина сверил какие-то данные и уверенно показал в сторону Солнца. Я смотрю туда же. Солнце слепит глаза, и рассмотреть что-либо сейчас не представлялось возможным.

— Здесь проходила граница Турции и Ирана, — Ратмир провел предполагаемую линию, — но, до нее, самостоятельно добраться проблематично. Мы не знаем местности, и проложить точный, безопасный маршрут не сможем. Смотри, — он вновь провел пальцем, — на юго-запад, в 170 километрах от нас, находился город Ахар. А чуть дальше, Тебриз. До него, от Ахара, еще около ста километров. Тебриз был крупнейшим городом Ирака, до Катастрофы. Есть большая вероятность, что он и сейчас населен.

— Да, — я подтверждаю его предположения. — Тебриз столица Персии.

— Даже так! — не то удивляется, не то иронизирует мой спутник. — Вон оно че, Михалыч!

Иногда я совершенно не понимаю, что имеет в виду Ратмир. При чем здесь какой-то, Михалыч?

— У нас с ними торговое соглашение, — поясняю я.

— Ну и прекрасно, значит, есть вероятность, что нам помогут, — заключает он.

***

Останки летающей машины видны издалека. Они кажутся чем-то совершенно инородным на фоне прекрасного природного ландшафта, раскинувшегося на многие километры вокруг. Легкий ветерок доносит запахи гари.

— Смотри, там, кажется, кто-то есть! — я показываю рукой Ратмиру на двигающиеся между разломанными частями цепеллина фигуры. — Все-таки кто-то выжил!

Мы убыстряем шаг, но нахлынувшая было радость, сменятся настороженностью. Это чужие, и я понимаю это так же четко, как и Ратмир, рука которого, сжав мою ладонь, напряглась, Нас тоже заметили. Неизвестные ощетинились оружием. Мне это не нравится. Совсем не нравится. Бежать глупо и мы просто стоим и смотрим, как дюжина людей приближается к нам. Все они мужчины, одетые в длинные, до колен рубахи песочного и коричневого цвета и широкие шаровары, заправленные в сапоги или высокие зашнурованные ботинки. На некоторых кожаные жилеты, с орнаментальными вышивками и разноцветными вставками. Головы покрыты платками или чалмами. Лица их бородаты, усаты и загорелы. Они окружают нас. У каждого в руках оружие — винтовки, автоматы. На поясе длинные и короткие ножны. Один из них, высокий, поджарый мужчина, явно одетый богаче других, бросает свой автомат рядом стоящему бородачу, вынимает из ножен стальной клинок и неспешно идет в нашу сторону.

— Что бы ни было, не дергайся, — шепчет мне Ратмир.

Мужик подходит к нам на расстояние полутора метра. Глаза его холодные, цепкие, смотрят оценивающе. У меня по спине бежит холодок, хотя на улице довольно жарко и солнце припекает голову. Он не спеша поднимает свою саблю, сверкнувшую отполированной сталью. Кончик ее упирается мне в подбородок:

— Ия лан мин джамал, — гортанно произносит он.

Сабля давит на горло, и я под этим давлением задираю голову. Мужик цокает языком и качает головой.

Мягко, без резких движений, но настойчиво, Ратмир отодвигает саблю от моего горла:

— Не надо так делать, брат-человек. Она ведь женщина. Не хорошо это.

Мужик свирипеет:

— Акхраж, — громко рявкает он, и сразу несколько человек срывается с места. Нас с Ратмиром пытаются растащить. Меня держат двое, заломив руки. Ратмир сопротивляется. Он неплохо дерется и двое бородачей уже лежат на земле. Но их слишком много и у них оружие. Кажется те, кто держит меня, немного отвлеклись на схватку и я этим пользуюсь. Бью наверняка, в солнечное сплетение, чтобы дух выбить из этих гадов. Получается только с одним, второй оказался проворнее. Мы кружим. Он скалит зубы. Похоже для него это игра. Звук выстрела отвлекает меня. Краем глаза вижу, как замертво падает Ратмир. Я кричу, разрывая легкие напополам. Удар и тьма.

глава 3

В детстве, я, как и все дети, обожала качели, катаясь, порой на них, до тошнотиков и головокружения. Мне нравилось взлетать высоко-высоко, когда небо кидается тебе на встречу, а потом убегает от тебя. И вот, в поле зрения попадают лица твоих друзей, с нетерпением ждущие своей очереди, а ты вновь взлетаешь, не думая ни о чем, наслаждаясь счастьем полета и секундами невесомости.

В этот раз, качели были какие-то неправильные. Я лежала на них почему-то вниз головой и видна мне была лишь земля, а не небо. Переход из небытия в реальность происходил постепенно. Сначала я услышала монотонные звуки поскрипывания, потом в нос ударил резкий мускусный запах. Мерный стук, поскрипывания и покачивания. Я, кажется, передвигаюсь. И похоже верхом на животном. Шевелиться не могу, я во что-то крепко завернута. Руки и ноги затекли и плохо чувствуются. Совершенно не понимаю, что происходит. Слышу чей-то крик, потом еще и еще. Наконец остановка. Меня снимают с животного, тащат куда-то и бесцеремонно бросают на землю. В горле саднит, ужасно хочется пить. Кто-то снова прикасается ко мне, усаживает, развязывает веревки и стаскивает с меня покрывало. Перед глазами бородатое лицо. Черные глаза смотрят жестко. Я все вспоминаю, и на глаза наворачиваются слезы. Человек не обращает на них никакого внимания. Он подносит к моим губам кружку и наклоняет. Вода льется по подбородку мне на грудь. Я ловлю ее ртом, понимая, что могут больше и не дать. Руки связаны за спиной, и я чувствую себя совершенно беспомощной перед этим страшным человеком. Он что-то зло цедит сквозь зубы, я ни черта не понимаю.